Меня чуть не стошнило. Пришлось сделать вид, что я закашлялся.
Затем я повернулся к Шерману и оттеснил его к памятнику Т. У. Хляка.
— Шерман, дружище, нам надо поговорить, — объявил я.
Шерман вскрикнул — это ему в спину уперлось колено Т. У. Хляка.
— Хочешь потрогать? — спросил он, снял часы и протянул их мне. — Валяй! Можешь, трогать целых десять секунд. Только не заляпай их!
Я во все глаза смотрел на часы, просто умирая от зависти.
— Так, говоришь, пятьсот баксов? — уточнил я.
— Ага. — Шерман ухмыльнулся. — Мои предки заплатили наличными. Для таких богатых людей это тьфу, мелочь.
Я зажмурился: солнечный луч отразился от часов и ударил мне в глаз.
— Чистое золото, — продолжал Шерман. — И кстати, у них сорок две функции.
— Мда-а… не повезло, — печально заметил я.
— Чего? — удивился Шерман, прищуриваясь. — Кому это не повезло?
— Тебе не повезло. — Я покачал головой.
Шерман опустил руку с часами.
— Что значит «не повезло», а, Берни?
— А то и значит, — я дружески сжал его плечо, — что такому классному парню, как ты, приходится разгуливать с такими вот часами. Просто кошмар.
У Шермана отвисла челюсть:
— С ума сошел? Почему «кошмар»?
— А ты думаешь, не кошмар? Они же из супермаркета. Вон, погляди. — Я забрал у него часы, перевернул их и сделал вид, будто читаю надпись на задней крышке. — Так я и знал. Тут написано «Сеть супермаркетов „Аппетит победит!“».
Шерман выхватил у меня часы и застегнул их на запястье.
— Чего? Они из продуктового супермаркета? Быть не может!
— В общем, конечно, мне не следовало бы этого делать, — задумчиво про тянул я. — Но… чего не сделаешь ради друзей…
— Погоди-ка, Берни, — удивленно спросил Шерман. — С каких это пор я стал твоим другом?
— Знаешь что? — продолжал я. — Я готов поменяться с тобой часами.
— Чего? Шутишь, да? Ха-ха-ха!
— Сам понимаю, в это трудно поверить. Мои часы гораздо дороже твоих. Мои бесценны. Им место в музее. Но что поделаешь? Я не гоняюсь за выгодой и готов с тобой махнуться.
Я схватил Шермана за руку и попытался снять с него часы. Надеюсь, он не заметит, как мне не терпится их заполучить.
— Эй! Погоди-ка! — Он накрыл часы ладонью. — Что такого замечательного в твоих часах?
Думай, Берни, думай!
— Это древнеегипетские часы. На них изображен египетский бог солнца Ра. Лучше бы мне держать язык за зубами, ну да ладно: вполне возможно, что они стоят миллион долларов.
Шерман уставился на мои часы.
— Бог солнца Ра? Правда, что ли? Покажи скорее! — Он схватил мою руку и присмотрелся. — Берни! Это же Микки-Маус! У тебя часы с Микки-Маусом.
— Это бог солнца Ра в обличье Микки-Мауса! — заявил я. — Ты же не думаешь, что Ра показывает кому попало свое настоящее лицо?
— Все. Счастливо, Берни.
Шерман поднял с травы свой рюкзак из кожи зебры и собрался уходить.
— Погоди! — остановил я его. — Я тебе за них заплачу. Шерман, смотри…
Я вытащил из кармана толстый рулон долларовых купюр. Все свои сбережения. Свои «затменные» деньги.
В прошлую субботу я продал второклашкам билеты на затмение Марса. По два бакса билет. За свои деньги они смогли устроиться на газоне и смотреть в небо. Я объяснил, как им повезло: ведь затмение Марса происходит один раз в три тысячи лет.
Правда, дети оказались какими-то бестолковыми.
— Где? Где?
— Я ничего не вижу.
— Марса не видно. Слишком темно!
— Разумеется, темно, — отвечал я. — Это же затмение!
В общем, детишки отлично провели время: всю ночь сидели на траве, болтали и глазели на звезды.
А добрый Берни Б. в ту ночь срубил немало деньжат. Которыми и размахи вал теперь перед самым носом у своего врага.
Шерман принюхался, как пес.
— Это тебе, — приговаривал я. — Наличные. За твои часы.
Вдруг на меня упала тень.
Я обернулся… Прямо передо мной стоял директор Гадюк. Но смотрел он не на меня, а на толстый рулон зеленых бумажек в моей руке.
— Берни Бриджес! — закричал директор. — Что это вы тут размахиваете деньгами, молодой человек?
Думай, Берни. Думай БЫСТРЕЙ! Я сделал круглые глаза и невинно спросил:
— Вы про эти деньги, сэр?
— Да, именно. Про деньги, которые ты зажал в руке, — ответил директор Гадюк.
