Тут Дато обернулся ко мне:
— Если не ошибаюсь, ваша милость изволила стукнуть меня? Кажется, глаза не обманывают меня — вы Рати Чархалишвили?
Отступать было некуда, и я браво выпятил грудь.
— Вы правы, ваше сиятельство, глаза вас не обманывают. Но позвольте заметить: если вы, подобно вашей кривой собаке, узнали меня по голосу, то благодарите уши, а глаза ни при чем!
— А яснее? На что ты намекаешь? — сменил тон Дато, разозлился.
— А то, что ты без очков и плохо видишь!
Он запустил в меня ракеткой. Промахнулся. Я мешкать не стал — разом очутился за забором. Ребята дружно рассмеялись.
Одна Мзия не смеялась.
— Пускай, — говорит, — играет с нами, что особенного.
И представьте, согласился Дато!
— Иди, не бойся! — стали звать меня ребята.
— Как же, проведет он меня! Нашел дурака!
За кого меня принимают, а? Будто не знаю — Дато только и мечтает дотянуться до моих ушей.
Посмотрим, кого он теперь будет гонять на родник и к своей бабушке со всякими поручениями.
Эх, какой стол для пинг-понга продается в нашем магазине! А на что купить? На кино и то не всегда дают деньги. Семья у нас большая, шутка ли прокормить восемь человек…
Малыши наши одного только молока в день два литра выдувают — едят будь здоров, уплетают все, что подвернется. И одеть, обуть надо восемь человек. Чего удивляться, если у меня, у Нанули и Мананы всего по две смены платья — домашнее и выходное, а что до аппетита — он у нас на зависть хороший, не уступаем друг другу… Так на какие деньги купить стол для пинга?
Бреду по пыльной дороге и думаю: «А что, если зайти к председателю колхоза, попросить работу. Может, и не выставит за дверь!»
Решил и тут же направился прямо к конторе. Если бы отложил я это дело на завтра, знаю ведь себя, передумал бы или тянул и тянул, пока не пролетели бы каникулы…
Я поднялся по высокой лестнице. Двери в кабинет председателя были открыты, и я не раздумывая — прямо туда. Сказал же вам: если бы задумался, наверняка заколебался бы и повернул обратно.
Дядя Сико сидел в своем кресле, вокруг него бригадиры.
— Что случилось, Рати? — спросил дядя Сико настороженно.
Я не ответил, чувствую, все уставились на меня, ждут, что я скажу.
— Ну давай, Рати, говори, видишь делом заняты, не задерживай нас.
Это Дианоз. Скажи-ка, делом занят! Здоровенный дядя, целых сто двадцать кило весит — и писаниной в конторе занимается! Хоть бы уж рядом с Нугзаром не сидел — щуплый, маленький Нугзар и то весь день мотыгой орудует. Погнать бы этого Дианоза в поле той кизиловой хворостиной, что для меня держат у нашего граната…
— Ну что, Рати, беда случилась какая? — повторил председатель.
— Нет, дядя Сико, я просто так заглянул.
Бригадиры расхохотались.
— Вот это приятель!
— Скажи-ка, проведать зашел!
— Да где ты был раньше?
— Настоящий человек, не забывает друга!
— Тебе что-то нужно, Рати, вижу ведь! — Дядя Сико поднялся с места. — Не стесняйся, выкладывай.
Не стал долго раздумывать, взял и бухнул:
— Скажи, дядя Сико, должно же быть у человека занятие? Сколько мне без дела мотаться? Так дай мне работу.
Видели бы, слышали бы, как загоготали бригадиры и как заскрипели под ними стулья!
— Ну, спасены мы теперь!
— Нам как раз его не хватало?
— Пускай виноградники опрыскает!
— Может, заместителем себе возьмешь, Сико?
Дядя Сико рассердился и как загремит:
— Чего расшумелись! Что тут смешного! И для него сыщется подходящая работа! — И повернулся к агроному: — Как думаешь, Гиорги, а?
— Понятно, сыщется, почему же нет, — поддержал его агроном.
— Ты присядь тут. — Дядя Сико указал мне на стул. — Отпущу их, и поговорим.
Я сел. Дядя Сико роздал бригадирам какие-то бумаги и попрощался с каждым. Потом расстегнул ворот рубашки, прикрыл двери.
Агроном справился о здоровье дедушки:
— Как поживает дядя Никала, как он себя чувствует?
— Так себе, ни туда и ни сюда, — ответил я и вежливо поблагодарил.
— Когда ты наконец исправишься! — Председатель сердито сдвинул брови. — Вроде бы хороший мальчик и деда, кажется, почитаешь… Смотри, услышу еще раз такое, прямо в окно тебя выкину!
Я потупился.
— Ладно, Сико, ребенок он еще, — вступился за меня Гиорги.
— Ребенок? — строго переспросил председатель.
— Да, чему ты удивляешься? — засмеялся агроном.
