Я заливаюсь краской. Вот чёрт! Почему я сейчас-то расклеилась? Смотрю на Стиана. Какой-то он не такой. Совсем другой…
Он подстригся! Очень коротко! Волосы — меньше сантиметра! И сейчас, из-за того что у него волосы очень светлые… ну очень светлые… вот поэтому он смотрится совсем лысым. Да он похож на… на Арне Свингена! Только намного моложе! «Сердце моё, не стучи…» — думаю я где-то в самой глубине души… Но думаю не про Арне Свингена, а про… Стиана?
Это ещё что такое? СТИАН… Я чувствую себя как-то странно. Стиан — дурак, но, по-моему, он ничего… Симпатичный вроде. Даже почти красивый. (При мысли о том, что Стиан красивый, я краснею ещё сильнее.) Что произошло? Стиан так сильно изменился за одну неделю? Может, повзрослел, или что? Конечно, он всегда был дубиной, но… я считаю, он классно смотрится. (А, понятно — это стрижка! Новый стиль. Поэтому так смотрится. С такими волосами, то есть без волос ходят только крутые ребята.)
В этот миг в моей голове возникает начало стихотворения:
Ты стоял на Платформе
И шапку стащил с головы.
Стиан, знаешь, какой ты?
Крутой обалденно и классный!
Ах, чёрт, нужно записать, ведь забуду, думаю я (хотя рифма здесь напрочь отсутствует), но у меня нет с собой ни ручки, ни бумаги. И ручка, и бумага — всё это есть наверху, на Платформе. Там, где стоит он…
Хватит ли у меня смелости туда подняться? Поймёт ли Стиан, увидев меня, ЧТО я о нём думаю? Злится ли он на меня по-прежнему? Может, будет смеяться? Хочет ли, чтобы меня не было? (Но я есть…) И я не могу избегать его всю жизнь. Мы живём на одной улице, и так будет ещё несколько лет. Я ведь решила для себя, что не буду вредничать.
Решила, что скажу ему… ну, к примеру, «извини» или что-то в этом роде. Я так решила.
Неожиданно чувствую прилив мужества. Выбираюсь из зарослей Обезьяньего дерева и иду прямо к Платформе. Сейчас или никогда, думаю я и поднимаюсь по лестнице.
— Привет, — говорю я.
Но Стиан не оборачивается. Он меня ещё не видит и не слышит. Иду по Платформе прямо к нему, останавливаюсь за его спиной и беру его за руку (его рука в рукавице). Он вздрагивает и рывком оборачивается. Таращит на меня глаза. Я краснею — сама чувствую. Смотрю вниз, на свои ботинки. А когда поднимаю глаза, вижу, что и он покраснел. Он тоже. Невольно улыбаюсь, и он мне улыбается. Чуть-чуть.
— Привет, — повторяю я.
Стиан снимает наушники и суёт в карман куртки.
— Э-э-э… привет, — отвечает он.
Откашливается, опускает глаза и видит рисунок у меня в руках. Маргинальскую угрозу.
— Где ты это нашла? — спрашивает Стиан.
— Мне дала маргинальша.
— Что?! — кажется, его это удивило.
— А что? — спрашиваю я. (Ничего умнее я придумать не могу.)
— Это я его подкинул.
— Как это? — снова мямлю я, совершенно не понимая, о чём это он.
«Подкинул»? Что это значит? Наверное, что Стиан считает меня такой… ну, что я кроме «что» и «как» никаких слов не знаю. И я пытаюсь сказать что-нибудь ещё.
— Я… вот это… Маргиналы… э-э-э… вот. (Я краснею ещё гуще — если только это возможно.) Оказывается, очень трудно сказать что-нибудь умное. (Может, меня кто-то отключил, кнопку нажал — и всё?) Смотрю на Стиана, и он тоже на что-то смотрит. (На то, с чем он возился до моего прихода. Уроки, наверное…) Бросаю взгляд туда же. Нет, это не уроки… Это альбом для рисования.
— Рисуешь? Дай глянуть! — Я делаю несколько шагов к альбому, который лежит на полу.
— Нет… — Стиан удерживает меня за руку. Но не крепко. И отпускает. Я поднимаю альбом.
— Силы небесные! Рисунок-угроза! — в испуге говорю я. — Ещё один рисунок про меня! Нам нужно сейчас же…
— Это никакая не угроза, — поспешно говорит Стиан. — Это… Я снова таращу на него глаза, но не понимаю НИ-ЧЕ-ГО.
Смотрю на рисунок в альбоме, потом на тот, что у меня в руках, и вспоминаю первые два рисунка, которые мы с Хелле нашли здесь, на Платформе. Всё это рисовал один и тот же человек. Стиан?..
— Так это ты… — говорю я.
— Да, — отвечает он так же поспешно, с ходу. — Но это никакие не угрозы, это… я просто хотел… это тебе.
Стиан, опустив глаза, ботинком ковыряет снег под ногами. Такое впечатление, что, пока он говорил, у него в груди не было воздуха. Как будто он забывал дышать.
— Ой… — говорю я.
