— О! — задохнулась бедная Аня, словно на нее вылили ушат ледяной воды.
— И ты выиграла двадцать пять долларов! — продолжила Диана с торжеством. — А «Канадская женщина», как я слышала от Присиллы, платит только пять долларов за рассказ!
Аня дрожащими пальцами протянула подруге ненавистный розовый чек.
— Я не могу взять его: он твой по праву, Диана. Ты послала рассказ и внесла исправления. Я… я, конечно, никогда не послала бы его. Так что ты должна взять чек.
— Тут уж я сама разберусь, — возразила Диана. — То, что я сделала, было совсем нетрудно. Мне достаточно чести быть подругой победительницы… Ну, мне пора. Мне надо было бежать с почты прямо домой, так как у нас гости. Но я просто не могла не зайти и не узнать новости. Я так рада за тебя, Аня!
Аня вдруг наклонилась, обняла Диану и поцеловала ее в щеку.
— Я думаю, Диана, что ты самый лучший и верный друг на свете. — Голос Ани чуть дрогнул. — И, уверяю тебя, я ценю те побуждения, из которых ты это сделала.
Диана, довольная и смущенная, удалилась, а бедная Аня, бросив невинный чек в ящик комода так, словно это была плата не автору рассказа, а наемному убийце, упала на постель, проливая слезы стыда и оскорбленных чувств. Ей никогда не смыть с себя этот позор… никогда!
Ближе к вечеру в Зеленых Мезонинах появился Гилберт, горящий нетерпением поздравить ее, так как до этого он заходил в Садовый Склон, где и услышал от Дианы радостную новость. Но слова поздравления замерли у него на устах при виде Аниного лица.
— В чем дело, Аня? Я ожидал найти тебя сияющей от радости. Победа на конкурсе компании «Роллингз»! Браво!
— О, Гилберт, от тебя я этого не ожидала, — взмолилась Аня тоном, в котором слышалось «И ты, Брут!»[42]. — Я думала, что уж ты-то поймешь! Разве ты не видишь, как это ужасно?
— Должен признаться, что не вижу. Что тут не так?
— Все, — простонала Аня. — У меня такое чувство, словно я опозорена навеки. Как ты думаешь, что почувствует мать, если увидит своего ребенка с вытатуированной на нем рекламой пекарского порошка? У меня именно такое чувство. Я с любовью писала мой бедный рассказ, я вложила в свой труд все, что есть лучшего во мне. И это кощунство — низвести его до рекламы пекарского порошка. Разве ты не помнишь, что говорил нам так часто на лекциях по литературе в учительской семинарии профессор Гамильтон? Он говорил, что мы не должны писать ни слова из низких или недостойных побуждений, мы должны всегда твердо держаться самых высоких идеалов. Что он подумает, когда услышит, что я написала рассказ, чтобы разрекламировать порошок компании «Роллингз»? А когда эта новость разойдется по Редмонду! Подумай, как меня будут дразнить и как смеяться надо мной!
— Ничего такого не будет, — сказал Гилберт, с тревогой размышляя, не о мнении ли того проклятого третьекурсника беспокоится Аня. — Все в Редмонде будут думать то же, что я. Сочтут, что ты, подобно девяти из каждого десятка студентов, не слишком обремененная мирским богатством, выбрала этот способ, чтобы честно заработать на расходы в новом учебном году. Я не вижу в этом ничего низкого или недостойного, да и смешного, признаться, тоже. Всякий, без сомнения, предпочел бы создавать литературные шедевры, но пока надо еще платить за пансион и учебу.
Это здравое и приземленное суждение о деле несколько ободрило Аню. По крайней мере, оно помогло ей избавиться от страха, что она станет предметом насмешек, но более глубокая рана — сознание того, что поруганы высшие идеалы, — все же осталась.
Глава 16
Достигнутая гармония
— Это самое домашнее место, какое я когда-либо видела. Оно даже более домашнее, чем родной дом, — заверила Филиппа Гордон, обводя все вокруг восхищенным взглядом. Все они собрались в сумерки в большой гостиной Домика Патти: Аня, Присилла, Фил, Стелла, тетя Джеймсина, Гог и Магог и три кошки — Паленый, Джозеф и Сара. Отсветы пламени камина танцевали на стенах, кошки мурлыкали, оранжерейные хризантемы в огромной вазе, присланные Филиппе одной из жертв ее чар, сияли в золотистом полумраке, словно множество кремовых лун.