— Ребенок, значит?..
— Ну да!..
— Тогда пускай уходит, — он указал мне рукой на дверь, — для детей работы нет. Ты и сам прекрасно знаешь: малыши не работники, нам рабочие руки нужны.
Наступило неловкое молчание. Тогда я встал, раз нечего им больше мне сказать, и собрался уходить, но тут меня опять выручил дядя Гиорги.
— Прости его, Сико, извини уж, ляпнул не подумав.
Председатель задумался.
— Верно это, Рати? Не думаешь, значит, что говоришь? Может, и работу просишь, не подумав?
Я повернулся и пошел.
— Погоди, куда ты? — остановил меня агроном.
— А мне нравится такой, — рассмеялся дядя Сико. — С самолюбием он. И характер, видно, есть. Давайте к делу. — Он взял у агронома авторучку и достал из ящика чистый лист бумаги. Потом спросил: — Даешь слово мужчины проработать все лето?
— Да, проработаю. — Я глянул исподлобья.
— Тогда принимаем тебя на работу! — Дядя Гиорги хлопнул меня по плечу. — Посмотрим, как себя проявишь! — А потом спросил: — Осел у вас есть?
— Чего спрашиваешь, будто не знаешь.
— А двуколка?
— Есть, — гордо ответил я.
— И водовозная бочка?
Я задумался: есть или нет?
— Нет, в этом вам будет отказ!
— Опять его заносит! — с сожалением заметил дядя Сико.
— Про такого сказано: «Горбатого могила исправит». — Дядя Гиорги встал, подпер рукой бока и подошел к окну.
— Бочку мы дадим, — немного помолчав, сказал дядя Сико. — Запряжешь свою Мерцхалу в двуколку, поставишь на нее колхозную бочку и будешь возить питьевую воду в бригаду Арчила. Так мы высвободим одну машину, на которой возят воду, а кроме того, получим еще пару рабочих рук. Не говорю уже о том, что осчастливим ваших соседей — отдохнут их уши от рева вашего осла.
— Чью бригаду буду поить водой? — переспросил я и подошел поближе.
— Бригаду Арчила. А что? — нахмурился председатель.
— Приставь меня к бригаде Лексо. Про какого Арчила речь, не знаю — каждого пятого Арчилом звать. А Лексо — мой сосед: я люблю поспать по утрам, он разбудит, если просплю.
— Ладно, будь по-твоему, — уступил мне агроном.
— Смотри какой предусмотрительный! — Дядя Сико улыбнулся агроному. — И кто это придумал, что он плохо соображает!
— А что мне будет за мой труд? — Я опустился на стул.
— Будет весомый трудодень! — сказал агроном.
— Что это еще за весомый трудодень? — Я действительно удивился.
— А вот что, — деловито начал председатель, — за один день будем начислять трудодень и двадцать пять сотых, за каждые четыре дня — пять трудодней.
— Ух, сколько трудодней упустил! — Я с сожалением хлопнул ладонью о ладонь, вскочил и кинулся к дверям.
Открыл двери, а вдогонку голос председателя:
— Поговори с родными! Если не позволят работать, приходи ко мне!
Я сбежал по лестнице, понесся по проселку и все кричу:
— Ух, сколько трудодней потерял! Надо же, сколько трудодней потерял!
Влетел в наш двор, одним духом одолел лестницу и очутился на веранде.
— Ух, сколько трудодней потерял!
Отец сидел за столом — уже вернулся с фермы — и, как сам выражается, «вкушал» обед.
— Что? Что ты потерял, сынок? — спросил он участливо.
— Трудодни!
Он с сомнением всмотрелся в меня, но я не дал ему ничего сказать — подробно объяснил, что потерял и почему потерял.
Отец внимательно выслушал и заявил:
— Тут я не знаю, как быть, поговори с матерью.
Я рассказал все матери, а она — поговори с дедом.
И дедушке я объяснил все сам, а он дымит трубкой и не торопится с ответом. Наконец молвил:
— Дай бог, сынок, Мерцхале стать ослом, а тебе человеком!
В эту ночь мне до самого утра снилась зеленая ракетка.
Рано утром сошел я во двор и вижу: под грушей лежит новенькая буковая бочка средних размеров — Лексо привез. Дед наклонился над дыркой в бочке, подул в нее, потом припал носом, глубоко втянул воздух и сказал, что бочка из-под вина, придется хорошенько промыть ее. Я живо развел огонь и поставил большой котел воды на треножник. Дедушка выстругал кизиловую затычку, мама дала нам чистую тряпку, и пошла работа!
Закипела вода, и дед говорит:
— Ну-ка подумай, чего нам не хватает?
Я быстренько вынес из марани большую воронку. Мы влили в бочку кипящую воду и начали катать ее по земле, раскатывать из стороны в сторону! Два раза промыли бочку горячей водой, два раза холодной и успокоились — она стала чистой.
