— Уехали, — глухо сказал Гвоздь.
— Куда?
— Не знаю. — Гвоздь, вроде, хотел улыбнуться, но скривился от боли. — О них больше не спрашивайте.
— Понятно, — сказал дядя Коля. — Где ворованные вещи?
Гвоздь кивнул в темноту.
Посветили туда фонариками. Вещи были аккуратно сложены.
— Так… — задумчиво сказал Пётр Семенович. — Почему же с ними не уехал? Гвоздь промолчал.
— Это дружки тебя разукрасили? — хохотнул милиционер Миша.
— А ты молчи, паскуда, — спокойно сказал Гвоздь.
— Не пререкаться! — заорал милиционер Миша.
— Прекратите, — поморщился Петр Семенович. — Ушли… Куда? Где искать?
У Вити кровь жаром ударила в голову.
— Я знаю, где прячется Пузырь! — сказал он не своим, тонким голосом. Стало тихо.
— Что ты болтаешь, Витя? — испуганно сказал папа.
Гвоздь поднял голову и тяжело, с любопытством посмотрел на Витю. И его избитое лицо странно задергалось. Кажется, он только сейчас узнал Витю.
Петр Семенович и дядя Коля переглянулись.
— Где? — нагнулся к Вите Петр Семенович.
— Надо в город ехать! Я сейчас. Только кеды надену!
И Витя, не разбирая дороги, побежал к Птахе, к тому месту, где был причален «Альбатрос». Лодка оказалась на месте.
…Скоро по проселочной дороге, поднимая шлейф пыли, на предельной скорости мчался «газик». В нем, кроме шофера, были Петр Семенович, дядя Коля, Витя и его папа.
Начало светать, за окнами обозначилась прыгающая линия горизонта.
23. Тайное да будет явным
«Газик» вырвался на шоссе и полетел к городу.
Да, Витя Сметанин рассказал о тайнике Репы и Пузыря. Он не мог объяснить, почему, но у Вити была полная уверенность, что сейчас Пузырь скрывается там.
— Тайник, тайник… — бормотал Петр Семенович, о чем-то напряженно думая. А дядя Коля сказал:
— Тайное да будет явным.
И тут Витя вспомнил Репу, его слова о том, что от Пузыря пощады не жди.
«Нет, нет, не в Пузыре дело, — смятенно думал Витя. — Я выдал тайну Репы! Выдал… Но ведь Пузырь — бандит. Они ограбили магазин, чуть не убили сторожа. Если бы я промолчал… Нельзя было молчать!»
Но все равно — на душе у Вити было неспокойно.
— А мне, сын, ты напрасно о своих знакомствах не рассказываешь, — вдруг сказал папа. Витя промолчал.
— Если б они вовремя все рассказывали! — вздохнул Петр Семенович.
Витино настроение поднялось. Потому что новые мысли пришли к нему. Так и раньше бывало. Вот Витя хорошо начал день: сделал зарядку, быстро позавтракал, надел свежую рубашку, бодро идет по улице, все у него спорится, — и Витя представляет, что его видят знакомые, видят, какой он отличный парень, как все у него здорово получается, и, посмотрите, какая решительная походка!
Сейчас Витя представлял: его видят все ребята из их класса. Он в машине опергруппы, едет задерживать опасного преступника, он — только он один — знает, где скрывается Пузырь! А если бы они видели, что совсем недавно происходило на берегу Птахи! Станешь рассказывать, ведь не поверят. Эх!..
— Около поста ГАИ останови, — сказал шоферу Петр Семенович. — Там Сорокин дежурит.
У голубой будки на перекрестке дорог «газик» резко затормозил.
К машине подбежал пожилой милиционер.
— Докладывает старшина Сорокин! — рявкнул он. — Никаких нарушений, товарищ капитан. Проехали… — Старшина Сорокин стал листать блокнот красной обветренной рукой.
— Ты погоди, — перебил его Петр Семенович. — «Москвич» проходил? Старой марки, стального цвета.
— Так точно, проходил! — бодро сказал милиционер. — Вот у меня записано: три часа десять минут. Все у них в порядке — права, багажник пустой.
— Сколько их было? — быстро спросил дядя Коля.
— Двое!
— Может, пьяные? — спросил Петр Семенович, и голос его был сердитым.
— Никак нет! — старшина Сорокин кашлянул, вежливо, в кулак. — То есть шофер, за рулем, трезвый, как стеклышко. А второй — пассажир, верно, немного выпимши. Так ведь, товарищ капитан, пассажирам ничего, положено.
— Положено… — проворчал Петр Семенович.
— Между прочим, — словоохотливо продолжал милиционер. — Очень веселый гражданин оказался. Все шутками. И песню пел. Забавную такую.
Витя высунулся из «газика» и пропел: «В городе Николаеве фарфоровый завод!»?
— Точно! — изумился старшина Сорокин. Петр Семенович тронул за плечо шофера:
— Быстро!
