Мальчишки радостно завизжали, прыгнули в катер и уселись на кожаном сиденье.
Сиденье было горячее, накаленное июльским жарким солнцем.
Солнце было всюду. Оно плавилось в мутной желтоватой воде, сияло на ярко надраенной медяшке, обливало голову и плечи золотой горячей волной.
Хорошо, когда солнце!
Катер летел, разводя пенные усы, мимо Летнего сада. Потом он скользнул в Фонтанку, разогнался, нырнул на мгновение под прохладный гулкий мост и выскочил в Неву.
Ну до чего же это здорово — нестись по летней Неве на быстроходном катере, обгонять неуклюжие прогулочные лодки, срезать носы у пыхтящих работяг-буксиров, волочащих за собой бесконечные пахнущие горячей смолой плоты; нырять под выгнутые спины мостов, басовито грохочущие под колесами трамваев, и орать во все горло песню. Или просто так орать. Потому что солнце, потому что скорость, потому что ветер.
А он, ветер, забирается под рубашку, упруго надувает ее сзади, как парус, холодит спину и выдавливает из глаз веселые слезы.
— Ну, чего орете, обормоты, — ворчал Демьяныч, а сам улыбался, и Жорке с Владиком казалось, что он и сам не прочь поорать вместе с ними.
Катер высоко задрал нос, о днище дробно забухали волны.
Казалось, что ты и катер — одно существо, сильное и стремительное.
Мускулы напряглись сами собой — дрожь катера передавалась мальчишкам.
— Демьяныч, дай порулить, а? Дай, Демьяныч! Немножечко, — попросил Жорка.
— Еще чего, — сказал Демьяныч, а сам сбросил скорость.
Катер опустил нос, принял нормальное положение, и встречное течение быстро погасило его бег.
— Ну-ка, — сказал Демьяныч и пересел, — только полегонечку.
Педаль торчит из днища внизу. А справа — ручка. Реверс. Реверс от себя, ногой на педаль — катер идет вперед. Реверс на себя, ногой на педаль — катер идет назад. И еще баранка, обыкновенная, как в автомобиле.
Ты ее крутишь, а за кормой поворачивается перо руля. Вот и все управление. Просто и удобно.
Жорка сел на место Демьяныча, нажал педаль. Катер резко прыгнул вперед — дал козла.
Жорка виновато взглянул на Демьяныча и Владьку, даже руль отпустил. Но Демьяныч добродушно ухмыльнулся, и Жорка снова вцепился в баранку. Сегодня он был добрый, Демьяныч. После обеда, наверное.
Жорка вел в атаку торпедный катер. Впереди враг. Вражеский линкор. Или авианосец.
Вперед! Жорка пригнул голову, спрятался за ветровое стекло. Враг все ближе и ближе. Рвутся снаряды, секут воду пулеметные очереди. Врага надо обмануть: резкий поворот вправо, влево. Катер летит зигзагами. Ага! Мимо! Попробуй попасть!
Аппараты к бою! Торпеды… товсь! Залп!
— Ты чего хулиганишь? — рявкнул Демьяныч, — в баржу врезаться хочешь? А ну-ка, лезь назад.
Жорка опомнился. Линкор — старая баржа, стоящая на якоре — остался позади. Жорка оглянулся, увидел разгневанного Демьяныча, обиженное лицо Владьки и покраснел.
«Ну вот, теперь Владьке не даст порулить. Ни за что не даст», — покаянно подумал он, но на всякий случай заканючил жалобным хитрым голоском:
— Демьяныч, а Владику? Дай ему тоже. Он осторожно будет. Осторожненько. Он не то что я. Он не такой.
Но Демьяныч был непреклонен.
— Знаю я вас, — сказал он, — и тебя, и твоего Владика. Вам бы только хулиганить. Катер — это не игрушка, не для того он мне даден, чтоб сопляки им баловались.
И Демьяныч сам сел за руль.
На левом берегу у Лавры и на правом у Заневского проспекта гудят подъемные краны, полыхают голубые вспышки электросварки, ревут самосвалы.
Посреди Невы с тяжким грохотом забивают сваи, ухают стальные многотонные бабы, пронзительно визжат лебедки.
Через Неву строят новый мост.
Город растет. Появляются, как грибы после дождя, новые улицы, новые районы.
И тесно самосвалам — могучим МАЗам, ЯЗам, и тесно автобусам, тесно троллейбусам. Даже каким-нибудь «Запорожцам», похожим на пластмассовые мыльницы, и то тесно на старых мостах.
Потому и строят новый — прямо из центра города к Охтинскому химкомбинату, в район фабрик и заводов, на Выборгскую сторону.
Димкин папа работает механиком в мостоотряде. И сколько помнит себя Димка — они строят мосты.
Правда, строит не сам Димка, а мостоотряд, но в мостоотряде все знают Димку и он всех знает. Он здесь свой человек. И уж в том, как строить мосты, разбирается не меньше любого другого.
