— Поддай! — приналег Костя на весла.
Впереди стоял темно-зеленый лес, и озеро тихо плескалось у его ног. Под лодкой заскрипел песок.
Ребята выпрыгнули из лодки в воду и руками потянули ее к берегу.
— Дальше не пойдет, — заявил Костя, — вылезать нужно!
Очкастый взглянул на ноги ребят, стоявших по щиколотку в воде, и решительно шагнул через борт.
* * *
Лес стоял тихий, нагретый, пахучий и словно млел в потоке солнечных лучей; лишь порой шевелились зеленые своды и из глубин тянуло запахом смолы, слышались какие-то шорохи и веселое пение птиц.
Огромные сосны, точно выкованные из меди, подымались вокруг. Ноги утопали в мягкой хвое.
Ребята шли впереди. Очкастый, спотыкаясь, брел сзади.
На лесной полянке, покрытой горицветом, очкастый остановился.
— Ну, а теперь рвите заячий мак, да только у самого корня, со стеблем и с цветами вместе. Без цветов увидите — не трогайте!
— А для чего? — поинтересовался Костя.
— Потому что горицвет без цветов — бесполезное растение.
Ребята принялись за работу. Сначала работали молча, но через некоторое время Миша спросил:
— Стало быть травой лечат?
— Лечат, Мишка, лечат, — ответил очкастый, ползая по поляне.
— А какие болести лечат-то?
— Сердечные, Мишка! Вот у кого сердце шалить начинает, тому и дают его.
— Жевать?
— Нет, брат, не жевать. Из этого горицвета приготовляют такой препарат, который называется адонидин. Адонидином и лечат. Пить дают каплями, Ай-яй-яй! — сорвал очкастый какой-то розовенький цветочек — Althaea officinaliv. Ну и везет же мне, как молодому зеленому богу!
Он вынул из банки широкий нож и, копнув землю, вытащил толстые корни. Отрезав самый толстый корень, он отбросил его в сторону, а мелкие корешки, бережно отряхнув от земли, положил в банку.
— Тебе что ж, — заинтересовался Мишка, — корешки проскурняка тоже нужны?
— Нужны, брат, и ох как нужны!
— И эти против сердца?
— Нет, брат, из корней алтея приготовляют настой такой. Грудной сироп. А помогает он тем, у кого грудь болит. Идет и для приготовления примочек глазных.
— Если тебе надо, так этого проскурняка мы с Коськой хоть воз наберем. В лугах у нас страсть как много его.
— Ну? Вот, брат, спасибо-то! Значит завтра в луга и направимся!
После этого разговора работали молча.
Не прошло и часу, как на лесной поляне образовалась огромная желто-зеленая куча горицвета. Очкастый предложил кончать работу.
— Хватит пока! Вот еще только наберем корешков алтея в эту банку и поедем обратно.
Немного времени ушло и на сбор корешков алтея.
Солнце еще не встало над головами, когда ребята и очкастый вернулись обратно.
Ребята вытянули грибакинскую лодку на отлогий берег, опрокинули ее и принялись нанизывать рыбу на кукан. Очкастый тут же начал связывать горицвет в пучки, а пучки в маленькие снопики. Потом скрутил снопики толстой веревкой и перекинул их через плечо.
— Ну, кончайте, ребята, и айда ко мне. Чай будем пить с колбасой.
Мишка замялся.
— Рыбу ж домой снести надо!
— Рыбу? Прекрасно! Так вы вот что, тащите рыбу и шпарьте ко мне. Грибакину избу знаете?
— Найдем, — кивнул головой Мишка.
Очкастый засмеялся.
— Ну и ладно, — и быстрыми шагами направился к деревне.
— А радио-то? — вспомнил Костя, когда очкастый отошел от ребят.
— Радиа будет наша!.. Вишь он до травы какой жадный. За траву все отдаст. А мы ему воз насбираем. И корней проскурняка накопаем.
День был будничный, и на дорогах вокруг озера было пусто. Только малые ребята играли на песке да куры рылись в разбросанном навозе.
Было еще рано, но солнце уже припекало изрядно.
Избы были раскрыты настежь, двери всюду отворены, на плетнях проветривались ветошные одеяла и белье. По дороге везли возы с сеном. Запах сена так и ударял в нос, а на свисавших над дорогой ветках, под которыми проезжали возы с копнами, качались спутанные стебли, словно клочья вырванной бороды.
Ребята шли медленно и молча, поправляя изредка связки с рыбой.
Откуда-то, как будто с полей, летела песня и с ветром уносилась к озеру, какая-то баба у мельницы так била вальком, что стук разносился далеко, и шумела вода, падавшая на колеса.
— Ты колбасу-то у него не трожь, — заговорил Мишка, — не то отвертится он. Скажет, дал колбасу и квиты. Радио-то по крайности и продать можно. Поди, тысячи стоит… Тут пять пудов колбасы этой купить можно.
