– Кажется, я тебя не звала.
– Я подумал, тебе... – Максим осекся. Под ее холодным взглядом ему, как всегда, стало неловко. Всякий раз, когда она смотрела так и была недовольна, он чувствовал себя жалким дурачком, который совершил очередную глупость.
Лиза пренебрежительно закатила глаза.
– Ты подумал? Право, не утруждайся. Думать, это, знаешь ли, не для всех.
Ему стало смешно, но Максим сдержался. Лиза не поняла бы, почему он смеется над собой.
Мальчик вернулся к скамейке и опустился на краешек.
Вова ехидно улыбнулся. Несмотря на то что сам давно перестал делать попытки понравиться Лизе, чужие промахи радовали парня необыкновенно. Он постоянно говорил Никите, какая Лиза дура, распространял про нее разные гадости, пытался как-то досадить, а сам любовался ею издалека, когда думал, что никто не видит. А видели многие. Особенно Яна, которая ревностно ловила каждый его взгляд и день за днем находила возле ненавистной блондинки. И остальным парням Лиза нравилась, что девчонок раздражало. Никита не упускал возможности обратить на себя ее внимание, когда поблизости не было друга. Миша опускал пошлые шуточки, злобствуя на ее безразличие. Брат его, напротив, после стычки с участием лопаты ни разу не опустился до подколов и поведение Лизы никогда вместе со всеми не осуждал. А та взамен смотрела на него по-особенному. Иногда даже разговаривала с ним после ужина у костра.
Максим осторожно посмотрел на Гришу, сосредоточенного на игре в «дурака».
«Наверное, они обменялись телефонами, чтобы потом в городе созвониться, – горестно подумал мальчик, – уж он-то точно не струсил попросить ее номер. И она, скорее всего, дала... почему не дать? Он высокий, сильный, симпатичный. Не такой, конечно, как Стас, но все-таки... Его и подругам не стыдно показать».
Поезд прибыл на две минуты раньше положенного. Лиза первой влетела в тамбур. Ей досталось купе с двумя женщинами, устроившимися на нижних полках.
Максим стоял в проходе, дожидался, пока братья с Вовой устроятся в их общем купе, и гадал, кому посчастливится занять соседнюю с Лизой полку.
Подошла Стася, заглянула сперва в одно купе, потом в другое и достала свой билет.
«Ее полка», – понял Максим. Ему духу не хватало попросить поменяться билетами, а девушка неожиданно посмотрела через его плечо в билет и предложила:
– Махнемся?
Он молча сунул ей свой билет. Стася посмотрела сочувственно и потрепала по волосам.
– Бедный.
Максим отвернулся и прошел к вожделенной полке. Соседки преклонного возраста уже разложили постели.
Лиза едва на него взглянула, куда больше ее занимал айфон. Она лежала на полке, болтала в воздухе ногами и увлеченно нажимала на сенсорный экран.
Мальчик забрался на свое место и, набравшись храбрости, спросил:
– Что делаешь?
– Отвечаю на эсэмэски, – последовал ответ.
– Поймала сеть?
Лиза перестала болтать ногами и перевернулась на спину.
– Не-а. Я сохраняю их в «Черновиках», а как приеду, отправлю. Вот адресаты офигеют!
Он силился придумать, о чем бы еще спросить, чтобы продлить разговор и не показаться бестактным, но в голову, как назло, не лезло ничего подходящего. В мозгу кружилось: «У нее глаза, как трава в грозу. Темная, с искорками молний. Бесконечные ресницы. Не какие-то там растрепанные, а волосок к волоску, с изящным изгибом. Губы...»
– А кому пишешь? – от безысходности задал Максим первый пришедший на ум вопрос.
Девочка не сразу ответила, плечо ее безразлично дернулось, а заправленные за ухо волосы, упали на лицо.
– Поклонникам всяким. Даю им надежду, чтобы первого сентября у меня была внушительная свита.
Максим пожалел, что спросил. Знать про свиту совсем не хотелось.
– Понятно, – солгал он. На самом же деле ему было абсолютно непонятно, зачем она тратится на эсэмэски, когда и без всякой надежды ради нее любой наверняка готов не глядя прыгнуть с крыши.
Медленно покатилось яблоко по столику у окна – поезд тронулся. Максим поймал на себе радостный взгляд Лизы. Он и не помнил, улыбалась ли она ему когда-нибудь столь же искренне и мило, как сейчас, когда за окном мелькал пустынный перрон.
«Она счастлива, потому что едет домой, к своим подругам, поклонникам... А может, есть кто-то, который нравится ей больше остальных. Конечно, всегда так бывает – кто-то нравится, а кто-то нет. Один больше, а другой меньше».
От размышлений его отвлек насмешливый голос Лизы:
– У тебя такой вид... можно подумать, ты собираешься заплакать. Только не говори мне, что тебе жаль покидать эти несчастные раскопки!
