— Знакомая картина, — со вздохом произнес оперативный работник. — Ребятишки орудовали. Вы смотрите, что они тут натворили! Полный разгром.
Через час работники магазина установили и оценили украденные вещи. Пока следователь составлял протокол, оперативный работник вместе с дворником обследовали двор и нашли спрятанный в дровах чемодан.
Чемодан не тронули.
На другой день во двор зашли три подростка. Оглядевшись по сторонам, они приблизились к дровам и, убедившись, что чемодан на месте, вернулись на улицу. Оперативный работник незаметно пошел за ними и установил их адреса. Вечером при обыске большинство украденных вещей было найдено, а преступники задержаны.
Началось следствие. Вел его начальник отделения по борьбе с детской преступностью Константин Семенович Горюнов.
Высокий, худощавый, чуть сутулый, он ходил, опираясь на палку. Большой открытый лоб, седые волосы, прямой, вдумчивый взгляд по-детски чистых серых глаз, невозмутимость — всё это внушало доверие, располагало к нему малолетних преступников.
Получив материалы, Константин Семенович вызвал на допрос подростков — сначала поодиночке, затем всех вместе — и в первый же день, как говорят в угрозыске, «вышел на группу».
Во главе группы стоял ее организатор, восемнадцатилетний юноша, воспитанник колонии, по прозвищу Гошка Блин. Остальным членам группы было от пятнадцати до семнадцати лет, и все они учились: трое, в ремесленном училище, четверо в средней школе. У всех были клички: Огрызок, Пуля, Партизан, Зануда, Султан, Грыжа, Карапуз.
Через четыре дня следствие было закончено, но личность главного организатора «дела» установить не удалось. Непосредственного участия в краже он не принимал, и никто из подростков не знал ни адреса, ни настоящей его фамилии.
Прежде чем передать дело прокурору, Горюнов отправился в школу, где учились четверо обвиняемых.
Здание школы заканчивало улицу. Дальше шел пустырь, заваленный всяким строительным мусором, отходами производства расположенного поблизости завода.
— Солидно строили в старину! — вслух проговорил Константин Семенович, любуясь строгими линиями большого трехэтажного здания.
Школа имела со стороны фасада два входа по бокам и один посредине.
В вестибюле, куда он вошел, висел ярко раскрашенный большой плакат. Издали бросалось в глаза: «Внимание! Все на диспут! Моральный облик молодого советского человека».
Константин Семенович направился к плакату, но голос уборщицы остановил его:
— Вам куда, гражданин?
Оглянувшись, он не сразу ее нашел. На скамейках, поставленных вдоль стены, сидели женщины различного возраста, держа в руках пальто, галоши, шапки. Это были родители, бабушки, няни, поджидавшие своих питомцев.
Говорившая оказалась в раздевалке за массивной железной сеткой, почти решеткой.
— Я бы хотел повидать директора, — сказал Константин Семенович.
— А вы откуда?
— Я работник милиции.
— Пройдите вон в ту дверь по коридору, до канцелярии. Там и будет кабинет Марины Федотовны, — пояснила уборщица, с любопытством глядя на посетителя. — А раздеться можете здесь…
Директором школы была полная, невысокого роста, немолодая женщина в темно-синем костюме. Строгий взгляд чуть выпуклых глаз встретил Константина Семеновича нельзя сказать чтобы очень приветливо.
— Видел я сейчас вашу афишу, — начал Константин Семенович, усаживаясь в кресло. — И был даже несколько удивлен…
— Чем? — сухо спросила директор.
— Вашей оперативностью. Быстро реагировать на события — очень важно.
— О какой афише вы говорите? Моральный облик? Это мероприятие было у нас запланировано в начале года, но всё откладывалось.
— Ах, вот оно что… Извините. Значит, я ошибся.
— Вы пришли по поводу сына, дочери или по служебному делу? Секретарь мне сказала, что вы из милиции…
— Да. Я работаю в милиции, — подтвердил Константин Семенович, протягивая темно-красную книжечку.
Марина Федотовна внимательно прочитала служебное удостоверение и вернула его назад. Щеки ее слегка порозовели, а в глазах появилось беспокойство:
— Слушаю вас.
— Я хотел бы получить характеристику четырех ваших учеников восьмого «в» класса. И вообще поговорить… об их моральном облике.
— А что случилось? — с испугом спросила директор. — Надеюсь, ничего такого… компрометирующего школу?
