Каким-то образом Анне удалось выпрямиться.
— Да, фрау Шмидт, — прошептала она.
Учительница нетерпеливо прищёлкнула языком.
— Не бормочи под нос, Анна, отвечай громким голосом.
Она продолжала ждать. К этому времени Анна уже вся дрожала от страха и боялась, что сейчас упадёт в обморок прямо перед всем классом.
— Да, фрау Шмидт, — выдавила она из себя, надеясь, что это звучит как положено.
— Еще раз, — прикрикнула на неё учительница.
— Да, фрау Шмидт, — повторила Анна.
— Теперь давай посмотрим, сможешь ли ты назвать эту букву.
Назвать букву Анна не могла и попыталась отвечать наугад, но всё было напрасно.
— Садись, — наконец произнесла учительница. Она смотрела, как Анна неуклюже садится за парту, и вдруг насмешливо произнесла:
— Слышала я, твой отец преподает английский в специальной школе. Может, ему удастся тебя чему-нибудь научить.
Все расхохотались. Наверно, они все боялись не рассмеяться, когда учительница шутит, но Анне это не пришло в голову. Она и теперь ещё помнит их смех.
С тех пор прошло уже больше года, но Анна так и не научилась читать. Папа действительно попытался ей помочь, но он учил старшеклассников английскому, и никак не мог понять, откуда у Анны такие проблемы с алфавитом. А она, хоть и не научилась читать, научилась стоять прямо и не дрожать. Анна стояла, не шелохнувшись, отвечала громко и чётко и ненавидела фрау Шмидт до глубины души.
Еще она ненавидела чтение. Не умеет она читать и ладно, что тут плохого? Она просто не желает читать. Зачем это нужно? Папа ей читает, папа её по-прежнему любит, неважно, умеет она читать или нет. Она не собирается учиться читать и не будет дружить с детьми, которые над ней смеются.
На сердце у неё скребло от того, что Герда так и не сказала ей "до свидания". Она переживала за Герду, за её одиночество и страх, и даже несколько раз подавала голос, когда одноклассники обменивались особенно гнусными сплетнями о том, куда мог подеваться господин Хоффман.
— Йоханн Миттер сказал, он сбежал с актриской, — такова была одна из версий.
— Неправда это, — немедленно возразила Анна.
Остальные забросали её вопросами, будто впервые заметив, что она существует на свете.
— А ты почём знаешь?
— Тогда куда же он делся?
— Кто тебе сказал?
Анна упорно стояла на своем и не отводила глаз, но добавить ей было нечего. Доказательств у неё не было. Просто она знала. Отец Герды так бы не поступил.
— Да она ничего не знает, — пренебрежительно сказала Ольга Мюллер и добавила: — Как, впрочем, и всегда.
Но Анна была убеждена в своей правоте. Случилось что-то совершенно ужасное, и поэтому господин Хоффман не вернулся домой. Это как-то связано с "трудными временами", о которых говорил папа.
— Анна, тебе бы лучше не сидеть и не спать с открытыми глазами, — налетела на неё фрау Шмидт. — Если, конечно, хочешь закончить начальную школу.
— Да, фрау Шмидт, — автоматически ответила девочка.
Она открыла книгу, которую не могла читать, и приготовилась к ещё одному дню в школе.
Неделю спустя она проснулась ночью от маминого возмущённого голоса.
— Уехать из Германии! Эрнст! О чём ты таком говоришь!
Папа что-то пробормотал в ответ. Анна встряхнула тяжёлой со сна головой и попыталась вслушаться.
— Но это наш дом! — мама была ужасно расстроена, Анна никогда раньше не слышала у неё такого голоса. — Мы же здесь живём всю жизнь. Эрнст, я родилась в трёх кварталах отсюда. Тут все наши друзья. И твоя сестра.
Папа снова заговорил, но как Анна ни старалась навострить уши, до неё доносились только обрывки фраз.
— …не должны бояться… подумай о Хоффманах… как же ты не понимаешь…
Он ещё что-то сказал об июне. Анна помнит, как он ужасно рассердился, когда узнал про новый закон о том, что евреи не могут оставаться на государственной службе… Она не знает подробностей, но помнит, как он шагал взад-вперёд по комнате, а глаза его яростно сверкали. Она даже не подозревала, что папа умеет так сердиться.
Мама продолжала спорить.
— Но куда нам ехать? Эрнст, подумай хорошенько. Детям нужна школа. Твоя драгоценная Анна даже здесь не может ничего выучить.
Подслушивающая в темноте девочка улыбнулась. Даже мама знает, что она папина "драгоценная Анна".
— А что с ней произойдёт, когда она совсем потеряет почву под ногами? Руди, наверно, в будущем году станет лучшим учеником. Да и денег таких у нас нет.
