— А я сплю очень спокойно, — рассмеялась Галина Ивановна.
Потом она стала собирать наши листочки, так как прозвенел звонок, и сказала, что за прошедшие три четверти мы очень повзрослели, и что уже очень скоро нас будут принимать в пионеры, и она не сомневается, что к этому торжественному дню мы хорошо подготовимся.
— Я на вас надеюсь! — закончила Галина Ивановна.
— Надейтесь! — закричали мы хором.
* * *
Каникулы!
Весенние каникулы!
Спи сколько угодно! Но я встаю. И звоню Севке. Если Байкина не разбудить, то он и к ужину не проснётся.
Дел у звёздочки полно. Готовим в детском саду «Лисичка» праздник — новоселье. И хотя никто не назначал Люську главной, но все слушаются её советов и выполняют каждое слово. А как иначе?! Больше Люськи в этом деле никто знать не может.
— Завтра, — приказывает Удалова, обращаясь к каждому отдельно, — ты, Саня, принеси цветную бумагу. Ты, Тата, белые листы. Карандаши захватишь ты, Поликарпов. А ты, Байкин, тащи клей и ножницы. Мы с Майкой принесём краски.
Всем нравится Люськина чёткость.
— И прошу помнить, что вы взрослые люди, а они — малыши.
Она останавливает взгляд на Севке и учительским голосом спрашивает:
— Всё понял, Байкин?
— Всё, — рапортует Севка.
И мне начинает казаться, что независимый Байкин вроде бы побаивается Люську.
А может, даже он её теперь уважает.
* * *
Пока в «Лисичке» стучат молотки Василия Ивановича, Юрия Петровича и моего папы, пока туда завозят новую мебель, наша звёздочка занимается со старшей группой: клеим флажки, вырезаем картинки, красим.
Люська прохаживается между столами, проверяет сделанное.
— Не худо, Байкин! — похваливает она. — Погляди, Майка, а что делает у тебя этот рыжий?!
Все отрываются от работы.
Оказывается, малыш облизал кисточку и теперь сидит с синими губами. Чучело, а не рыжий!
— Я не рыжий! — обижается рыжий.
— Какой же ты?! — спрашивает Люська. — Если не рыжий, то красный. Такого редко встретишь!
— Я чёрный! — отвечает рыжий, и веснушки на его носу словно прыгают от счастливого смеха.
— Нет, ты синий, — уточняет Люська и подносит маленькое собственное зеркальце к его лицу.
Само собой выходит так, что мы все обращаемся к Люське, стараясь заслужить одобрение.
— Люся, а так можно клеить?
— Нет, нет, — останавливает она. — Накладывай поперёк, а ты — вдоль.
— Люся, достаточно?
Она оценивает работу:
— Пожалуй, прибавь в уголок красный кружочек…
— Так?
— Теперь другое дело!
Удивительно, сколько у Люськи вкуса! Как много она понимает!
Юлька Поликарпова сидит тихо, красит. Вижу, и она поднимает руку, и Юльке нужен совет.
— Люся, — спрашивает Юлька. — А у комара джинсы какого цвета?
— Комар девочка или мальчик?
Юлька решает:
— Мальчик.
— Крась синим, — говорит Люська.
— А у меня девочка, — кричит рыжий.
— Рисуй брючки из коричневого вельвета, а свитер — двухцветный, это модно.
Юлька и рыжий всё охотно исполняют.
Комары у них моднющие, как наш главный модельер Удалова Люська.
* * *
Дел прибавляется с каждым днём. Готовимся к концерту Татки Бойцовой.
— Что за артист без афиши?! — спохватывается Байкин.
Я соглашаюсь.
— Надо бы объявить получше! Татка у нас заслужила… Конечно, фамилию, имя, инструмент, на котором играет. Так всегда пишут, — перечислял я. — И программу.
Байкин тут же предлагает своё:
— А в конце, мелким шрифтом: «чай с пирогами».
— Но если пирогов не будет? — сомневаюсь я.
— Обязательно будут, — утверждает Байкин. — Помнишь, Полина Герасимовна обещала?
* * *
На следующий день афиша была готова. Байкин расхаживал гордый, пока Василий Иванович прикнопывал объявление к стенке. Заранее об афише не знал никто из наших, даже Люська и Татка.
ВЕЧЕР МУЗЫКИ!!!
НАТАЛЬЯ БОЙЦОВА
виолончель
После концерта
чай с пирогами
Администрация
В центре просторного зала вспыхнула люстра, превратив комнату детского сада в театр. Для маленьких поставили пару рядов маленьких стульев, большим сзади — большие.
Выкатили удобное кресло для Татки.
На стенах — флажки и рисунки, это всё наша работа.
В шесть вечера гости были уже в сборе. Включили всё электричество, даже настольные лампы, одну для Татки поставили на рояль.