Стрелка спидометра перескочила цифру «100», мелко дрожала. На часах, которые светились голубым, было без пятнадцати пять. Свистел ветер. Уже совсем рассвело, хотя солнце еще не встало.
Показалась городская окраина; стали быстро надвигаться многоэтажные дома; на кольце стояли два пустых троллейбуса с опущенными усами.
«Газик» мчался к центру, к дому, в котором живет Витя Сметанин.
Никогда Витя не видел свой город таким пустым и чистым. Только дворники мели тротуары, да милиционеры стояли на перекрестках. Проехала поливальная машина, раскинув прозрачный веер воды, — и в «газике» запахло дождем; проехал хлебный фургон — и вкусно запахло теплой поджаристой коркой.
Тихо, спокойно. Но где-то близко прячется преступник. Даже убийца!.. Ведь он хотел убить их… Как все это возможно?.. И опять — в который раз! — Вите стало казаться нереальным все происходящее, и непривычный пустынный город и то, что было совсем недавно, и то, что он сейчас поведет этих людей ловить бандита…
Впереди показался их дом.
— Въедем в ворота, — сказал Петр Семенович. — И там остановимся.
…Машина останавливается под сумрачной аркой ворот.
— Только я бы просил… — начинает папа.
— Я вам гарантирую, — говорит Петр Семенович, — мальчик не подвергнется никакому риску.
— Нет, я с вами, — говорит папа.
И уже — подъезд. Витя поднимается вверх, через ступеньку. Сердце опять стучит в голове.
Железная лестница, деревянная крышка люка. Где-то внизу хлопает дверь. Голоса.
— Тише, тише, — говорит сзади дядя Коля. На чердаке сумрачно, пахнет кошками.
— Витя, дай руку, — шепчет папа.
Крыша, влажная от росы, тускло блестит.
Необъятный город со всех сторон; город, окутанный зыбкой утренней дымкой. Город похож на декорации из какого-то спектакля. Над далеким-далеким полем висит оранжевый шар солнца, и его прямой четкой линией пересекла тучка.
— А, черт, — шепчет папа. — Ботинки скользят.
По загородке ходит, покачивается голубь. На стержнях с загнутыми краями крупные капли росы.
— Здесь лестница, — шепчет Витя, — а лаз в углу, кирпичами заложен. Надо спуститься.
Витя заглядывает вниз, на «пляж» Репы. Лаз аккуратно заложен кирпичами.
«А вдруг его там нет?» — с ужасом думает Витя и слышит, как мелко стучат его зубы. Только этого не хватало!
Папа крепко держит Витю за руку.
— Оставайтесь здесь, — шепчет Петр Семенович. Первой исчезает в проеме голова дяди Коли. Пропуск в сознании — что-то не увидел, не услышал. Был или не был выстрел?
— Папа, стреляли?
— Стреляли.
Движение, грохот кирпичей.
Сорвался голубь с загородки, шумно захлопал крыльями.
Фу, ты! Напугал…
Появляется голова дяди Коли. Он вылезает на крышу, тяжело дышит, приседает на корточки — ждет.
«Кого он ждет?» — думает Витя.
Появляется голова Пузыря. Совсем отвисла нижняя губа, глаза — шальные, ничего не видят, не понимают.
«Лучше бы он на меня не смотрел…»
Раз! Два! — щелкают наручники.
Пузырь стоит согнувшись, широко расставив ноги. Жалкий Пузырь. Ничтожный. Дышит со свистом. Он похож на загнанного зверя.
Нет, не запоет он больше:
В городе Николаеве фарфоровый заво-од…
Вылезает на крышу Петр Семенович.
— Пошли…
Взглянул на Витю Петр Семенович, что-то хотел сказать и передумал.
— Пошли!
Потом они спускаются по лестнице. Во всех дверях — люди. Заспанные, удивленные, испуганные. Откуда узнали?..
— Посторонитесь, граждане! Прошу, посторонитесь!
Потом…
Во дворе уже солнце. И прохладные тени.
Репа… Откуда он возник?
Репа бросается к Вите.
— Предатель! Предатель! — рыжая челка упала на лоб. Глаз нет. Вместо глаз — ярость, ненависть, недоумение.
— Предатель!.. — Репу за руки держат незнакомые люди.
— Предатель…
— Репа! Репа!.. Я не предатель. Ведь он…
Происходит что-то неладное. Мелькает испуганное лицо папы. Освещенная солнцем стена дома сдвинулась и плывет мимо.
Быстрее, быстрее, быстрее! Рябит в глазах.
Кровь в висках — частыми толчками.
Кровь в висках: «Предатель, предатель, предатель…»
И Витя уже у себя в комнате. Папа укладывает его в кровать. Витя послушно раздевается.
— Папа, я не предатель… — шепчет он.
— Нет, сынок, нет… Поспи.
