Зато и привередничал он за едой! Выбрал из миски мясо, кашу едва удостоил своим вниманием, а на морковку, петрушку и картошку даже не посмотрел.
Глава пятая
Тем временем в доме происходили необыкновенные события. Хозяйка Сандика и Микадо… назовём её панной Агатой, ладно? Собакам же оставим их настоящие имена.
Микадо назывался так потому, что, как утверждала его хозяйка, он был японской породы. А как вы знаете, микадо — это титул японского императора.
А Сандик получил такое имя за то, что панна Агата приобрела его в воскресенье. Так как он якобы был английской породы, и притом очень редкой, то и назывался он по-английски — Санди, что значит воскресенье. (Пишется это совершенно иначе, но произносится приблизительно так.)
Странное имя, правда? Но раз у Робинзона мог быть свой Пятница, то и у панны Агаты могло быть своё Воскресенье.
Словом, как бы то ни было, гости у наших собак были, как видите, не простые, а породистые. Собачьи аристократы!
Не такие дворняги, как Тузик и Рыжий, которые вроде обещали когда-то стать фоксами, но, едва немного подросли, оказались чистокровными шавками.
Итак, оба эти перла — Микадо и Сандик — были в своих корзинках погружены на бричку. Всю дорогу панна Агата дрожала от беспокойства, как бы езда по тряской мостовой не повредила её сокровищам. Ехать пришлось еле-еле, словно мы везли треснутые горшки.
Едва бричка остановилась у ворот — начались новые треволнения. Легко ли Микадик привыкнет к новой квартире? Понравятся ли Сандику котлетки из печёнки?
Можете себе представить, как обрадовалась тётка Катерина, когда узнала, что английскому франту надо три раза в день жарить рубленые котлетки на свежем масле и из свежайшей телячьей печёнки! Огонь пробежал по её лицу. Я видел, что на языке у неё вертится какое-то неосторожное слово. А тётка была весьма остра на язык, особенно когда злилась.
Едва удалось мне её умиротворить. Но к собачонкам она не желала и притронуться.
Крися вынула дорогих гостей из брички и внесла их прямо в корзиночках в дом. Она было хотела поместить их на кухне.
Панна Агата, возмущённая до глубины души, вырвала у неё корзинки из рук.
— Санди только что после простуды. Он не выносит сквозняков! Его надо устроить в теплом месте! — закричала она.
И началась беготня по всему дому в поисках комфортабельного помещения для Сандика. Наконец его поместили под столом в столовой.
Микадо со своей корзинкой отправился за шкаф, поближе к печке. Почему? Вероятно, потому, что он происходил из жарких стран. Хотя, правду говоря, на дворе было лето, солнце палило нещадно, а значит, было достаточно тепло даже для японского аристократа. Зато печь была холодная, как ледник.
Сандик, едва его уложили на место, поднялся со своей подушки, громко зевнул, сморщился, словно у него был во рту лимон, и презрительно обвёл всё вокруг своими вытаращенными глазами.
«Мне тут вовсе не нравится! Что это за дом? Что за люди? Ходят и ходят! А бедная больная собака не знает покоя!» — жаловался он.
Но, видимо, всё же решил ближе познакомиться с нашим домом — вылез из корзины. Боже, какие длинные были у этой собачонки ноги! Казалось, что он стоит на ходулях.
На ходу он так высоко поднимал ноги, словно из грязи их вытаскивал. Весь он был какой-то изломанный, нескладный… И злой! По глазам видно было, что он с большим удовольствием укусил бы каждого из нас в отдельности и всех вместе своими жёлтыми зубами.
Может, этот Сандик и был там каким-то особенно породистым, но красотой он не отличался, это факт.
Он обошёл своей нескладной трусцой всю столовую, заглянул даже в коридор, который вёл в кухню.
И там наткнулся прямо на кошку Имку, которая, соскочив со шкафа, шла на прогулку.
При виде пса во фраке кошка остолбенела. Сначала она припала к земле, потом вдруг как выгнется дугой, как фыркнет, как закричит:
«Прочь, прочь, прочь!»
И хлоп по морде — раз, два!
Он заскулил, запищал, завизжал и кинулся к своей хозяйке.
Скандал!
— Как можно держать в доме такую бешеную тварь! Мой Сандик такой нервный. О, как у него сердечко бьётся! Искалечила его эта бешеная кошка! А может, она и вправду бешеная?