— Учи ученого, — фыркнул Костя, — мне хоть сто пудов давай, ни за что не сменю на радио.
Потом подумав немного, Костя спросил:
— Мишка, а что это радиа?
— Это?.. вообще… слушают его!
— Вроде гармошки?
— Не… это… Вообще… такое… по воздуху… За тыщу верст кашлянут, а у нас слышно будет…
— А на что она похожа? — спросил Костя.
— Обыкновенно… Труба такая… без проволоки!
Костя постарался представить перед собой трубу без проволоки, но так ничего и не вышло из этого. Он тяжело вздохнул и задумался.
По дороге тянулись воза. Сверху свешивались кудлатые головы, смотрели на рыбу, шутили:
— Где мальков-то ловили?
Мишка молчал, но Костя не мог оставить без ответа таких обидных вопросов. Костя вытягивал наверх самых больших лещей и кричал со злостью:
— А это малек тебе?
— Ну-ка, ну-ка, — хохотали на возах, — глянь, Степан, чего это у парнишки в руках: червяк, что ли?
— Сам ты червяк! — огрызался Костя.
По дороге, поднимая желтые облака пыли, проскакал верховой, а когда пыль рассеялась, ребята увидели у плетня бабку.
— Ну рыбаки-байбаки, — крикнула бабка, — брюхо-то подвело чать?
— Не… не очень… Видала сколько наловили?
— Ох… матушки мои! — всплеснула бабка руками. — Ай, молодцы-удальцы!
— А мы сейчас колбасу пойдем есть, — не утерпел Костя.
Бабка мельком глянула на Костю и перевела взгляд на рыбу, любуясь золотистыми лещами.
— Парочку бы и продать можно, — в раздумьи сказала бабка, — ежели к попу снести, по четвертаку беспременно даст.
— А нам радиа обещал очкастый… Такая труба без проволоки.
— Чего? — посмотрела бабка на Костю. Но в это время в избе закричал маленький Шурка. Бабка подхватила рыбу и, смешно переваливаясь побежала в избу.
— Полдновать идите! — крикнула бабка уже из сеней.
Мишка поскоблил пальцами грудь.
— Ну ее… Мурцовки-то не видали! Айда к очкастому!
— А что, — обрадовался Костя, — мурцовки ежели наедимся, много-ль колбасы съедим?
— Колбасы, — передразнил Мишка, — ты на колбасу-то не очень зарься, не то без радиа останемся! Ставь удочки и айда!
Поставив под навес удилища и мокрый сачок, ребята огородами побежали к мельнице.
* * *
Дом Грибакина с зеленой крышей приткнулся под горой, у самой мельницы. Около дома на лужайке стоял жеребенок, глуповато посматривая на ребят.
— Тю тебе! — махнул руками Костя.
Жеребенок взбрыкнул и понесся, чавкая по зеленой траве, вдавливая ее в землю копытцами.
Ребята вошли в избу.
Грибакин чинил хомут. У печи на привязи лежал рыженький теленок. Темно-синие глаза его казались такими же большими, как и круглые его темно-сизые ноздри. На лбу белела лысинка. В углу возились две овцы с ягнятами, беспокойно шурша соломой.
— Здрасте, дяденька Степан! — остановился на пороге Мишка.
Грибакин поднял голову.
— Здравствуй, тетенька! Ай телку сватать пришел?
— А где… в очках-то? — осмотрелся по сторонам Мишка.
— А тебе зачем?
— Нам-то… Нам это… Притти велел, давеча…
— Рад… — открыл было рот Костя, но Мишка быстро дернул его за рукав.
— Велено, значит — велено!
— А!
Грибакин перевернул хомут и взглянул сквозь дыру на окно.
— В чистую ступайте, — сказал после некоторого молчания Грибакин, бросив хомут на пол.
Ребята прошли в чистую половину. Открыв дверь, они увидели очкастого, который стоял спиной к двери, склонившись над какой-то шипящей машиной.
— Дяденька, — кашлянул Мишка, — ты сказал, притти чтобы…
Очкастый оглянулся.
— А, — заулыбался он, — Мишка! Ну, ну, садитесь, ребята, гостями будете!
На столе стоял на длинной ноге и широкой медной подставке ослепительно сверкающий чайник. В ноге шумел синий огонек, венчиком окружая дно чайника.
— Радио! — шепнул Костя.
Но в это время очкастый схватил чайник за ручку, и он, легко отделившись от пылающей ноги, поплыл в воздухе.
— Ой! — отдернул руку очкастый от чайника. — Ишь нагрелся как… Ну, а теперь будем чаевничать… Садись, ребята!
Мишка нерешительно направился к столу, но Костя не расслышал приглашения. Он с удивлением смотрел на шипящую огнем медную штуку, не будучи в силах оторвать от нее взгляда.
