— Это так жестоко… никогда больше не танцевать в солнечном свете! Бедная моя радужная девочка!
Опять последовало молчание. Потом неожиданно мистер Пендлетон спросил:
— Сама она, конечно, еще ни о чем не знает?
— Ох, знает, сэр, — зарыдала Ненси, — и от этого еще тяжелее. Она узнала! Прах его возьми, этого кота! Прошу прощения, так уж у меня вырвалось, — извинилась она торопливо. — Просто кот толкнул дверь, и Поллианна услышала, что они говорили. Так она и узнала…
— Бедная девочка! — опять вздохнул мужчина.
— Да, сэр. Ничего другого вы бы и не сказали, если б ее увидели, — продолжала Ненси сквозь слезы. — Я видела ее только два раза с тех пор, как она об этом узнала, и оба раза у меня прямо сердце разрывалось на нее глядя. Она еще не притерпелась к этому горю и все время думает только о том, чего она не сможет делать… теперь! И еще горюет о том, что не сможет теперь радоваться… Но, может быть, вы не знаете о ее игре, — добавила Ненси извиняющимся тоном.
— Об игре «в радость»? — спросил мужчина. — О, да, она говорила мне об этом.
— А, говорила! Да я думаю, она об этом почти всем рассказала. Но, понимаете, теперь она сама не может играть в нее, и это ее мучает. Она говорит, что не может найти ничего — ну, ничего! — радостного в том, что она не сможет больше ходить.
— Да с чего бы ей радоваться? — возразил мужчина почти грубо.
Ненси смущенно переступила с ноги на ногу.
— Такое же чувство и у меня было, пока мне не пришло голову, что ей было бы легче, если бы она смогла найти что-нибудь, чему радоваться, понимаете? И я попыталась ей напомнить.
— Напомнить? О чем? — В голосе Джона Пендлетона по-прежнему звучали гнев и досада.
— О том, как она советовала другим играть в эту игру — миссис Сноу и остальным — и что она им говорила. Но бедный мой ягненочек только плачет и говорит, что почему-то это не то же самое… Она говорит, что легко советовать неизлечимому калеке, как ему радоваться, но совсем другое дело, если ты сам такой калека и хочешь этим советом воспользоваться. Она говорит, что повторяет и повторяет себе, как она рада, что другие не такие, как она теперь, но что каждый раз, когда это говорит, думает только о том, что никогда больше не сможет ходить.
Ненси умолкла, но Джон Пендлетон не заговорил. Он сел и закрыл глаза рукой.
— Тогда я попыталась напомнить ей, как она прежде всегда твердила, что чем труднее, тем интереснее играть, — глухо продолжила Ненси. — Но она говорит, что это тоже оказывается по-другому, когда действительно трудно… Ну, мне пора, сэр…
У двери она нерешительно задержалась, обернулась и спросила робко:
— А нельзя ли мне сказать Поллианне, что… что вы опять видели Джимми Бина? Наверное, можно, сэр?
— Как это можно, если я не видел его? — заметил мужчина раздраженно. — А что такое?
— Ничего, сэр, только… Видите ли, одна из причин, почему она так печалится, это то, что она не смогла привести его к вам еще раз. Она сказала, что приводила его к вам однажды, но думает, что он в тот день не показал себя с лучшей стороны, и боится, как бы вы не подумали, что из него не получится хорошего «присутствия ребенка». Может быть, вы знаете, что она имела в виду, но я — нет, сэр.
— Да, я знаю.
— Ну, тогда все в порядке, сэр. Она хотела привести его к вам опять, чтобы убедить вас, что он может быть чудесным «присутствием ребенка»… А теперь она не может этого сделать! Прах его возьми, этот автомобиль! Прошу прощения, сэр. До свидания! — И Ненси стремительно удалилась.
Немного времени потребовалось, чтобы весь городок Белдингсвилл узнал о заключении нью-йоркского специалиста, согласно которому Поллианна Уиттиер никогда больше не будет ходить, и с уверенностью можно сказать, что никогда прежде городок не был так взволнован. Всем было знакомо это вызывающее интерес веснушчатое личико, которое приветствовало всех улыбкой, и почти все знали об игре, в которую играла Поллианна. И подумать только, что никогда больше они не увидят это улыбающееся лицо на улицах городка, никогда больше этот бодрый голосок не провозгласит радость повседневного существования! Это казалось невероятным, невозможным, жестоким.
В кухнях, гостиных, у забора на каждом заднем дворе женщины говорили об этом и открыто плакали. На углах улиц, в магазинах говорили об этом и мужчины — и тоже плакали, хотя не так открыто. И ни разговоры, ни плач не утихли, когда вслед за этой новостью Ненси разнесла другое горестное известие — о том, что Поллианна перед лицом несчастья больше всего сокрушалась из-за того, что не может больше играть в свою игру, потому что не может теперь ничему радоваться.
