Мария Белахова - Две повести

— Какой ты быстрый! Это все не так просто. И знаешь, я хочу взять ребенка из Ленинграда, из нашего родного города. Там родился наш первый, там я найду второго… Можно себе представить, сколько сирот осталось в этом городе!

— Ну, а если у тебя все-таки родится свой? — спросил Антон Иванович.

Ирина Андреевна улыбнулась:

— Очень хорошо! У нас будет двое. И нам и им веселее!

Переезд в новый город заставлял их торопиться с усыновлением. Ирина Андреевна привезет в новую квартиру ребенка, и никто не будет знать, что он приемный. Поэтому, как только они приехали в Москву, Антон Иванович выхлопотал для жены пропуск в Ленинград и обеспечил ее необходимыми документами.

На вокзале, прощаясь с женой, он весело говорил: — Привези обязательно! Беленького, черненького, мальчика, девочку, больного, здорового — все равно полюблю как родного!

И вот она приехала в Ленинград. Дом, где Березовы жили до войны, уцелел, уцелели почти все вещи. Но Ирина Андреевна лишь мельком посмотрела на них. В первый же день она пошла в Ленинградский облздравотдел и получила раз-решение на посещение детских яслей в Ленинграде и пригороде.

…Рассказывая о себе, о муже, Ирина Андреевна сильно волновалась. Капельки пота выступили у нее на лбу, стала влажной шея. Врач внимательно и участливо смотрела на нее. Ей нравилась Ирина Андреевна. Светло-каштановые волосы зачесаны гладко наверх и на затылке собраны в большой пучок. Но сквозь длинные пряди пробивались короткие, пышные, непокорные волосы, образуя прозрачную корону на голове. Лоб высокий, чистый. Губы полные, добрые. Но главная прелесть этой женщины была в светло-карих ясных глазах и в мягкой, доброй улыбке.

Они долго беседовали. И если Ирина Андреевна узнала про врача только одно, что ее зовут Раисой Яковлевной, то сама Раиса Яковлевна узнала все, что ей хотелось. Она поняла, что ребенок попадет в хорошие руки и хорошие условия.

Когда в кабинет донеслись шум, детские голоса, Раиса Яковлевна сказала:

— Ну вот, пока мы знакомились, кончился наш тихий час. Идемте, я покажу вам детей.

Ирина Андреевна надела белый халат и вместе с Раисой Яковлевной поднялась по широкой деревянной лестнице из вестибюля на второй этаж.

Раиса Яковлевна остановилась около первой двери, приоткрыла ее и, показывая на ряды маленьких кроваток, сказала:

— Здесь наши малыши. Эти почти всегда спят. Покормятся, поболтают ножками и опять спать. Из этой группы мне трудно кого-либо рекомендовать. Они поступили недавно и имеют родственников. Идемте в среднюю, к ползункам.

В большой светлой комнате кровати стояли по стенам, а середину занимал большой квадратный стол с высокими бортами — манеж для ползунков, их прогулочная площадка.

Некоторые дети спокойно лежали в кроватках, другие сидели, или, держась за сетки, пытались становиться на ножки. Но самое интересное происходило в манеже.

Вот один малыш, лежа на спине, изо всех сил бьет свою щеку резиновой игрушкой. Другой лежит на животе и, приподнявшись на локтях, упорно смотрит на нее, незнакомую тетю. Ирина Андреевна мотнула головой, ласково улыбнулась малышу и была награждена ответной улыбкой беззубого рта.

Вдруг раздался отчаянный плач. Произошла авария. Двое следопытов ползли навстречу друг другу, возможно с самыми мирными намерениями, но, не рассчитав расстояния и скорости движения, стукнулись лбами и разревелись. Няня погладила одного, перенесла на кроватку другого, и мир был восстановлен.

Раиса Яковлевна останавливала внимание Ирины Андреевны только на тех детях, у которых не было ни родителей, ни близких родственников. Таких много, большинство. Дети разные — черноглазые и голубоглазые, веселые и грустные, озорные и спокойные. Ирине Андреевне не хотелось признаться, что пока ни один из них не привлек ее внимания. Она только спросила:

— У вас и постарше есть дети?

— Да, мы сейчас пойдем к старшим, — ответила Раиса Яковлевна.

Старшая группа! Ирина Андреевна, работая в школе, привыкла называть старшими учеников девятых и десятых классов. Мальчишки были выше ее ростом, говорили баском. А тут старшими оказались трехлетние малютки!

Дети одевались после дневного сна. Они сами надевали лифчики, штанишки, многие даже умели зашнуровать ботинки и только завязывать шнурки бежали к няне. С большим или меньшим успехом, но все застилали свои кроватки. И проделывалось это серьезно, с явным усердием.

