Вскоре Ольге сообщили, что Нестора, того самого Нестора Мертца, что возглавлял проект ФПРСА до Пановой, назначили региональным советником в Западной Африке. Когда он предупреждал Ольгу о странноватом предшественнике, он наверняка уже знал о своем грядущем назначении. Правда, предыдущего советника перевели в другой регион, а замену, Нестора, утвердили почти три месяца спустя. И теперь Нестор объезжал подопечные офисы и собирался вскоре навестить Гамбию в новом статусе. Просил приготовить кучу аналитических отчетов, чего Ольга терпеть не могла. Бюрократия буквально душила ее, но бороться с этим было бесполезно. Недавно они взяли под крыло клиники еще одно крупное поселение беженцев, которое не было официально признано лагерем, но все же остро нуждалось в помощи.
Мертц приехал на несколько дней, скорее для галочки, чем для дела, потому что обо всем происходящем он знал и так. Но все же он провел ревизию документов, объехал приграничные районы и оставил Ольгу в покое, дав понять, что она может заниматься своими делами и не обращать на него внимания. Он собирался поехать с Ларой в Банжул в Департамент здравоохранения, чтобы выбить дополнительные места для медперсонала в новых точках, получавших спонсирование от ФПРСА. В рамках их проекта недавно открылось несколько медпунктов, все они так или иначе находились в приграничных районах, там, куда стекались беженцы из сенегальского Касаманса. Беженцы перестали идти в лагеря, там жить было не лучше, чем вне их, они находили дальних родственников, торговали всякой мелочью и как-то перебивались, дожидаясь перемен. Теперь клиника в Маракунде служила центральной, а из организованных медпунктов посылали или привозили пациентов. Ольга отправила Нестора с Ларой в Банжул, а сама с медсестрой Фатумату поехала на такси в Гинжум, в один из новых медпунктов.
Хади, медсестра в новообразованном медпункте, показала им все необходимое и помогла составить список недостающего. Потом привела их в дом Ландина, водителя медпункта. У Ландина было старенькое разваливавшееся такси, которое использовалось для доставки больных, нуждающихся в операции, в ближайший центр, где могли это сделать. Ландину платили за аренду машины и за работу, что вполне устраивало Ольгу, так было намного дешевле и реальнее, чем покупать новую машину «Скорой помощи».
Ландин, высокий, худощавый мужчина с лицом замученного жизнью человека, жил вместе со своей большой семьей. Его компаунд состоял из маленького дворика, по периметру которого располагались одна за другой несколько малюсеньких комнат. В одной комнате жили его родители, в другой — брат с женой и двумя детьми, в третьей комнате — он сам с женой и ребенком, в четвертой — еще одна женщина с двумя детьми, как оказалось впоследствии, вторая жена Ландина, а еще одна комната пустовала. Двери каждой из комнат выходили во двор, в углу которого находился примитивный туалет с дыркой в земле и непременным ковшиком с водой рядом. В центре двора сушилось белье, а у входа одной из комнат стояло чугунное приспособление формы песочных часов. В нижней части его находилось пространство для угля, а в верхней ставился казанок с едой. Одна из жен Ландина готовила пищу, похоже, что на всю семью.
— Я и не знала, что у Ландина две жены. Неужели он такой богатый, что может себе это позволить? — тихо спросила Ольга у Хади.
— Достаток здесь ни при чем, у нас и самые бедные имеют по три-четыре жены, и ничего. Но Ландин жену, вон ту, что готовит, унаследовал.
— Как вы сказали?
Ольга уставилась на Хади, как на инопланетянина, потом покосилась на жену Ландина.
— Вы не знаете? — искренне удивилась Хади. — По нашим законам брат умершего мужчины наследует его жену и детей.
— Все равно не понимаю. Что значит — наследует? Как вещь?
— Нет, не как вещь, а как жену. Она становится его полноправной женой, а он обязан заботиться о ней и ее детях.
— И что, бедная женщина должна и спать с ним?
— Ну да. А что ей делать?
— Но это же…
Ольга прикусила язык, чтобы не сказать слово «варварство». Все-таки Хади — одна из них, обидится еще.
— Это же нечестно по отношению к женщине, — смягчила она тон.
— Почему же? Она может уйти из семьи, но тогда она и дети лишаются поддержки. И как она проживет? Конечно, ей лучше остаться.
Хади, казалось, нисколько не была смущена такими традициями. Она говорила об этом совершенно спокойно и даже с гордостью.
— И давно его брат умер?
