подаркам, которые многим ребятам показались бы самыми обыкновенными, обыденными вещами.
В семье Чердынцевых все любили загадки. Получилось это, конечно, из-за бабушки.
Она знала загадки о солнце и луне, о людях и зверях, о временах года и явлениях природы.
Если Анисья Кондратьевна приезжала к внукам зимой, она вспоминала загадки о зиме.
— В круглом окне днем стекло разбито, за ночь вставлено, — спрашивала бабушка.
Тайка долго думала, повторяя загадку про себя, и, наконец, после наводящих вопросов Ксюши, кричала:
— Это лед в проруби… Я сразу догадалась!
Бабушка скупо улыбалась.
— Ну, а что зимой кверху корнем растет?
Для каждого члена семьи у бабушки находились особые загадки.
Когда Ксюша проснулась на следующее утро, она сразу же услышала голос Анисьи Кондратьевны:
— Поглядим, поглядим, какой ты отгадчик… «Над бабушкиной избушкой висит хлеба краюшка. Собаки лают, а достать не могут».
Вася отгадал довольно быстро:
— Это месяц, бабушка! Месяц в небе!
— Не кричи, батюшка! Чего кричать-то? Ну, правильно! — соглашалась Анисья Кондратьевна. — А теперь, попробуй, отгадай: «Нос, как у свинки, да колки щетинки».
— Нос, как у свинки… — задумчиво повторял Вася.
Бойкая Тайка, услышав, что Ксюша зашевелилась на кровати, заглянула в дверь.
— Ксют! Это что такое: «Не стукнет, не брякнет, а в окно войдет»? — зашептала она.
Уловка Тайки не осталась незамеченной.
— Ты сама голову ломай! — строго сказала бабушка. — Для Ксюши мы потруднее найдем. А, может статься, уже выросла из загадок? — подняла Анисья Кондратьевна глаза на Ксюшу.
— Нет, бабушка, загадывайте. Я люблю…
— Ну вот и ей найдем. Трудную, да мудреную… — бабушка подмигнула Васе, который, полураскрыв пухлые губы, зачарованно слушал ее. — Подумай-ка! «Кабы я встала, до неба достала»…
— Кабы я встала… — повторила Ксюша. — И правда трудная, никак не отгадаю.
— Подумай, раскинь мыслями. А Таисье не подсказывай, пусть сама думает.
Когда Ксюша, умывшись, вернулась в дом, у бабушки жарко топилась русская печь, кипела, булькая, вода в большом чугуне, стоявшем в устье печи.
Анисья Кондратьевна резала на столе зеленый лук на пирожки. Тайка и Вася крутились около.
«Как хорошо, когда бабушка приезжает к нам! — невольно подумала Ксюша. — Радости сколько! И гостинцы, и сказки, и всякие забавы. Жалко, что она не может жить у нас всегда».
Инженер Кирилл Григорьевич Черноок получил новое назначение: ему предложили место начальника маленькой станции.
Жена его, Руфина Алексеевна, очень расстроилась. Надо было оставить привычную, удобную квартиру в городе и ехать неизвестно куда.
Черноок объяснил:
— Жить пока придется в старом доме, без удобств. Но станция быстро разрастается. Там уже строят завод железобетонных изделий. Заканчивается большой благоустроенный дом. В нем они со временем получат квартиру. Школы на станции нет. Но Валю можно устроить в интернат.
— В интернат? — испугалась Руфина Алексеевна. — Как же она будет жить одна?
— Почему одна? — возразил Кирилл Григорьевич. — Там очень много детей. Живут же они, даже первоклассники, в интернате?
Увидев, что жена очень расстроена, Кирилл Григорьевич погладил ее по плечу.
— Не грусти! Ничего не сделается с Валей. Она у нас не тихоня, в обиду себя не даст. Да и ребята там не без присмотра…
Ясным августовским днем семья Черноок отправилась на станцию, куда им предстояло переселиться.