Он и родился-то на стройке, на Днепре. А потом сколько он их повидал, мостов! И на Северном Донце, и в Карпатах через Буг, и в Белоруссии через реку Птичь, и самый последний в Архангельске через Северную Двину. А теперь вот в Ленинграде, через Неву.
Димка — кочевник. Он кочует с мостоотрядом. Как древний скиф. Или как недревний цыган. Это отец так говорит. Мы, говорит, с тобой, Димка, цыгане. Только вместо коня у нас ГАЗик.
А Димке что, ему ГАЗик милее любой лошади.
Здесь, в Ленинграде, Димка с самого начала. Когда ничего и в помине не было. Только Нева да два берега. Ну и еще почти полтысячи мостов. Только это какие мосты? Это уже построенные мосты. Зато новый, Димкин, будет самый большой в Ленинграде.
Сейчас-то что! Уже и пандусы готовы, и сваи для быков, и два пролета сваренных лежат на обоих берегах. Скоро их устанавливать начнут. Вот будет горячка!
Димка шел по территории стройки, шел у самой кромки воды, перепрыгивал через толстенные двутавровые балки, балансировал на подкрановых путях, здоровался со знакомыми.
Где-то наверху, в своей стеклянной будочке, сидел старый его приятель дядя Федя — машинист башенного крана.
Димка задрал голову, понаблюдал, как он ловко орудует решетчатой костлявой ручищей своего крана: подает монтажникам сварные конструкции.
Дядя Федя заметил его, помахал кепкой.
— Привет, Димка! Лезь ко мне, к солнышку поближе! — крикнул он.
— Его и тут хватает! — прокричал в ответ Димка, — мне некогда! Купаться иду.
— Гляди в мазут не нырни. Сразу негром станешь, — засмеялся дядя Федя.
Димка нахмурился. Ишь, смеется. Все забыть не может, как оттирал его бензином.
Весь мостоотряд тогда над Димкой потешался. Он в бак с мазутом упал. Поскользнулся и бултых!
Подумаешь! С каждым может случиться.
У него потом целый месяц кожа шелушилась.
«Шелудивый ты мой», — дразнил его отец.
Шелудивый! Технику безопасности надо было соблюдать — не оставлять бак открытым, чтоб туда люди не падали. Ничего бы и не случилось.
Правда, ходить по жиденькой дощечке над баком, врытым в землю, никто его не просил, но все равно — был бы мазут закрыт, Димка бы в него не свалился — факт. А тут еще дощечку положили. Будто нарочно, чтоб людей дразнить.
Уж Димка-то знает эту технику безопасности. Что к чему. Что можно, что нельзя.
Как-никак, двенадцать лет на стройке — не шуточки.
Димка залюбовался строгими четкими контурами готового пролета.
Пока он громоздится вдоль берега на суше, и на взгляд постороннего ничего красивого в нем нет — просто груда рыжего от ржавчины железа. Но скоро придет время, и он тяжко ляжет на бетонные опоры быков, а издали будет казаться стремительным и легким.
Димка вышел на пирс и увидел легкий спасательный катер, лихо разворачивающийся невдалеке.
За рулем сидел тощий дядька с унылыми усами, а на заднем сиденье развалились двое мальчишек.
Катер резко погасил скорость и четко, щеголевато пришвартовался недалеко от Димки.
Усатый дядька с грохотом бросил на пирс две круглые банки с яркими оранжевыми этикетками.
Потом выпрыгнул сам, зачем-то погрозил кулаком мальчишкам и ушел с банками под мышками. Издали казалось, что он тащит две дыни.
Мальчишки сразу вцепились в руль, завертели его, но это им быстро надоело, и они тоже вылезли на пирс.
Димка видел все это вполглаза. Он делал вид, будто всматривается в противоположный берег, а сам украдкой поглядывал на гостей.
Мальчишки тоже притворялись, будто они его не замечают. Ловко у них это получалось. Будто Димка пустое место. Будто на пирсе — хоть шаром покати — никого.
Только раз Димка поймал быстрый взгляд одного — чернущего такого: зыркнул своими шустрыми глазищами и сразу отвернулся.
Мальчишки потолкались на пирсе и пошли на территорию стройки.
Димке это не понравилось, и он решил пойти за ними, поглядеть, что за типы. Доверия они не внушали.
Две подозрительные личности сразу начали вытворять безобразия. Они нырнули под стальные переплетения мостового пролета, юрко пошарили там и увидели пачку электродов.
— Гляди, Владька, — сказал черный, — написано: «Электроды. УОНИ-55/59». Видал? Чего это за УОНИ?
— Ими железо заваривают, — ответил второй тоном знатока.
«Заваривают! — презрительно подумал Димка. — Это твоя мамка чай заваривает. А сталь сваривают. Серые!»
