— Это всё от спутников, — авторитетно сказала Тимофеевна. — Летают, летают — всё небо продырявили насквозь. Какую же теперь требовать погоду?
Они ушли. И никого нет во дворе. Только мокрая ворона сидит на крыше гаража.
И вдруг появляется во дворе человек, которого Сашенька сразу узнал. Это папа Саши Лагутиной. И несёт на плече одну такую вещь, что Сашенька высунулся посильнее и заулыбался. Сашин папа несёт настоящий взрослый велосипед ярко-оранжевого цвета. Ох, сейчас Саша обрадуется! Всё-таки ей купили велосипед! Она его так хотела. Весной из-за велосипеда Сашеньке здорово попало, хотя он и не был виноват.
Сашин папа входит с велосипедом в свой подъезд.
Сашенька представляет: вот он вносит велосипед в квартиру и говорит: «Саша! Иди скорей сюда! Дарю тебе велосипед!»
А Саша?
Она, конечно закричит от радости. «Ура! Велосипед! Миленький мой, хороший велосипед!» Во всём подъезде будет слышно, Татьяна Николаевна опять шарфом обвяжется. Ну что же — такой у Саши Лагутиной голос. Тем более, такая радость.
Саша погладит чистенькие шины. Протрёт чистой тряпочкой забрызганное дождём новенькое скрипучее седло. И покачает его — хорошо ли пружинит. Она проведёт рукой по спицам, по крыльям и педалям. И потрогает блестящую цепь. И нажмёт на звонок. В своём воображении Сашенька видит всё так отчётливо, как будто на самом деле. И вот сейчас там, у себя дома, Саша наверняка говорит: «Я поеду кататься! Ну и что же, что дождь! Подумаешь, какое дело! Сейчас! Немедленно! На своём! Велосипеде! Новом!»
И папа засмеётся и не станет её останавливать.
«Катайся, — скажет он, — что с тобой делать».
И она полетит по двору, счастливая девочка Саша на своём новом велосипеде. И все лужи расступятся перед ней. Она будет мчаться вперёд, как птица.
Вот раскрывается дверь подъезда, и Сашенька видит совсем не Сашу. Никакой Саши нет. Выходит из подъезда Сашин папа. И держит на плече — ну да, оранжевый, новый, складной велосипед. Он несёт его через двор под дождём и уходит медленно. Лицо у него теперь совсем другое — растерянное, не похожее на то, какое было недавно.
Что произошло?
Мама ушла в магазин, а Саша стала слушать музыку.
Саша ставила все пластинки подряд, и каждая казалась ей замечательной. Она не слушала своих пластинок целое лето. Зазвонил телефон.
— Я слушаю, — сказала Саша в трубку. Но ей никто не отозвался. В трубке только еле слышно вздохнули. — Чего сопите? Нечего сопеть, — рассердилась Саша. — Говорите как следует. — Но тот человек говорить с Сашей не хотел.
Саша положила трубку, но позвонили опять. И опять молчали.
— Черенков, не валяй дурака, — сказала Саша. — До пятого класса дожил, а ума не нажил.
И вдруг приятный женский голос сказал:
— Я не Черенков. Попроси, пожалуйста, к телефону папу.
— Папу? — растерялась Саша. — Его нет дома.
— Извини, — сказала женщина, — я позвоню позже.
— А вы зачем молчали? — спросила Саша.
— Так получилось, — ответила женщина и повесила трубку. Запищали короткие гудки.
От этого звонка Саше стало неуютно в собственном доме. И не захотелось больше слушать музыку. И вообще неизвестно было, что теперь делать.
И тут пришёл папа. Он закричал весёлым голосом:
— Саша! Иди сюда! Смотри, что я принёс!
Она медленно вышла в переднюю. Новый взрослый складной велосипед. Оранжевый. Тот самый. Капельки дождя на раме, на крыльях. Чистенькие шины в ёлочку.
— Дарю тебе велосипед! — Папа сиял.
А Саша?
Она подвинула роскошный оранжевый велосипед к папе.
— Я не хочу, — сказала она тихо и грустно. — Мне не нужно.
— Как? — Папа удивлённо и обиженно смотрел на Сашу. — Почему? Что с тобой? Ты же хотела! — Он толкал велосипед к Саше.
Но она заложила руки за спину и упрямо наклонила голову. И твёрдо сказала:
— Не возьму. Сам катайся на нём, если хочешь. Мне не надо.
— Но почему, почему?
— Ты знаешь, почему. Притворяться стыдно. — И ушла.
— Мала ты ещё рассуждать о таких вещах! — закричал папа. — Новости какие!
И вдруг замолчал. «Притворяться стыдно». Это были его слова. Он не раз говорил их Саше, ему так хотелось, чтобы она росла правдивой и честной. И говорила всё прямо в лицо. Вот она и говорит всё прямо в лицо. За что на неё обижаться?