– Мне не жаль покидать раскопки, – честно ответил Максим. И мысленно прибавил: «Мне жаль покидать тебя...»
– Уже завтра я буду дома, – мечтательно закрыла глаза Лиза и отложила айфон. – Хорошо, я купила все для школы еще до отъезда. Представь, что завтра будет твориться в магазинах!
– Я тоже уже купил и тетрадей, и ручки, и даже дневник.
Лиза засмеялась.
– Да я не про это барахло, я о тряпках. Неужели думаешь, кто-то станет смотреть на мои тетради? На сумочку – да, а шариковые ручки мало кого интересуют. Если ты хочешь так отличиться, то я тебе сочувствую!
– Нет, я не хочу.
– Ну да, ну да... – Она вновь взялась за айфон. – Я и забыла, с кем говорю.
Максим не стал уточнять, с кем же она говорит, и попросил:
– Можно мне взять Матильду?
Крыса сидела на краю полки и умывалась.
Лиза задумчиво покосилась на нее и поправила:
– Не взять, а позвать. Если захочет, придет!
Максим постучал по своей полке.
Матильда навострила ушки и взволновано затопталась на месте, не зная, как перебраться на другую сторону.
– Она хочет!
Девочка лукаво улыбнулась.
– Если хотела бы, перебралась, поверь мне.
Он со вздохом уронил голову на руку. Иной раз хотелось обидеться на одну из таких мелочей, но почему-то никогда воли не хватало. Стоило только Лизе взглянуть на него дольше обычного, улыбнуться, попросить что-то – и злиться на нее уже не получалось. А сердце стучало-стучало, точно свихнувшееся от радости. Казалось, оно может простить ей все, что угодно: ветреность, безразличие, любую жестокость – за одно лишь право находиться рядом. Чтобы слышать ровное биение ее ледяного сердца и жить глупой надеждой, что однажды оно оттает.
Матильда, хоть он и перестал ее звать, стояла на краю полки и тянула к нему лапку. Ее хозяйка делала вид, что не замечает. Максим молча наблюдал за крысой. Ему ужасно хотелось, чтобы она как-нибудь умудрилась перепрыгнуть на его полку.
«Тогда Лиза увидит, что я нравлюсь ее крыске, – думал мальчик, – и... и... А что с того? Нравиться крысе, вот уж заслуга. Глупо-глупо...»
Матильда взобралась на скрученный матрас в углу, а с него прыгнула на занавеску и поползла по ней.
– Господи, Матильда! – вскричала Лиза, видя, как та спрыгнула с занавески на соседнюю полку. – Есть у тебя вообще женское достоинство?
Максим погладил крысу, и Матильда от удовольствия прикрыла глазки. Женское достоинство, похоже, было ей неведомо. Впрочем, как и ее хозяйке, которая могла на ночь глядя явиться к взрослому парню в шалаш и соблазнить на поцелуй. Мальчик горестно усмехнулся.
«Это у нее семейное», – подумал Максим.
Лиза гневно уставилась на него, и он сообразил, что высказал свою мысль вслух.
– Прости.
– Ничего, – фыркнула девочка. – Что мне до мнения пустого места!
– Конечно, тебе же нравится, когда все вокруг лгут ради твоего одобрения, – обиженно вздохнул Максим.
– Именно! – тряхнула головой Лиза.
Через дыры на занавеске в купе просачивалось заходящее солнце. Его лучи были как длинные линии, и в них, словно в прозрачных трубках, танцевали пылинки. Затекла рука, но Максим не шевелился, боясь побеспокоить уснувшую рядом Матильду. Крыса дергала во сне усами и поджимала толстенькие задние лапы.
Вскоре Лизе надоел айфон, и она придирчиво осмотрела помещение в поисках новой забавы. Не нашла. И рассердилась. Глаза сделались темнее, губы сжались, а между бровями образовалась морщинка. Когда она принимала такой вид, мозг мальчика сам собой начинал лихорадочно выискивать объект или тему для ее развлечения.
На сей раз Лиза опередила его:
– Максимка, расскажи анекдот!
Ласково-насмешливое прозвище, которое приклеилось к нему с самого первого дня, мальчик ненавидел как постоянное напоминание о том, что он не ровня ей, а маменькин сынок, как его все дразнили.
– Я не знаю анекдотов, – сознался он.
Лиза звонко рассмеялась.
– Забавно. Вот это и есть твой анекдот.
Максим не понял, что она имела в виду, но по ее довольному выражению лица догадывался – это очередная издевка. Ей нравилось причинять людям боль. Она наслаждалась, когда остро заточенные фразы попадали в самое слабое место жертвы. Находиться с ней рядом было так же, как вертеть в пальцах осколок стекла в ожидании раны.
Заглянула Зинаида Григорьевна и передала сухие пайки: кефир в пакетиках, круассаны с джемом и четыре упаковки сушеных бананов.