Наконец, папа заговорил куда громче, и голос его стал слышен у Анны в комнате.
— Я всё это не хуже тебя знаю, Клара. Но знаю и кое-что ещё. Как ты не понимаешь, не будь я в частной школе, давно бы уже остался без работы. Скоро новый режим доберётся и до частных школ. Вспомни, муж Тани — еврей.
— Какое отношение муж твоей сестры имеет к нам? — мамин голос звучал сердито, но в то же время было ясно — она не понимает, о чём он говорит.
— Клара, подумай сама. Вспомни о Хоффманах. Я даже и не пытаюсь представить себе, что с ним случилось. Вспомни о Натане Якобсоне. Подумай о Векслерах. Я узнал сегодня, что Арон Зингер уволен.
— Эрнст, такого просто быть не может. Клиника прославилась благодаря доктору Зингеру!
— Это всем известно, но тем не менее, его уволили. Безо всякого объяснения. Теперь он пытается уехать из Германии. Уверен, скоро уехать будет труднее. Не только евреи в опасности, Клара. Любой, кто не согласен, любой, кто говорит слишком громко…
В комнате воцарилось тяжёлое молчание. Анна в волнении прикусила губу.
— Твой брат Карл — наш единственный родственник за границей, и он — в Канаде, — простонала мама.
Анна понимала — для мамы Канада была чем-то далёким и «иностранным». Мама не привыкла ни к чему "иностранному".
Внезапно папа широко зевнул — даже Анне было слышно.
— Довольно, довольно, я устал, Клара. Нам надо подумать. И если что случится, нужно быть готовыми. Молю Бога, чтобы я оказался неправ.
— Без сомненья, ты неправ, — отозвалась мама.
Анна услышала, как мама повернулась на другой бок. Кровать скрипнула. Потом папа так тихо, что Анна с трудом расслышала его слова, произнёс:
— Я дал Анне обещание и намерен его сдержать.
— Дал обещание Анне? И из-за этого ты тащишь нас всех неведомо куда?
— Да, нет, не из-за этого, — устало проговорил отец.
Анна прижала ухо к стене, чтобы не пропустить ни словечка, даже если он будет говорит совсем тихо.
— Я обещал ей, что она будет жить там, где мысли свободны.
Обещал ей, Анне? А, понятно, песня, которую не желает петь господин Кеплер.
Мама опять повысила голос:
— Выходит, мы все должны жизнь поломать из-за твоей Анны? Если кому из детей и нужнее всех оставаться здесь, так это ей. Она только ещё начинает учиться. Фрау Шмидт говорит, она ужасно упрямая… но что бы там ни было, если она начнёт всё сначала на новом месте, будет в сто раз хуже.
Анна содрогнулась. Тут мама права. Как ни ужасна фрау Шмидт, но кто-то совсем незнакомый…
"Папа, пожалуйста, — молча умоляла она, — давай останемся здесь".
Тут Клара Зольтен внезапно рассмеялась таким привычным, насмешливым, успокаивающим смехом.
— Эрнст, ну кто мы такие, — отмахнулась она от всего, сказанного, как от полной чепухи. — Кому мы нужны, что может с нами случиться? Может, жена Хоффмана его пилила? Может, доктор Зингер что-то не то сделал или просто стал стар? Но мы-то не какие-нибудь особенные. У меня ноги совсем замерзли. Подвинься-ка поближе.
— Клара, Клара, — простонал папа, но в его голосе теперь тоже слышался смех, — ну до чего же ты…
Голоса превратились в тихое бормотание. Анна забралась обратно в кровать, она никак не могла решить, стоит ли беспокоиться из-за услышанного. Наконец девочка заснула.
Среди ночи она снова проснулась. Из комнаты родителей не доносилось ни звука. На секунду она опять ужасно испугалась, но потом вспомнила про мамины холодные ноги и с улыбкой свернулась в клубок под тёплым одеялом.
Мама не даст папе сделать какую-нибудь совершенную глупость.
За завтраком всё было как всегда. Анна вздохнула с облегчением, но в то же время была слегка разочарована. Однако вечером за ужином папа объявил новость, какой Анна совсем не ожидала. Просто кошмарную новость!
— Нам всем пора научиться говорить по-английски.
Жена и дети уставились на него в недоумении. Он улыбнулся в ответ, но такой улыбкой, которая почему-то никому не понравилась.
— Начнем прямо сейчас, — продолжал он, и все поняли, что это всерьёз. — Начиная с сегодняшнего дня, каждый вечер мы будем говорить за ужином только по-английски. Все вы, кроме Анны, уже начали учить английский в школе, значит, сможете начать немедленно.
— Я совсем не знаю английского, — с каменным лицом отозвалась мама.