Ирина Андреевна стала в сторонке, у окна. Раиса Яковлевна тихо, так, чтобы дети не могли услышать, сказала ей:

— Обратите внимание на девочку вон там, в самом углу. Она застегивает лифчик другой девчурке. Видите? Голубоглазая, с пышными волосами. Это Галя. Судьба ее трудная, как у всех наших детей, и девочка она нервная. Но очень способная, умная, хорошо поет, слух изумительный.

Галя сразу почувствовала, что о ней идет разговор. Она зарделась и спряталась за спину девочки, которой застегивала лифчик. А та, ничего не понимая, удивленно посмотрела на Галю, потом на незнакомую тетю. И тут Ирина Андреевна встретила взгляд больших темных грустных глаз. Быть может, эти глаза казались такими большими потому, что они украшали худое, бледное личико. Ирина Андреевна спросила Раису Яковлевну:

— А это что за девочка? Та, что рядом с Галей?

— Это Наташа, — ответила Раиса Яковлевна. — У нее есть родственники. Идемте, я вас познакомлю с Галей, и вы с ней поговорите.

Подойдя к девочкам, она сказала:

— Вот наша Галя.

Галя снова спряталась за спину своей подруги. Теперь застеснялась и Наташа. Она опустила глаза, и Ирина Андреевна заметила, что у нее необыкновенно длинные, красивые черные ресницы, отбрасывающие тень на худенькие, бледные щеки.

— Как тебя зовут? — спросила она девочку.

Та не ответила. Застенчивая улыбка открыла две белые полоски мелких ровных зубов.

— Ее зовут Наташа, — выручила свою подругу вдруг осмелевшая Галя.

Отстранив Наташу, Галя подошла к Ирине Андреевне и доверчиво прижалась к ней. Это ее тетя! Ведь недаром же Раиса Яковлевна сказала «вот наша Галя».

Время от времени в детских яслях появлялись незнакомые люди, и часто оказывалось, что именно здесь они находили своих сыновей и дочек. Дети с завистью смотрели на тех, кого мамы и папы (а папы бывали и военные!) увозили в большой, неведомый мир. Скорей бы уж и за ними за всеми приезжали родители! То, что родители приедут, в это все малыши безгранично верили. Так им говорили воспитатели, и так им хотелось. Поэтому, когда в доме появлялся незнакомый человек, у детей сразу возникал вопрос: «Чья это мама?», или: «Чей это папа?» Чтобы быстрее разрешить недоумение, они иногда прямо спрашивали:

— Ты чья мама? За кем приехала?

Каждый надеялся, что именно его-то и назовут. Если оказывалось, что папы и мамы «ничьи», всякий интерес к этим людям пропадал.

Галя тоже ждала свою маму. И сегодня, когда тетя Рая сказала «вот наша Галя», девочка сразу подумала, что, может быть, новая тетя — ее мама. Ей эта тетя в белой-пребелой блузке очень понравилась. Гале было очень хорошо, когда тетя своей ласковой рукой погладила ее по голове. А когда тетя так же погладила Наташу, Гале стало неприятно. Как жалко, что никто не спросил у тети, чья она мама!

Чья она мама? Ирина Андреевна и сама не могла бы ответить на этот вопрос. Она была в полном смятении. Галя девочка хорошая, умненькая. Но Ирина Андреевна поневоле думает о Наташе. Сердце сжимается, когда она смотрит на бледное, худенькое личико Наташи, на ее беспомощную фигурку в лифчике с болтающимися на резинках чулочками… Как хочется взять ее на руки, пригреть, уберечь от невзгод!..

Когда Ирина Андреевна вернулась в кабинет главного врача, она сказала Раисе Яковлевне:

— Пожалуйста, расскажите мне о Наташе. Где ее родители? Кто они? Запала мне в душу эта девочка!

Раиса Яковлевна нахмурилась. Она была недовольна тем, что ее любимица Галя не понравилась этой женщине, что придется долго доказывать, убеждать.

— У Наташи мать погибла, — ответила она, — но об отце мы не имеем никаких сведений.

— Ленинград освобожден уже несколько месяцев назад, — возразила Ирина Андреевна. — Неужели отец до сих пор не поинтересовался своей дочкой?

— Ну, а если он пропал без вести, вас это устроит? Если отец в плену и вернется через несколько лет, что вы будете делать? Вернете ему Наташу? Вы понимаете, какая это будет трагедия для вас, для вашего мужа, для девочки и ее отца? Надо серьезно относиться к этому делу. И послушайте меня, — потеплевшим голосом продолжала Раиса Яковлевна. — Наташа девочка замкнутая, болезненная, моторно отсталая. Ее принесли к нам умирающей от голода, и это не прошло бесследно. Она слабенькая, у нее диатез, два раза было воспаление легких. Галя крепче здоровьем, более развитая, общительная.