Вообще-то, я их за это не осуждал, однако все же решил сыграть на чувстве вины — дело-то серьезное, любое оружие сгодится.
— В котором часу начинается это ваше мероприятие?
— В шесть.
— Хорошо, раз ты публично произносишь речь, мы все должны ее послушать. Заберем тетю — и туда. К шести успеем.
— Ты с ума сошла! Аэропорт Ла-Гуардиа в это время суток? В такую погоду? Да нам повезет, если удастся вернуться к Четвертому июля!
Но мама была непоколебима.
— Остынь. Папа знает, как сократить путь. А сейчас иди и надень ту рубашку, что тетя Мона подарила.
Тут я вообще дар речи потерял. Вылезти на трибуну в этом розово-оранжевом уродстве? Держать речь перед всей школой, будучи одетым в помесь автомобиля Барби с дорожным конусом?! Челюсть у меня отпала, изо рта вылетело нечто похожее на код Морзе. А мама, сказав «Делай, что тебе говорят!», повернулась и сбежала по лестнице — в последний раз стереть в гостиной несуществующую пыль.
* * *
Всю дорогу до Ла-Гуардиа я сидел как на иголках.
— Прекрати дуться, — приказала мама, как будто я был всего лишь капризным ребенком.
«Ну что, — говорил я себе, — ты же просил об астероиде — ты его получил. Планетоид Мона, момент столкновения в 16:26 по стандартному восточному времени».
Как ни претило мне выступать на публике, я не хотел подводить Гуннара. Если мы не успеем вернуться из аэропорта вовремя, я потеряю все: хорошие отношения с директором, уважение к самому себе, не говоря уже о Кирстен, потому что как бы она ни относилась к этому митингу, но если я не покажусь, она мне не простит. И кто будет отдуваться? Мона? Родители? Нет. Шишки повалятся на меня.
Я честил себя за то, что мне не достало смелости сказать «нет» и не поехать в аэропорт.
— А это обязательно — всем тащиться туда? — проныл я перед самым выходом из дома. — Я-то там зачем? Вас одних мало?
— Потому что я тебя прошу, — ответил папа.
Ну, тогда всё — нужно ехать. Может быть, отец Гуннара и утратил право на уважение со стороны своего сына, но для меня желания моего папы — закон. Пусть даже в результате я окажусь в полной заднице.
Когда мы вошли в терминал, тетя Мона уже ждала там. Атака началась еще до того, как мы приступили к родственным объятиям.
— С ума сойти, где вас носило? Я тут торчу десять минут!
— Искали место для парковки, — оправдывался папа, целуя ее в щеку. — Багаж уже пришел?
— Ты же знаешь Ла-Гуардиа. Считай, повезло, если он вообще придет. — Тетя взглянула на меня и одобрительно кивнула. — Вижу — ты ходишь в рубашке, что я подарила. Европейский дизайн. Я ее специально для тебя выбрала. Считается, что в ярких цветах какой угодно замухрышка выглядит атлетом.
Краем глаза я приметил усмешку на лице Кристины и громко шмыгнул носом, напоминая сестре, что от нее несет Мониными духами. Бросил взгляд на часы. Мама заметила это и заторопилась. К счастью, багаж пришел быстро, и мы понеслись к машине — до митинга оставался всего час.
Воздушное путешествие не прибавило тете хорошего настроения, и по дороге из аэропорта она устроила нам истинное пиршество из едкостей и колкостей. Не стану пересказывать все подряд, что скормила нам Мона за время поездки, лучше представлю меню из отборных блюд.
Изысканный гурманский обед «Мона» Незабываемое переживание, если сможете его переварить —ЗАКУСКИ—«О, вижу, у вас все та же старая машина. Эту модель еще выпускают?»
«Куда это тебя занесло, Джо? У тебя полностью отсутствует чувство направления. Даже когда он мальчишкой ездил на велосипеде, то вечно заезжал куда-то не туда и мне приходилось его искать».
«Ты бы улыбалась почаще, Анджела. Глядишь, и дети стали бы поприветливее».
—КАРТА ВИН—«Боже мой! Я уже в ледышку превратилась! Отопитель в этой машине никуда не годится!»
«Ядовитая плесень в вашем подвале? Бр-р! Этот дом уже давно пора снести».
«Нельзя ли остановиться и купить что-нибудь попить? Эти улицы так загазованы, что меня тошнит. Ф-фу!»[16]
—
СУПЫ—
«Дорожное движение? Поживите в Чикаго — вот где движение! Не чета вашему».
«Стресс? Поработайте в парфюмерной компании — вот где стресс! Ваш стресс просто легкая прогулка по сравнению с моим».
«Непогода? Да вы понятия не имеете, в каком раю живете. Приезжайте в Чикаго, и узнаете, что такое настоящая непогода».
—ОСНОВНЫЕ БЛЮДА— (Подается обжигающе горячим. Принимать с прохладцей)«Вы ведете меня на обед в «Париж-капиш»? Я-то думала, мы пойдем в приличный ресторан».
«Он на Авеню Т? Неужели не нашлось более респектабельного места? Впрочем, думаю, ваш бизнес имеет больше шансов на выживание в районе, где публика непритязательна».
«Когда я перееду в Нью-Йорк, я научу вас, как правильно вести дела».[17]
—НИЗКОКАЛОРИЙНЫЕ БЛЮДА— Для тех, кто на диете«Анджела, дорогая, я закажу для тебя курс здорового питания «Нутриплан». Не надо благодарить, это подарок».
«Кристина, ты очень привлекательная девочка, несмотря на твою комплекцию».
«Джо, тебе поможет только липосакция».
—ДЕСЕРТ—
«Зачем мы останавливаемся у школы?»
«И как долго будем мы здесь торчать?»
«Я целый день ничего не ела!»
«Можно я подожду в машине?»
«Хотя лучше нет. В этом районе, чего доброго, саданут по затылку и ограбят».
* * *
Мы опоздали минут на пять. Все места в зале были заняты, и нам пришлось стоять. Родители совсем растерялись. Они знали, что я что-то такое делаю для Гуннара, но не имели понятия, что именно и до каких колоссальных масштабов это дело разрослось. Они ведь даже никогда в глаза не видали моих фирменных контрактов.
— Вот это сборище так сборище, — сказал папа.
— Да еще посреди учебной недели, — добавила мама.
— Так и начинаются эпидемии гриппа, — внесла свой вклад Мона, пронзая взглядом какого-то закашлявшегося пацана.
— А что это там на сцене? — спросила мама, указывая на большой картонный термометр.
— Он показывает время, которое я собрал для Гуннара.
— О! — отозвалась мама без малейшего представления, о чем это я. Было истинным удовольствием видеть, как мои родители в кои-то веки раз приятно поражены делом рук моих, пусть это все был лишь обман.
Речь лежала у меня в кармане. И хотя я жутко нервничал, я радовался, что успел вовремя. Ничего страшного. Все быстро кончится, после чего мы отправимся на обед, где наша несравненная Мона Шиза задаст нам перцу.
Но все пошло не так, как я ожидал. Совсем не так. Этот вечер словно клеймом выжжен в моей памяти, потому что это был, без преувеличения, самый страшный вечер в моей жизни.
Мокрый снег сменился ледяным дождем. Он стучал в высокие окна актового зала, и казалось, будто это трещат радиопомехи. Свободных сидений для нас не нашлось, впрочем, не нашлось их и для еще по крайней мере десятка человек. Мы стояли сзади, а в зал набивались все новые и новые зрители.
— Впечатляюще, — заметила мама.
— Пф-ф, — пропыхтела тетя Мона. — Прямо Эквадор какой-то. Зачем так топить?
Она была права. Хотя снаружи царил собачий холод, в зале стояла удушающая жара. Папа снял пальто, но положить его было некуда. В конце концов, ему пришлось стоять, держа и свое пальто, и Монину шубу, сшитую из невообразимого количества мелкого пушного зверья. С этим роскошеством в руках отец стал похож на пионера-зверолова былых времен. Мама вынула салфетку и вытерла ему пот со лба, поскольку у папы руки были заняты.
— Энси! Где ты был? — окликнула меня Нина Уэкслер, президент фрешман-класса.
— В аэропорту.
Нина кивком поздоровалась с нашей семьей. В ответ Мона обмахнулась ладонью, как веером, намекая на жару в зале.
— Простите, что натоплено, — сказала Нина, — но, вообще-то, так задумано. Мы обыгрываем тему термометра.
Тетя обратилась ко мне:
— Постарайся не жевать слова. Уверена, ты справишься, несмотря на свой дефект речи. — Тут она явно намекала на мою неспособность произнести ее имя как «МонА».
Я взглянул на отца — теперь, когда он преодолел свою первоначальную растерянность, вид у него был просто усталый и встревоженный.
— Не обращай на папу внимания, — сказала мама. — Он беспокоится, потому что оставил ресторан сегодня вечером на Барри.
Барри — это помощник управляющего. Бедняга впадает в панику, стоит только посетителям заказать слишком много салатов.
Подошло время моего выступления, и Нина, вцепившись в мою руку, потащила меня к сцене.
— Мы гордимся тобой! — крикнула вслед мама.
Нина заправляла всей кампанией с безжалостной решимостью полководца во время войны. Она делала все, лишь бы вырвать у меня индустрию времяжертвования и передать ее под начало ученического совета. А что, я был бы не прочь бросить все и смыться куда подальше, и пусть Нина разбирается сама, но для нынешнего Мероприятия (а это было Мероприятие с большой буквы) я был такой же знаменательной фигурой, как и Гуннар.