Он вышел вместе со своим подарком. Он брёл через двор. Наступал в лужи и даже не замечал этого. А велосипед казался ему очень тяжёлым. Надо сдать его обратно в магазин. Обязаны принять.
Сашенька видел в своё окно, как Сашин папа унёс велосипед в сторону метро.
Сашенька хотел закрыть окно, наверное, Саша не выйдет сегодня. И тут она появилась во дворе.
Плащ незнакомый, и причёска другая, но всё равно красиво. Саша остановилась около большой лужи. Неужели пройдёт мимо? Сашенька далеко высунулся из окна. Нет, не прошла. Влезла в своих зелёных сапожках в самую середину и стала носиться туда-сюда. Сашенька быстро схватил с вешалки куртку и побежал во двор.
И вот он стоит и смотрит на Сашу. А она носится по глубокой луже, волны поднимает. А по щекам текут капли дождя, похожие на слёзы.
— Саша, здравствуй, — говорит Сашенька и сияет.
— Здравствуй, — отвечает она.
Они знакомы так давно, пятый год, а она в первый раз поздоровалась с ним нормально. Не сказала: «Уходи», не пообещала убить вот этими самыми руками. Саша, Саша. Даже удивительно — не кричит, не мчится. Влезла в воду и бродит, голову нагнула и Сашеньку опять не замечает. И тут он понимает, что Саша Лагутина плачет. Это слёзы, а вовсе не дождь. Она тихо всхлипывает. Саша Лагутина!
— Саша, ты почему плачешь?
Он готов весь мир перевернуть, только бы она не плакала. Но что он может сделать? Чем ей помочь?
— Саша, ты не плачь, — говорит Сашенька.
— Ещё чего! Ну какое твоё дело? Пристал. Я никогда не плачу! Понятно?
И Саша убегает от него. А он остаётся под дождём один.
Первого сентября в школьном дворе, конечно, суматоха.
Белые передники и яркие гладиолусы. Шум и растерянные первоклассники. И все рады друг другу, потому что не виделись целое лето. А это очень долго, особенно для тех, кто привык видеться каждый день…
Директор школы Алла Васильевна стоит перед всеми и собирается сказать речь. Она, конечно, скажет о том, что некогда раскачиваться и надо с первых дней браться за учёбу засучив рукава. И все с ней согласны. Только очень это трудно, браться за учёбу засучив рукава, совсем уж сразу. С первого сентября. Почти никто не может. Настроение какое-то нерабочее первого сентября.
В этот день чаще всех других слов учителя повторяют одно слово. Это слово «тише!».
А пятый класс «А»?
Конечно, все шумят. Как же без шума? Тем более, что Лидии Петровны почему-то нет. Ох, кутерьма!
— Эй, Лагутина! Зачем меня портфелем по спине? Я же тебя просто так толкнул.
— А я тебя просто так портфелем, Воронин.
— В знак приветствия! — хохочет Клюква. — Вместо «здрасте».
— Ну, Клюква! Ну даёт!
— А что? Французский парик. И чего орать? Как маленькие.
— Ха! Кто сейчас носит парики, Клюква? — Катя пожимает плечом. — Вчерашний день. А мне макси-форму сошьют. Ага!
— Не ставь из себя — макси.
— У Лагутиной причёска — высший класс!
— Черенков! Ты чего такой чёрный?
— Загар.
— А может, умыться забыл?
— Не забыл.
Никак его из терпения не выведешь, этого Сашеньку Черенкова. Женька Воронин отвернулся и смотрит, глазами по классу водит — к кому бы прицепиться. Скучно так сидеть. Клюква какая красивая стала — с ума сойти.
А тут Клюква:
— Я новость знаю во! — И большой палец выставила.
Но никто не услышал её голоса тоненького и не увидел её большого пальца. В этом вопящем, скачущем, заводном теперь уже пятом классе «А» надо не так говорить. Орать надо, чтобы услышали.
Ну что ж, Смородина и поорать может. Сложила руки рупором и как крикнет:
— Новость знаю! Сейчас все упадёте!
Услыхали. И ещё громче зашумели. Наперебой вопят:
— Ну, у Клюквы всегда новости!
— Говори, Клюква!
— Ничего она не знает — ставит из себя!
— Не тяни, Клюква!
— Молчит. Нарочно нервы треплет!
— Дать по шее, сразу скажет! Спорим?
— За шею ответишь, Воронин!
— Не толкай! А то я тебя так толкну!
Тут ещё сцепились два голубчика. Первого сентября, при всём параде, в новых костюмах, в белых рубашках, по полу покатились, пыхтят, взмокли. А чего не поделили, сами не знают. В любом классе есть такие петухи, ни с того, ни с сего налетят — и драться.
Наконец навоевались досыта. Давай, Смородина, сообщай свою новость.
А Смородина?
Влезла на скамейку, чтобы быть выше всех и сказала: