А слушать надо хорошенько, потому что как раз называют его фамилию. Ваню вызывают к доске. Мама всегда говорит, что голос у Вани — как «звонок особого, пронзительного тембра». Куда девается у доски и тембр и самый голос, Ваня не знает. Но отвечает он шепотом.
— Что? — спрашивает учительница и прикладывает руку к уху. — Не слышу.
Ребята смеются. Стесненность обволакивает Ваню, как туман горы, и он с трудом бормочет слова. Отвечает он правильно, но так тихо, медленно и неуверенно, что больше тройки ему никак нельзя поставить.
Но вот они пишут цифру восемь. В первый раз. Это же так интересно, когда в первый раз! Стишок про восьмерку, который сказала им учительница, Ваня сразу запомнил. Высовывая от усердия кончик языка и повторяя про себя: «У восьмерки два кольца без начала и конца!» — он с упоением пишет восьмерки, одну за другой, подряд.
Сережа тоже старательно пишет, забыл и толкаться.
— Ваня Васильев, почему ты не соблюдаешь клеточки? — Стоя над Ваней, Галина Ивановна сокрушенно качает головой.
От испуга Ване становится жарко. Он смотрит на свои восьмерки и еле удерживается от слез. Ведь он был уверен, что они такие замечательные, а они взяли да и вылезли из клеточек. Как попало вылезли. Так он и знал: что-нибудь у него не получится!
На перемене Ваня тоскливо сидит на камне в школьном дворе. К концу перемены успокаивается. Тем более что сейчас будет чтение. Это легкое. Ваню вызывают прочесть с места. Сколько раз ему твердили, чтобы он не шептал себе под нос, и Ваня решает во что бы то ни стало ответить как следует. Набрав побольше воздуху, он выкрикивает на весь класс:
— Но-ша! Но-ши! Ла-pa!
Галина Ивановна смотрит на него с удивлением:
— Нельзя ли потише?
«Можно», — хочет сказать Ваня, но не успевает: едва не прикусив язык, он летит на пол. Вот зазевался, не остерегся и дал Сережке себя столкнуть.
— Сережа Богданов, встань в угол! — приказывает учительница.
Ваня усаживается свободно — на всей парте один. Но это его не радует. Он позевывает. Как всегда на последнем уроке, руки и ноги у него становятся какими-то ватными. Отдаленно слышится голос Тани Деревянко. Она читает:
— Ла-ра нашла ма-ли-ну!..
«Малина уже кончилась, — рассеянно думает Ваня. — Редко-редко ягодку найдешь. Повезло этой Ларе».
А через десять минут сонную одурь как рукой снимает. Ребята опрометью вырываются из дверей школы. Скачут как козлята. Виталик лает по-щенячьи, Сережка мяукает, Вова Соловей издает горлом странные звуки и говорит:
— Я акула!
— Значит, тебя услышали через аппарат! — звонко кричит Ваня. — Так просто, человеческим ухом рыбьи голоса не слышно, а через аппарат можно. Звуки высокой частоты.
Ребята обступают Ваню, слушают внимательно. Сережка Богданов становится вплотную возле Ваниного локтя, но не толкается, а заглядывает Ване в рот.
Услышала бы сейчас мама Ванин голос, так опять сказала бы про «пронзительный тембр».
— Столько всяких аппаратов уже придумали! А что? Очень просто, что скоро придумают аппаратик, и мы услышим, как розы песни поют. А чего же?
— Вот пойдем на плантацию роз да наслушаемся песен, верно, Ваня? — говорит Сережа Богданов.
— А у мамы в оранжереях все церапегии вудди вдруг засвищут. Вот так! — Ваня свистит, верещит и припускается вскачь. Ватага ребят за ним. Из школы их не возят: с горы бегу минут пятнадцать до самых нижних домов.
Дорога вьется между домиками, прилепившимися к уступам горы. Если глянуть на гору сверху, то это каскад из каменных лестничек, красных черепичных крыш, зеленых, желтых, оранжевых фруктовых деревец. Все это освещено солнцем, блестит и сияет. Ваня скачет с камня на камень, пробегает дворики, карабкается по высоким ступенькам. Все в нем ликует. Он беззаботен и счастлив.
В одном дворе висят качели. Можно ли не покачаться? И ребята качаются с визгом и смехом до тех пор, пока на крыльцо не выскакивает разъяренная тетка.
— Погибели на вас нет! — кричит тетка. — Вся школа пока не перекачается, хоть в гроб ложись! Уши лопаются! А ну, геть со двора! Сейчас возьму веник да обломаю об ваши бока!
Как стая вспугнутых скворцов, ребята вылетают из дворика и мчатся дальше. Кусты ажины. Через минуту у всех черные рты. Терн, шелковица, поднятый с земли и торопливо расколотый камнем миндаль, упавший через забор перезрелый персик — все жуется, глотается, все кажется на диво вкусным.
Ниже поселка начинаются парки. Ребята забираются и самые отдаленные уголки. Через заросли бамбука они пробираются на цыпочках, затаив дыхание. Ваня впереди. Он оглядывается, прижимает палец к губам, шепчет:
— Тут живет неизвестный зверь, еще никем не открытый! Не спугните!
У всех мальчишек округляются глаза. Сережка Богданов осторожно, стараясь не шуметь, подбирает с земли ветку — вооружается на всякий случай.
— Убежал! — вскрикивает Ваня. — Только хвост мелькнул.
— А кто это был? — испуганно спрашивает маленький Санька.
— Наверно… окапи! — заявляет Ваня. — Окапи всегда прячется. В самой гуще, где потемнее. Его знаете как трудно увидеть!
— Какой это зверь — окапи? — недоверчиво спрашивает Сережа.
— Да в кино-то про джунгли видел? Мы же вместе смотрели.
— А он здесь не водится. То африканская вроде косуля.
— Может, и здесь завелся. Тише! Слышите?
В сухих листьях, устилающих землю, и правда прошуршало. Все замирают.
— Змея! — шепчет Ваня. — Может быть, самая главная. Глава всей змеиной семьи!
— Если тут их семья, я боюсь, — признается Санька.
— Так она уже уползла, — успокаивает его Ваня и кричит: — Не будем бояться, следопыты!
Издавая победные вопли, мальчишки вырываются из чащи на аллею. Навстречу идет человек в светлом костюме с фотоаппаратом через плечо.
— Дяденька экскурсант, который час? — спрашивает Сережа.
Человек смотрит на ручные часы:
— Три часа.
Ваня меняется в лице, растерянно моргает.
— Я обещал прийти сразу после школы, — говорит on упавшим голосом и в панике озирается по сторонам: — А где…
Да вон он — валяется на тропинке, только что покинутой еще никем не открытым зверем! Не потерялся школьный портфель — громадная удача!
Без оглядки бегут ребята через оливковые рощи, мимо клумб с поздними гладиолусами, проскакивают между темными кипарисами, перепрыгивают через кактусы. До свиданья, джунгли, пампасы и тайные тропы!
3
— Где же ты был, Баня? Это просто невозможно! Начало четвертого, а уроки кончаются без пятнадцати час.
Ваня виновато смотрит на бабушку:
— Я забыл…
— Что ты забыл?
— Что надо сразу вернуться домой.
— Ох, Ваня, Ваня! И как ты еще голову не забыл где-нибудь на сучке орешника? Мой руки и садись обедать. Живо! Хорошо бы успеть выучить уроки до маминого прихода…
Да, хорошо бы. Это Ваня понимает и торопливо трет руки под рукомойником у крыльца. Немножко воды бросает себе на нос: чтобы как-то загладить вину, вымыл лицо.
Бабушка только на днях приехала к ним в гости. Без бабушки Ваня учил уроки с мамой, когда та возвращалась с работы. Посмотрев, как это у них происходит, бабушка сильно расстроилась.
Вот как идет у них дело.
Мама садится возле Вани и смотрит, как он пишет. Не проходит и минуты — мама начинает кричать:
— Ну, что ты пишешь, негодный! Ты что, не видишь линеек? Я же тебе показывала, как надо!
— Я нечаянно, — говорит Ваня.
— Да держи ты ручку по-человечески! Перо у тебя не пишет, а только скрипит.
— Ну ты-ы! — сердито и жалобно тянет Ваня. Это он ругает перо. Но мама принимает на свой счет:
— Это еще что за «ну ты»? Научился у своих мальчишек. Чтобы я такого не слыхала! Разве это буква «эм»? Это верблюд, а не буква «эм»!
Ваня начинает плакать. Крупные слезы падают на тетрадку. Мама промакивает их промокашкой.
— Сейчас же перестань! Нет, я заставлю тебя хорошо учиться!
Ваня плачет громче.
— Не кричи на него, — говорит бабушка. — От этого он хуже соображает.
Серо-синие, как у Вани, глаза мамы темнеют от гнева:
— Не смей делать мне замечания при ребенке!
Бабушка вздыхает и отходит в сторонку. Всхлипывая и шмыгая носом, Баня продолжает выводить буквы, от одного взгляда на которые мама выходит из себя. Но все, даже самое скверное, имеет конец. Худо бедно — уроки приготовлены. Мама сажает Ваню к себе на колени, целует его, нежно шепчет в самое ушко:
— Детиха моя! Лягушонка длинноногая!
Крепко-крепко прижимается Ваня к маме. Он так ее любит! По вечерам, когда на улице уже темно, мама подолгу читает ему книги. А сколько интересного она рассказывает Ване обо всем на свете! Да и без чтения мама — это мама. Но уроки, конечно, лучше учить, пока она еще не пришла с работы…