Константин Семенович понял причину испуга. Директора не очень-то любят, когда «выносится сор из избы», и часто готовы оставить без последствий серьезные проступки учеников, лишь бы о них не узнали в вышестоящих организациях. Сейчас директор беспокоилась даже не за школу, а за себя. Это было видно по выражению глаз, по мгновенно появившемуся румянцу и, наконец, по тону вопросов.
— Что они натворили? — снова спросила Марина Федотовна.
— Об этом я сообщу вам несколько позднее, — сказал Константин Семенович, прислушиваясь к звонку. — Сейчас перемена. Можно попросить сюда для разговора Клавдию Васильевну?
— Вы даже знаете имя классной руководительницы? — с кривой улыбкой проговорила директор. — Подождите минутку.
Она вышла в канцелярию и, отдав распоряжение, вернулась назад.
— Какие ученики вас интересуют? — спросила она.
Константин Семенович достал записную книжку и, хотя знал имена воров наизусть, заглянул в нее.
— Олег Миловидов, Александр Савельев, Иван Баталов и Николай Чумаченко, — перечислил он.
— Ах, эти! — с облегчением произнесла директор. — Тяжелое наследство! Мы их получили из мужской школы, и вот всё время мучаемся. Наша школа раньше была женской, — пояснила она, — а когда произошло слияние, нам прислали самых отпетых.
— А вы взамен отправили из школы самых лучших? — с усмешкой спросил Константин Семенович.
— Ну, может быть, и не самых лучших, но это всё-таки девочки. От них нельзя ждать таких вот сюрпризов.
— Значит, вы считаете, что плохие девочки лучше плохих мальчиков?
— Конечно!
— Думаю, что вы ошибаетесь.
— Да? У вас есть основание так думать?
— Есть. Мне пришлось работать в женской школе, и я убежден, что с девочками работать трудней. Мальчики проще, откровенней, прямолинейней…
Завязавшийся разговор не удалось закончить. В кабинет вошла воспитательница восьмого «в» класса:
— Марина Федотовна, вы меня звали?
— Да. Вот товарищ из милиции интересуется Чумаченко и его компанией. Что они могли натворить?
— Всё что угодно! — поджав губы, сказала учительница.
— Они в школе?
— Нет. Они больны и не являются на занятия уже третий день.
— Третий? А не пятый? — удивился Константин Семенович.
Клавдия Васильевна всем корпусом повернулась к работнику милиции и посмотрела на него так, как, вероятно, смотрела на учеников, когда те начинали говорить без ее разрешения.
— Я как будто достаточно ясно сказала.
— А почему вы думаете, что они больны?
— Потому что я руковожу этим классом.
— Та-ак! — протянул Константин Семенович, и в глазах его блеснул насмешливый огонек. — Я знаю, что на собраниях, на педсоветах вы часто говорите о своей ответственности. Говорите, что государство доверило вам лучшее, что есть в стране, — детей, будущих строителей нового общества…
— А разве это не так? — спросила директор.
— Так. Но, к сожалению, нередко безответственным людям доверяют такое ответственное дело.
Константин Семенович сказал это спокойно, и в тоне его были грустные нотки, но у Клавдии Васильевны по лицу пошли красные пятна.
— Если вы пришли сюда только затем, чтобы делать такие вот Оскорбительные заявления, уважаемый товарищ… — набрав воздуха в легкие и отчеканивая каждое слово, начала она.
— Не надо сердиться, — попросил Константин Семенович. — Я имею в виду не вас… или, вернее, не только вас. По собственному опыту знаю, что детская преступность существует. А кто должен за это нести ответственность? Может быть, вы назовете фамилию?
— Ну, знаете ли, товарищ… Вы член партии? — неожиданно спросила Марина Федотовна.
— Вас интересует партийный билет или мои убеждения? — улыбнулся Константин Семенович.
Вопрос озадачил женщин. Переглянувшись, они одновременно пожали плечами, и этот молчаливый жест, как и выражение их лиц, ясно говорили, что они поняли друг Друга.
— Что же вы от нас хотите? — вместо ответа спросила директор.
— Во-первых, я должен довести до вашего сведения, что мальчики не больны, — всё так же спокойно продолжал Константин Семенович. — На занятия они не приходят пятый день, а не третий, потому что арестованы за ограбление магазина. Следствие закончено. Дело передается в прокуратуру, и в ближайшее время будет назначен суд.
Известие произвело на женщин крайне неприятное впечатление.