— Три года назад. Ландин, может, и не стал бы заводить вторую жену, но семья обязала.
— Спать тоже обязала?
Хади неодобрительно покачала головой. Нет, эта тубаб никогда не поймет их. Ну как можно поселить мужа и жену вместе и сделать так, чтобы они не спали? Они же не железные! Нормальные люди. И чего она пристала?
Ольга заметила ее реакцию и решила приостановить поток вопросов. Им с Фатуматой предложили одну из комнат, чтобы положить сумки и передохнуть, пока готовят ужин. Они не рассчитали время, и возвращаться в Маракунду было уже поздно, решили переночевать у Ландина. Ольга зашла в комнату и стала искать в сумке таблетки от головной боли. То ли от жары, то ли от бессонницы прошлой ночи голова просто раскалывалась. В комнате было темно, электричества здесь не было, как и в большинстве окружающих деревень, на маленьком столике стола масляная лампа и свечка. Матрас на полу застелили чистой простыней, подушка, с комками внутри, была плоской и пахла пылью. Ландин попросил с них совсем маленькую сумму за эту комнату и ужин, но, видимо, даже эти деньги были для него существенным дополнением к бюджету.
— А кто жил в этой комнате раньше? — спросила она Хади, высунувшись в дверной проем.
— У брата Ландина было две жены, одна из них умерла в родах в тот же год, что и брат. Комната осталась пустой.
— А ребенок?
— Вон бегает. Вторая жена растит его.
— Ужас какой, — пробормотала Ольга.
Хотя, если вдуматься, хорошо, что так, а не приют, как это бывает в других странах.
Вскоре их позвали ужинать. Рис с овощным соусом из окры, лука и какой-то зелени оказался весьма съедобным. Вначале, когда Ольга только приехала в Африку, с непривычки склизкая субстанция окры несколько озадачила, но теперь Панова уже привыкла и находила ее своеобразной и вкусной. Кроме того, Ольга так проголодалась, что могла бы съесть что угодно.
Она все разглядывала Ниму, унаследованную жену Ландина, пыталась выискать в ней следы страдания, но ничего такого не увидела, кроме болезненной худобы.
Каково это — быть унаследованной женой? То же самое, что в рабство за кусок хлеба для себя и детей, или другое, потому что так принято? «Так принято» — это самый убийственный факт в африканской культуре. Белые люди всегда жаловались, что могут двести раз показать, как надо копать лопатой, триста раз африканец сделает это, а на триста первый решит показать белому, что память его еще хранит, как это делали его предки, и начнет копать землю палкой. Это не изменишь. Так принято.
Фатумата ушла спать рано, а Ольга завершала записи, щурясь под тусклым светом масляной лампы на ступеньках у двери ее комнаты. Ландин тоже не спал, он сидел в одиночестве и заваривал чай аттаю, крепкий, душистый зеленый чай, переливая его из стаканчика в стаканчик множество раз.
— Будете аттаю? — негромко спросил он Ольгу через двор.
Она кивнула, закрыла блокнот и подошла к нему. Присела рядом на низкий табурет. Он протянул ей маленький стакан с чаем. В прохладный ветреный вечер глоток крепкого сладкого чая оказался как раз кстати.
— Завтра уедете?
— Да, часов в девять, сразу после завтрака.
Ландин замолчал. Было видно, что он не решается что-то спросить, нервничает.
— А у вас там, ну, в вашем офисе, водитель не нужен?
— Вы для себя спрашиваете?
Ольга удивилась. Казалось бы, у него здесь семья и работа есть, зачем ему куда-то ехать?
— Да. Мне надо уехать. Поближе к центру.
— Почему?
Ему потребовалось еще минут пять, прежде чем он заговорил. Пока он раздумывал, желваки его ходили ходуном, а на лбу проявилась глубокая складка. Ольга вдруг увидела, что он выглядит больным, раньше ей так не казалось. Когда он заговорил, его голос звучал так тихо, что ей пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать его слова.
— У моего младшего сына нашли ВИЧ. Ему необходимо постоянно принимать лекарства, а здесь поставки нерегулярные. Там, в центре, лекарства есть все время, он может даже никогда не заболеть, так мне сказали. Если будет пить лекарства постоянно.
Лицо Ольги исказила гримаса страдания. Младшему сыну Ландина было около полутора лет, бедный малыш. Но это же значило, что…
— Ваша жена, получается, — она замялась, — тоже…
— Да. Как и я.
— И вы? Господи…