Валю поездка очень интересовала. В вагоне электрички пассажиров было немного, и девочка то смотрела в окно справа, то перебегала на противоположную сторону.
Горный хребет, мягко очерченный на горизонте, лес, подступающий близко к железнодорожному полотну; серебряная лента реки, блеснувшая на лугу, — все привлекало девочку новизной.
— Да посиди ты спокойно! — остановила Валю мать.
— Ничего! Пусть присматривается! — возразил Кирилл Григорьевич. — Теперь ей тут частенько придется путешествовать.
Руфина Алексеевна вздохнула. Значит, вопрос о переезде решен окончательно.
Валя на несколько секунд присела рядом с отцом, с жаром рассказывая, что сейчас она видела речку, в которой «каждый камушек на дне видно». Руфина Алексеевна невольно сравнила двух самых родных и близких ей людей.
Сразу видно, что Валя — дочь Кирилла Григорьевича. Правда, глаза у них не черные, что соответствовало бы фамилии «Черноок». У обоих были «карие очи, черные брови», как в песне поется. Только волосы у Вали были, как у мамы, светло-русые.
Валя вскочила снова и ушла к окну. Кирилл Григорьевич проследил за ней взглядом.
— Первое время ты будешь отвозить ее до интерната. А потом найдется кто-нибудь из ребят-попутчиков.
Одна за другой промелькнули несколько станций.
Взглянув в окно, Кирилл Григорьевич встал и снял с полки портфель и небольшой чемоданчик.
— Сейчас нам выходить, — сказал он. — Да, кстати… Я провожу вас, а сам останусь здесь.
По сторонам железнодорожного полотна появились серые, покрытые зелеными лишайниками валуны. Они становились все крупнее, громоздились все выше, потом железнодорожные пути врезались в горный хребет. За окнами поднимались отвесные каменные стены. В вагоне стало заметно темнее.
Выемка кончилась, поезд вырвался на простор. Промелькнула сосновая рощица. За ней раскинулся луг, огороды, небольшие домики.
Валя подбежала к окну и прочитала на стене желтого станционного здания четкую крупную надпись: «Хрустальный ключ».
Черноок, его жена и Валя сошли на перрон. Их встретил молодой человек в красной фуражке.
Это был дежурный по станции. Кирилл Григорьевич поздоровался с ним и обещал вскоре вернуться.
Они подошли к двухэтажному деревянному дому, окруженному палисадником. Потемневший от времени, он показался Вале непривлекательным.
Но в палисаднике, на клумбах, радуя глаз, пышно цвели яркие астры, высокие георгины, душистые левкои.
— Это прежний начальник станции цветы выращивал, — сказал Черноок. — Говорят, очень любил в саду работать.
Поднялись на второй этаж. Кирилл Григорьевич вынул из кармана ключи и открыл дверь слева.
Из маленькой передней прошли в просторную солнечную комнату. За ней находились еще две комнаты.
— Вот видишь, — говорил Кирилл Григорьевич, — здесь совсем не тесно. Ну, а как нам расположиться, решай сама.
Все окна в комнатах были плотно закрыты.
— Как тут душно! — сказала Руфина Алексеевна. — И каким-то лекарством пахнет…
— Что ты! — воскликнул Кирилл Григорьевич. — Какое лекарство! Это анис. Если бы ты знала, какие бублики с анисом стряпала моя мама! Все бы отдал, чтобы поесть таких бубликов! А пахнет анисом, определенно…
Валя улыбнулась. Каковы на вкус бублики с анисом, она не знала. Но как замечательно у папы получается, — о чем он ни станет говорить, все кажется хорошим или интересным.
Анис… И вот уже запах в комнатах кажется ей приятным, и тихий мир этой квартиры становится привлекательным.
— А что здесь душно, — продолжал отец, — так это легко поправить.
Он распахнул окно. В комнату ворвался теплый