— Потому что ты такая… я думал, что ты… но вот… и потом… ну, ты знаешь.
Из Стиана снова вышел весь воздух.
— Ну да, — говорю я. Хотя по-прежнему ничего не понимаю. О чём это он?
Стиан продолжает в том же духе:
— Но даже если ты… всё равно я считаю, что ты…
Я очень стараюсь понять.
Я (скороговоркой, не слишком громко):
— Извини меня.
Он (одновременно со мной):
— Я вовсе не хотел, чтобы тебя не было.
После чего мы хором произносим:
— Спасибо…
— С тебя кола! — моментально выкрикиваю я, толкаю его варежкой и хихикаю.
(Мы сказали «спасибо» хором, а когда люди говорят хором, нужно быстро-быстро сказать: «С тебя кола!» Я успела первой, и Стиан теперь должен мне колу.)
— А лучше колу-лайт, если можно.
«Колу» я вообще-то не люблю. От неё на зубах противный налёт остаётся, — продолжаю я, потому что Стиан молчит. (Ох, какие глупости! Я совсем одурела! Хотела, чтобы это прозвучало бодро и весело, а на самом деле чувствую себя дурой. «С тебя кола», надо же такое ляпнуть — будто я малолетка…)
— Ты так хорошо рисуешь, — говорю я. — Но почему ты рисовал… меня?
Не успела я договорить, как Стиан покраснел просто катастрофически. Я в жизни не видела такого красного, помидорно-красного лица. На самом деле Стиан такой милый, когда краснеет! Мне нравится…
(Да ёлки-палки! Что со мной такое?)
— Я… я просто рад, что ты… ну, вообще, что ты есть, — выговаривает Стиан. Он жутко стесняется. И мне вдруг тоже хочется стесняться и ёжиться, в точности как он, — чтобы он не чувствовал себя неловко в одиночестве!
— Э-э-э… я тут стихотворение сочинила, с ходу. Самое начало. Оно ещё не закончено. Хочешь, прочитаю?
Бросаю взгляд на Стиана. Он кивает.
И я читаю: «Ты стоял на Платформе и шапку стащил с головы…» — и вот тут уже я готова провалиться сквозь землю. Стесняюсь. Ужасно.
Стиан смотрит удивлённо, ждёт продолжения, и я вдруг понимаю, до чего оно глупое, моё стихотворение. Но уже поздно и назад ходу нет. Я ДОЛЖНА прочесть всё. Это самое малое, что я могу сделать для Стиана, — после всех гадостей, которые я ему наговорила. И я спешу дочитать стихи. Стараюсь говорить тихо, в надежде (очень слабой!), что он не расслышит: «Знаешь, какой ты? Крутой обалденно и классный».
(Своё сердце я чувствую где-то в горле.)
— Ты правда так считаешь? — спрашивает он.
— А? — выдавливаю с трудом.
Внезапно Стиан преображается — и ничего он не зажатый, вполне круто смотрится! Улыбается так симпатично, и причёска у него, и куртка клёвая! И рисует здорово. Рисует меня. Уже несколько раз нарисовал. (ВАУ!)
— Ты правда считаешь, что я… классный?
— Э-э-э… ну да, вроде того… или… да!
— Посидишь ещё?
— С тобой?
— Да.
— О’кей, — отвечаю.
И мы садимся на пол.
По-моему, я нравлюсь Стиану! Да что там — я почти уверена! Чудеса! Конечно, уверена я не на сто процентов, потому что этого не может быть никогда. Но похоже, что я ему всё-таки нравлюсь. Даже после всех моих подлостей за последнее время.
И мне он тоже немного нравится.
Мы ведь друг друга вообще терпеть не могли, а сейчас вдруг всё стало наоборот! Может, Бабушка права: кого больше всего любишь, того больше всех и мучаешь.
Вот теперь я отлично понимаю, что она имела в виду Угрожающие рисунки от маргиналов! И никому они не угрожали, и вообще были не маргинальские. Они были от Стиана! Он нарисовал кучу рисунков, и на них везде — я! Я тоже рисовала Стиана, но это были гнусные карикатуры, и вообще — всё это было давно. Тогда я ещё не знала, что он совсем даже не дубина. Я опять его нарисую — в красивом виде. Вот так вот!
Мы сидели вдвоём на Платформе и разговаривали очень долго — часа два, наверное, — пока не замерзли так, что зуб на зуб не попадал. Стиан рассказал, что маргиналов сейчас здесь нет! Съехали во время зимних каникул. А Стиан и Хелле им помогали! Маргиналы — это Андреас и Тони. Никакие они не враги детей. И Дизель вовсе не собака-убийца. Просто он ещё щенок (по-моему, уж очень здоровенный для щенка!), очень активный и всё время рвётся поиграть. Пока Стиан помогал марги… помогал Андреасу и Тони тащить тяжёлый диван, Хелле много играла с Дизелем. После этого Стиана и Хелле позвали в Зелёный дом, и они там пили чай и ели хлеб с вареньем — за то, что так хорошо помогали. Просто невероятно, сколько всего у нас произошло за то короткое время, пока меня не было!
