Когда Ашир вернулся из госпиталя, то не узнал своего сына, таким нелюдимым тот стал. Ашир подумал тогда: «Вместе с диким козленком погибла душа в мальчишке». Принялся уговаривать, чтобы не переживал. Пообещал другого козленка с гор привезти. Но сын лишь горько улыбнулся. А когда отболел своей глубокой детской печалью, появилось в нем жестокосердие.
Птиц стал из рогатки стрелять, собственному коту хвост отрубил, мерина колхозного угробил. Подговорил своих друзей: вместе вырыли яму, накрыли ее камышом и начали гонять мерина туда-сюда, пока он в яму не попал. Это в отместку Егору за то, что козленка зарезал...
Больше часа, пока ехал домой, беспрерывно вспоминал Ашир-ага о прошлом — весь ушел в себя.
Машина обогнула гору и выехала в широкую долину, посреди которой лежали угодья колхоза и село: типовые каменные дома, крытые жестью и черепицей. Стояли они в несколько рядов, образуя длинные улицы. На самой широкой, в тупике, высвечивал белыми стенами колхозный дворец культуры. Там же, рядом, контора и чайхана на арыке. Шофер, зная привычку старика-мергена после города непременно посидеть в чайхане, поделиться новостями со сверстниками, направил, было, машину в ту сторону. Ашир-ага попросил неловко:
— Вези домой, Аман. Устал сегодня что-то.
— Ладно, яшули, — понимающе согласился шофер, — Как скажете, так и будет. Если по-честному говорить, то на собраниях люди гораздо больше устают, чем в поле.
— Не остри, без тебя тошно, — отозвался старик и вылез из машины.
Дома, как всегда, он застал жену на тахте, с внуками. Детвора кинулась к деду за гостинцами. Не было случая, чтобы Ашир-ага, побывав в городе, не привез чего-либо малышам. А сегодня забыл. Он даже не вспомнил о внучатах; так сразил его шалопай с трибуны. Старик принялся извиняться, пообещал: завтра или послезавтра обязательно поедет, специально за гостинцами. Жена сразу поняла: что-то не так.
— Уж не случилось ли беды с Байлы? — вкрадчиво спросила она о сыне.
— Ай, что с ним может случиться! — вскипел Ашир-ага. — Он все огни, воды и медные трубы прошел. Со мной случилось. Какой-то негодник оскорбил при всех. Опозорил!
— Не обращай внимания, — сказала жена. — Теперь все друг друга оскорбляют.
— Ладно, шайтан с ним, — отмахнулся Ашир-ага и вошел в дом.
Он прилег на ковер, сунув под голову подушку: решил забыть об этом неприятном собрании. Сон придет — все заботы и тревоги снимет. Но стоило ему зажмуриться, как перед глазами опять появился берег Амударьи, заросший дженгелями.
Загрустил Ашир-ага от воспоминаний. Встал с ковра, отправился чай вскипятить. Вскипятил, заварил, сел пить — и опять прошлое как из зеркала смотрит. Тогда он телевизор включил. Балет на экране. Приятная музыка и балерина в белом. Немножко оттаяло сердце, но тут городская программа новостей. Её Ашир-ага никогда не пропускал. Уселся поудобнее, локтем о колено оперся, пиалку поднес к губам. Отхлебывает чай и смотрит внимательно. Сменяются кадры и вот — президиум собрания и Ашир-ага за столом. Улыбается жалко, по сторонам смотрит, словно помощи ищет... И этот негодник в куртке на трибуне, рукой машет... А вот и зал: одни смеются, другие морщатся. В дикторском тексте, конечно, ничего предосудительного Ашир-ага не усмотрел. Просто сообщение о том, что состоялось собрание Общества охраны природы. Но телекадры окончательно «выбили из седла» старого мергена. Поставил он на сачак пиалу и закачал головой: «Как же теперь людям в глаза смотреть? Теперь придется каждому встречному-поперечному объяснения давать... «Извините, мол, уважаемые, но тот мальчишка болтает с трибуны не то, что следует»
Если уж говорить об уничтоженных животных, то начинать разговор надо с усатого Пермана, — подумал с иронией Ашир-ага. — Властный был человек и деятельный. Приехав с войны, сменил он Набат-дайзу и за два года навел в колхозе полный порядок. Ферма появилась, конюшня пополнилась скаковыми лошадями, овощи на базар колхозники повезли. Но и гостей прибавилось в селе. Чуть ли не каждый день к Перману люди из города заглядывали, в шляпах и макинтошах. Пили, шашлыки жарили, на охоту ездили с председателем. Три «виллиса» приобрел для правления Перман. Иногда сразу на трех выезжал с гостями поохотиться на джейранов...