Вероятно, именно тогда одна и та же мысль захватила всех друзей Поллианны. Во всяком случае, почти сразу после этого в дом мисс Полли, к ее огромному удивлению, потянулись один за другим посетители: знакомые и незнакомые, мужчины, женщины, дети. Мисс Полли даже не подозревала, что все они знают ее племянницу.
Одни заходили и с чопорным видом сидели в гостиной пять или десять минут. Другие смущенно и робко останавливались на крыльце и мяли в руках шляпы или сумочки, в зависимости от пола. Некоторые приносили книжки, букеты цветов или лакомства. Одни открыто плакали, другие поворачивались спиной и неистово сморкались. Но все с огромной тревогой спрашивали о здоровье девочки, и каждый просил передать ей какое-нибудь сообщение. Именно эти сообщения спустя некоторое время побудили мисс Полли к действию.
Первым пришел мистер Джон Пендлетон. На этот раз он был без костылей.
— Мне, вероятно, нет необходимости говорить вам, в каком я ужасе, — начал он почти резко. — Но неужели ничего нельзя сделать?
В жесте мисс Полли выразилось крайнее отчаяние:
— Ох, мы что-то «делаем» все время. Доктор Мид прописал определенные лекарства и процедуры, которые могут оказаться полезны, и доктор Уоррен строго придерживается этих рекомендаций. Но… доктор Мид не оставил почти никакой надежды.
Джон Пендлетон круто повернулся к двери, хотя пришел только что. Лицо его было белым, а у рта залегла суровая складка. Взглянув на него, мисс Полли ясно поняла, почему он не может оставаться в ее присутствии. У порога он снова обернулся.
— Я прошу вас передать кое-что Поллианне, — сказал он. — Передайте ей, пожалуйста, что я видел Джимми Бина и… что теперь я возьму его к себе. Скажите ей. Я думаю, что она будет рада узнать, что я беру его на воспитание.
На миг мисс Полли утратила столь присущую ей сдержанность.
— Вы берете на воспитание Джимми Бина?! — ахнула она.
Мистер Пендлетон чуть выдвинул вперед подбородок:
— Да. Я думаю, что Поллианна все поймет. Вы скажете ей? Я думаю, она будет рада.
— Ну… конечно, — пробормотала мисс Полли.
— Спасибо. — Он поклонился и вышел.
Мисс Полли, безмолвная и изумленная, осталась стоять посередине комнаты, все еще глядя вслед только что вышедшему мужчине. Даже теперь она едва могла поверить тому, что услышала от него. Джон Пендлетон берет на воспитание Джимми Бина! Джон Пендлетон, богатый, независимый, необщительный, известный своим ужасным и всеподавляющим эгоизмом, берет на воспитание мальчика, да к тому же такого мальчика!
С несколько растерянным выражением лица мисс Полли поднялась по лестнице в комнату Поллианны.
— Поллианна, мистер Пендлетон просил передать тебе его слова. Он только что был здесь и сказал, что берет на воспитание Джимми Бина, и надеется, что ты будешь рада узнать об этом.
Печальное лицо Поллианны сразу озарилось восторгом:
— Рада? Конечно же, я очень рада! О, тетя Полли, я так хотела найти дом для Джимми. А это такой замечательный дом! И за мистера Пендлетона я ужасно рада! Понимаешь, у него теперь будет присутствие ребенка.
— Что?
Поллианна смущенно покраснела. Она забыла, что никогда не говорила тетке о желании мистера Пендлетона удочерить ее, и, конечно, ей не хотелось признаться теперь, что когда-либо она хоть на минуту задумывалась о том, чтобы покинуть дорогую тетю Полли!
— Присутствие ребенка, — пробормотала она торопливо. — Мистер Пендлетон сказал мне однажды, что только женская рука и сердце или присутствие ребенка могут создать настоящий дом. А теперь оно у него есть… это присутствие.
— О, я понимаю, — ответила мисс Полли очень мягко; и она действительно понимала больше, чем могла предположить Поллианна. Она понимала, какое трудное решение пришлось принять самой Поллианне, когда Джон Пендлетон просил ее создать это «присутствие ребенка», которому предстояло превратить холодную громаду серого камня в настоящий дом. — Я понимаю, — повторила она, чувствуя, что глаза ей жгут неожиданные слезы.
Из опасения, что тетка может задать другие не очень приятные вопросы, Поллианна постаралась поскорее увести разговор от мистера Пендлетона и его дома.