Прошло три недели с тех пор, как они начали считать, что окончательно устроились на новом месте, и теперь уже никто из них не сомневался, что эксперимент окажется удачным. Первые две недели после возвращения в Кингспорт прошли в приятных хлопотах и волнениях: нужно было разместить дорогие сердцу мелочи, привезенные из дома, наладить маленькое хозяйство, приспособиться друг к другу и преодолеть различия во мнениях.
Аня не слишком печалилась, покидая Авонлею. Последние дни каникул не были приятными. Ее рассказ, получивший приз на конкурсе компании «Роллингз», был опубликован в местных газетах, а мистер Уильям Блэр держал на прилавке в своем магазине огромную стопу розовых, зеленых и желтых брошюр с этим произведением и вручал по одной каждому покупателю. Целую пачку он бесплатно послал Ане, которая поспешила сжечь ее в кухонной плите. Впрочем, испытываемое ею чувство унижения было следствием лишь ее собственных воззрений, поскольку, по мнению жителей Авонлеи, то, что она завоевала приз, было просто замечательно. Ее многочисленные друзья взирали на нее с искренним восхищением, а немногочисленные враги — с завистью и притворным пренебрежением. Джози Пай выразила предположение, что Аня Ширли просто списала откуда-то этот рассказ; она, Джози, уверена, что помнит, как читала его в какой-то газете несколько лет назад. Слоаны — они уже выяснили или, быть может, догадались, что Чарли «получил отказ», — говорили, что, по их мнению, особенно гордиться тут нечем: любой мог бы написать такое, если б попытался. Тетка Атосса сообщила Ане о том, как ей было неприятно услышать, что та взялась «строчить романы», — никто из родившихся и выросших в Авонлее никогда ничего подобного не сделал бы. Вот что получается, когда на воспитание берут сирот неизвестно откуда и неизвестно от каких родителей. Даже миссис Рейчел Линд пребывала в мрачных сомнениях относительно того, прилично ли писать художественные произведения, хотя чек на двадцать пять долларов почти примирил ее с тем, что произошло.
— Совершенно поразительно, скажу я вам, что за такие выдумки столько платят! — заявила она отчасти с гордостью за Аню, отчасти осуждающе.
Неудивительно, что Аня вздохнула с облегчением, когда пришло время уезжать. И было очень приятно снова оказаться в Редмонде — теперь уже в качестве умудренной опытом второкурсницы, приветствующей множество друзей в веселый день начала занятий. Здесь были Прис и Стелла, и Гилберт, и Чарли Слоан, с видом более важным, чем когда-либо напускал на себя второкурсник, и Фил, со все еще неразрешенным вопросом Алека и Алонзо, и Муди Спурджен Макферсон. С тех пор как Муди Спурджен закончил учительскую семинарию, он постоянно преподавал в школе, но теперь мать решила, что ему пора отказаться от этого занятия и обратить все свое внимание на подготовку к профессии священника. Однако бедному Муди Спурджену чрезвычайно не повезло в самом начале его университетской жизни. Пять или шесть безжалостных второкурсников, которые были среди его товарищей по пансиону, налетели на него однажды ночью и обрили ему полголовы. В таком вот виде и пришлось ходить злополучному Муди, пока у него снова не отросли волосы. Он с горечью говорил Ане, что бывают моменты, когда он сомневается, действительно ли его призвание — быть священником.
Тетя Джеймсина прибыла только после того, как девушки приготовили все в Домике Патти к ее приезду. Ключ от дома мисс Патти прислала Ане вместе с письмом, в котором сообщала, что Гог и Магог упакованы в коробки и стоят под кроватью в комнате для гостей, но их можно достать оттуда, когда потребуется. В постскриптуме она выражала надежду, что, развешивая на стенах привезенные с собой картинки, девушки проявят благоразумие: гостиная была оклеена новыми обоями всего лишь пять лет назад, и не хотелось бы, чтобы в них появилось больше дырок, чем это абсолютно необходимо. В остальном мисс Патти всецело полагалась на Аню.
Как радовались девушки, устраиваясь в своем новом гнездышке! Это было, как сказала Фил, почти то же самое, что выйти замуж: можно получить все удовольствия от устройства собственного дома и к тому же без такого источника беспокойства, как супруг. Каждая из них захватила с собой что-нибудь, чтобы украсить или сделать более удобным маленький домик. Прис, Фил и Стелла привезли великое множество безделушек и картинок и развешивали на стенах все, что хотели, руководствуясь при этом лишь собственным вкусом, — в безрассудном непочтении к новым обоям мисс Патти.
— Мы замажем все дырки воском, когда будем уезжать, дорогая, и она ничего не узнает, — беспечно отвечали они протестующей Ане. —