Наш директор невысокого роста, приземистый и лысый. При ходьбе он тяжело переваливается с ноги на ногу. Он вообще чем-то смахивает на утку. Шестиклассники поговаривают, что у Гадюка на ногах перепонки между пальцами. Но кто поверит шестиклассникам?
Я удивился, что он вдруг вышел на Чудесный газон. У директора есть свой небольшой домик и офис рядом с тем зданием, где мы учимся. Гадюк редко выбирается из своего дома и офиса.
— Какой красивый у вас костюм, сэр, — сказал я. — Обожаю полоски. Так вы выглядите выше на целых тридцать сантиметров…
— Деньги, Берни, деньги, — перебил меня директор. — Откуда у тебя столько?
— Я собираю деньги, сэр, со всех учеников. — Я крепко сжал свои сбережения. — Мы мечтаем установить памятник. В вашу честь, сэр. Рядом со статуей Т. У. Хляка. — Я быстро отсалютовал директору двумя пальцами. — Вы изо всех сил заботитесь о нашей школе, сэр. Без вас мы бы пропали. Поэтому мы и хотим поставить вам памятник на территории школы, сэр.
— Очень мило с вашей стороны, Берни, — сказал директор. — Но все же я думаю…
Тут Шерман показал пальцем на пачку купюр у меня в руке.
— Эти деньги сдал я, сэр, — заявил он. — Да, именно я отдал их Берни на постройку памятника. Видите, как много вы для меня значите, сэр.
— Да как ты… — Я чуть не задохнулся от возмущения.
— Ценю твое отношение ко мне, Шерман, — сказал директор Гадюк, похлопав Шермана по плечу. — Ты очень великодушный мальчик.
— Но… но… — пролепетал я.
— Знаете, мальчики, я не могу принять от вас такой дорогой подарок, — перебил меня Гадюк. — Берни, верни Шерману его деньги.
Я с грустью взглянул на пухлую пачку купюр. Это мои «затменные» деньги. Я заработал их честным трудом. Рука у меня задрожала.
— Но, сэр, памятник в вашу честь… Мы были бы так рады… — затараторил я.
— Отдай деньги, Берни. Немедленно! — рявкнул директор. — Верни Шерману его сбережения.
Делать было нечего.
Я вручил деньги Шерману.
На лице у него сияла злобная ухмылка. Он и сам понимал, что поступил, как настоящая сволочь.
Сволочь, которой только что крупно повезло.
Шерман запихнул мои деньги в свой кошелек из тюленьей кожи. Потом бочком придвинулся к директору Гадюку. Вытащил из кошелька сто баксов и вложил их директору в руку.
— Это вам, сэр, — сказал он. — Небольшой подарок от семьи Оуксов.
Гадюк уставился на стодолларовую купюру.
— Шерман, неужели ты снова пытаешься дать мне взятку? — оторопел он.
— Да, сэр.
— Забери свои деньги. — Гадюк сунул купюру в нагрудный карман его рубашки. — Мальчики, вы, кажется, опаздываете на урок.
— На урок? Да, сэр! — воскликнул я. — Только я с радостью согласился бы пропустить пару уроков, чтобы помочь воздвигнуть памятник в вашу честь. Может, для начала прикажете Шерману вернуть мне его долю?
Директор затрясся всем телом. И громко закрякал.
— Ну вот, я опять задрожал, — объявил он. — Ты всегда выводишь меня из себя, Берни. Меня от тебя бросает — кряяя! — в дрожь. Идите в класс! Сию же минуту!
— Хорошо, сэр, — откликнулся я и еще раз отдал ему салют двумя пальца ми. — Приятно было поговорить с вами, сэр. Мне и правда очень нравится этот костюм. У него такие широкие плечи, что вы кажетесь очень сильным и крепким. Не переживайте, вы наверняка скоро дорастете до него!
— БЕРНИ! БЕГОМ В КЛАСС! — завопил директор.
Он стал истошно крякать и рвать волосы у себя на голове (правда, волос у него, к счастью, не было).
— УБИРАЙСЯ! КРЯ! УБИРАЙСЯ!
Мне не надо повторять дважды.
Я тут же сорвался с места и побежал по траве к Главному зданию.
Бывают же такие дурацкие дни!
Шерман только что выманил у меня деньги. А часы все еще у него.
Мне нужны эти часы. Нужны!
Я взглянул на небо. Над нашей школой сверкало ярко-золотое солнце. Но даже оно сияло не так ярко, как часы Шермана.
Я во что бы то ни стало должен их заполучить. Вот только как?
Как?
В тот же вечер я наконец понял, как это сделать. Стоило мне только услышать, как хрустит поджаренная корочка у пиццы…
Я поднимался к себе в комнату в Тухлом общежитии. На площадке второго этажа я остановился поправить свой портрет в раме.
И тут я услышал какой-то звук. То ли писк, то ли всхлипы.
Кто-то плачет?
Не люблю, когда плачут. Мои ребята должны быть веселыми и довольными.