Вспомнил Ашир-ага о первой ночной охоте на такырах. Неслись с зажженными фарами, обходя стадо джейранов слева, и палили из ружей по беззащитным животным. К утру, когда стащили всех застрелянных джейранов в кучу, получилась целая горка туш. Перман счастливо похохатывал и приговаривал: «Говорят, Тимур из черепов башни строил. Мы тоже могли бы! Не так ли? Но нам не надо башен. Мы заложим это мясо в котлы. Верно, снайпер Ашир?» — «Нет, не верно, — возразил Ашир. — Это была не охота, а мясорубка. Вы ожесточились, Перман-ага, на войне до неузнаваемости! Вы потеряли уважение к родной природе. Разве так можно?» Перман похмыкал, поулыбался сердито, раза три носком сапога песок ковырнул и отошел от Ашира. Больше его на ночные охоты не приглашал. Назначил бригадиром хромого Егора, а позднее, в отместку Аширу, сына его, Байлы в охотники «записал». Мальчишка сначала тайком выезжал с председательской ватагой на такыры, а потом обнаглел, дерзить стал, отец ему не помеха... Однажды, когда Байлы привез домой с охоты двух застреленных джейранов, Ашир прогнал его со двора. Крикнул вслед: «Иди к своему кровожадному Перману!» — «Ну и пойду!» — отозвался Байлы...
В сорок седьмом, кажется, а может, чуть позже, Егора и Байлы задержали в песках егеря. Отобрали у них больше двадцати джейраньих туш. Дело передали в суд. Браконьерами заинтересовался райисполком: вызвали на беседу председателя Пермана. К вечеру вернулся он с проработки, и собрание сразу в клубе назначил. Сошлись сельчане. Долго вели толки о том, как охотиться и пришли к выводу, что надо брать пример с Ашира: честнее охотника в селе нет. «Ну что ж, если так, то будем брать пример с Ашира», — согласился Перман.
Через несколько дней заехал в село корреспондент республиканской газеты. Ходил с председателем, смотрел хозяйство, с Аширом встретился, задал несколько вопросов об охоте. А потом появилась статья «Властелин природы». И показан был в ней Ашир непревзойденным охотником. Он и следопыт, он и кормилец сельчан, он и гроза природы, его, мол, боятся все дикие животные. И, конечно же, занимательная история из его охотничьей жизни появилась тут же. Не история даже, а прямо-таки красивая легенда. Будто бы, подстрелил Ашир-ага девяносто девять архаров — оставался еще один для ровного счета, и тут ему люди говорят: «Ашир-мерген, никто не сомневается, что и сотого ты подстрелишь так же легко. Но хотелось бы, чтобы сотый архар был особенным, не таким, как остальные». Рассказали сельчане Ашир-аге: ходит, мол, по горам одинокий старый архар. Никто к нему не может подойти-подступиться. Любого зверя он за километр чует, а человека тем более. Одинокий этот архар раньше был вожаком стада. Много лет он водил по Копетдагу свое семейство — охранял маток и детенышей. И не знал старый вожак — откуда ему грозит опасность. Остерегался он зверей и охотников, но самым страшным врагом оказался молодой, незаметно подросший рогаль в стаде. Однажды осенью молодой рогаль вызвал старика-архара на бой за право называться вожаком стада. Долго бились они, и дрогнул старик — попятился и позорно бежал, куда глаза глядят. Скитаясь по горам в одиночестве, он не раз пытался взять реванш у своего врага-рогаля, но все так же оставался битым... Вот за рогалем, который обидел старика-архара и отправился Ашир-ага. Долго он подкрадывался к стаду, но наконец-то пристрелил. Этот рогаль и стал сотым архаром на охотничьем счету Ашир-мергена...
Взбунтовался Ашир-ага, прочитав эту галиматью о себе. Собрался в редакцию ехать, чтобы газета дала опровержение, но Перман остановил его:
— Зачем ты нервничаешь? А еще фронтовик! Не строй из себя глупца. Я тебя к правительственной награде представил, а ты со своим опровержением носишься!
Сдался Ашир — рукой махнул. А тут и в самом деле — вскоре наградили Ашира медалью за доблестный труд. И почти следом скульптор из города приехал. Высокий, с длинными седыми волосами. В гости пришел.
— Ашир-ага поздравляю вас. В вашу честь я должен соорудить достойный вашего имени постамент. Я думаю, будет очень хорошо, если, перед колхозным правлением, на площади поставим каменного архара.
— Как ты приехал сюда, так и уедешь, товарищ скульптор, -разозлился Ашир-ага. — Не надо мне никаких памятников. Не было никакого сотого архара. Легенда выдумана газетчиком, чтоб ему пусто было!
— Ну, зачем же так, Ашир-ага, — принялся успокаивать скульптор охотника. — Я же к вам с открытым сердцем, а вы...
Скульптор пошел к председателю Перману, рассказал обо всем. Перман лишь лукаво ухмыльнулся:
— Скромничает мерген. Скромный он очень. А если разобраться, то скромность его показная. По-моему недоволен он тем, что архара мы собираемся поставить возле конторы. Давай-ка, товарищ скульптор, лепите своего архара, да поставим его на вершине горы, у въезда в наше село!