Наша звёздочка и родители сели в конце зала, за малышами.
Василий Иванович сегодня был какой-то особенный. В чёрном костюме, в белой рубашке и галстуке с зелёными полосками. Сидел он торжественный и молчаливый.
Объявлять назначили Севку.
Байкин вышел, по-хозяйски оглядел зрителей, подвинул кресло для Татки, кивнул Зинаиде Сергеевне, сидевшей у рояля, что он, Байкин, готов. И крикнул:
— Выступа-ает заслуженная артистка третьего «а» класса На-та-алья Бойцо-ова!
Раздались дружные аплодисменты. Но Севка ждал, не уходил со сцены.
— Виолончель! — продолжал он. — Композитор Рахманинов. Аккомпанирует Зинаида Сергеевна.
Аплодисменты повторились.
Севка сел рядом со мной.
И тут вышла Татка! Я едва узнал её. Татка была в потрясающем платье с кружевами, в косах банты — такой красивой её никто никогда в классе не видел!
— Вологодские кружева! — подтолкнула меня Люська. — Суперкласс!
Я не ответил Удаловой, Люська есть Люська, её не исправишь!
Тем временем Татка поставила виолончель перед собой, села и совершенно исчезла за огромным своим инструментом. Впереди появился смычок, пальцы захватили тонкую деку. На секунду смычок коснулся струны. И всё стихло.
И зал словно бы наполнили чистые и прекрасные звуки!
Я вспомнил, как Севка советовал слушать музыку с закрытыми глазами. Звуки, утверждал Севка и даже готов был со мной об этом поспорить, могут сами вызывать в воображении неожиданные картины. «Целое кино можно увидеть, если слушать музыку!» — говорит Севка.
Но закрывать глаза я не решался. Вдруг уснёшь раньше, чем такие картины возникнут, да ещё вовремя не проснёшься?!
Впрочем, сегодня, я видел, никто засыпать не собирался.
Мама слушала Татку очень серьёзно. Папа и Юрий Петрович даже подались вперёд. Ясно, музыка нравилась обоим.
Вздохнула Екатерина Константиновна Байкина, возможно, она вспомнила своё боевое прошлое.
Отчего-то кивнул, а затем пожал дважды плечами грустный дедушка Фешин. Но кто может знать, какие заботы и мысли вспыхивают в голове администратора театра под волшебные Таткины звуки?!
Потом я перестал замечать людей. Куда-то исчезли папа, мама, Севка и Люська. Мне стало легко и свободно. Показалось, что я бегу по школьному стадиону, постепенно обгоняю ребят своего класса, рву ленточку финиша. Слышу мощные аплодисменты. «Сейчас меня похвалит сам Евгений Павлович!» — думаю я и тогда понимаю, что аплодируют совсем не мне, а Татке.
А вокруг такие радостные, совершенно счастливые лица. Юрий Петрович смеётся, жмёт руку Таткиной бабушке, что-то доброе говорит ей. Мама стоит около Татки, обнимает её за плечи. А в это время Зинаида Сергеевна пытается Татку отобрать у моей мамы и тоже обнять покрепче. Настроение у всех такое, что если бы Барсик и Мотька заглянули в зал, то они обязательно бы помирились.
А Полина Герасимовна вдруг признаётся, что Василий Иванович в последнее время стал такой хороший, что она от счастья и ног не чует. «Так и летаю от плиты к плите на своей кухне, — говорит она. — А благодарностями просто засыпали всю нашу книгу жалоб!»
Василий Иванович застенчиво машет рукой и бурчит:
— Да будет тебе хвастаться, Поля. Прочти лучше стихи, которые тебе пишут посетители в книгу…
— Прочтите, прочтите! — умоляют гости.
Полина Герасимовна краснеет, но её выручает Юлька.
— Я помню! — кричит она и читает:
Спасибо Поликарповой Полине,
Таких котлет я не едал доныне!
Все смеются и аплодируют Юльке, а мой папа обещает обязательно пообедать в столовой Полины Герасимовны.
— Милости просим! — приглашает она всех. — А пока отведайте пирогов здесь!..
Севка подмигивает мне, я — Севке.
* * *
На улице все долго не могут распрощаться друг с другом. Ещё бы! Распрощаться — это закончить праздник. Продолжаю слышать «спасибо», «прекрасно», «какая Таточка умница!», «какие молодцы вы, ребята!».
Мы скромно принимаем поздравления, в конце концов, какая у нас особая заслуга?!
И тут Василий Иваныч неожиданно восклицает:
— Дорогие родители! Я хотел бы на завтра пригласить мужскую половину звёздочки в нашу замечательную образцовую баню, поверьте, это тоже будет полезное для их здоровья дело…