Тут уж тётка Катерина не выдержала:
— Может, ваш пёс и нервный, но чтобы наша кошка была бешеная или сумасшедшая — прошу прощения!
И ушла на кухню, с треском захлопнув за собой дверь.
Несмотря на это, не желая быть негостеприимной, тётка всё же выставила Имку во двор и заперла дверь на замок.
Потому-то собаки и не могли попасть на кухню. Сандик в утешение получил котлетку.
Он был так снисходителен, что съел её. А котлета была, увы, хоть и рубленная, но из обычной телятины: вечером печёнки достать не удалось.
Микадо… О, Микадо был совсем иной. Он не капризничал, не ломался.
Вышел из корзинки, обошёл и старательно обнюхал все углы в доме. Делал он это не спеша, тщательно. Осмотрел всех нас по очереди.
Если бы не то, что он был такой маленький, меньше нашего Тузика — то есть не доставал мне даже до колена, — можно было бы сказать, что он смотрел на нас свысока.
«Что вы за публика?» — спрашивал он взглядом.
Крися попробовала его погладить. Пёсик оскалил зубки.
«Прошу без фамильярностей!» — коротко сообщил он.
— Микадик, золотко, душечка! — пыталась умилостивить его панна Агата.
Она взяла пса на руки. Микадо, однако, явно не любил нежностей. Он вырвался из рук хозяйки и вскочил на кресло. Посмотрел на нас с таким высокомерным видом, что без палки и не подходи!
— Вы видите, видите? Какой царственный вид, какое величие! Микадо, настоящий микадо! — восторгалась панна Агата поведением японской собачки, которая действительно восседала на кресле словно на золотом троне.
Во время обеда Сандик — скажу это сразу и без обиняков — был невыносим, поистине невыносим. В жизни не видал такой надоедливой собачонки!
Он забрался к Крисе на колени. Но вовсе не затем, чтобы лежать там спокойно. Он пытался оттуда вскочить на стол.
Не хватало нам ещё, чтобы собаки гуляли по скатерти между тарелками! У нас этого не водилось!
Крися крепко держала сокровище панны Агаты. Санди бесился: как это ему осмеливаются противоречить? Он ворчал, фыркал, визжал, норовил укусить Крисю за руку.
Надо признать, что злился он так забавно, был такой смешной в своём раздражении, что хотелось ещё немного подразнить этого барина, который ни на минуту не переставал гневаться.
Зато Микадо не соизволил даже оглянуться, когда накрыли на стол.
Когда его позвали, подошёл, обошёл вокруг стола, присмотрелся ко всем сидевшим и наконец прыгнул на колени ко мне. Посмотрел на стол, а потом укоризненно взглянул мне в глаза:
«Ты разве не знаешь, что я вечером пью сладкий, очень сладкий чай с булочкой?»
Налили ему блюдечко чаю, накрошили булки. Он всё съел. Ел так аккуратно, так изящно, что, пожалуй, кое-кто из людей мог бы у Микадо поучиться, как надо вести себя за столом.
Потом тщательно облизал свою косматую мордочку и немедленно соскочил на пол.
Залез на своё кресло и улёгся, одним глазком снисходительно наблюдая за всем окружающим.
Тут со двора донёсся лай Рыжика. Вернее — вопль.
Лаял он всегда так, как будто кто-то пел и одновременно икал.
Мы с Крисей переглянулись. Оба подумали: «Что-то будет завтра!.. Как наши домашние сокровища встретят гостей?»
Глава шестая
На дворе у нас стояла всего одна собачья конура. Зато двухэтажная.
Второй этаж образовался сам собой. Как-то зимой тётка Катерина устроила в конуре потолок из циновки, чтобы собакам было теплее. Но Рыжику эта идея почему-то не понравилась.
Он до тех пор трудился, теребил зубами циновку, пока не порвал её с одного бока. Так между оторванным потолком и крышей конуры образовался второй этаж, или чердак. Он пригодился. Вскоре на втором этаже появился жилец — Европа. Так и повелось: на первом этаже конуры спали собаки, а на чердаке — кошки. Теперь там была спальня Имки.
С самого утра, как только тётка Катерина скрипнула дверями сеней, в собачьей будке началось движение. Первым выкатился наружу Рыжий. Его вытолкнул Тузик.
Тузик, как всегда, вышел из конуры не спеша. Вытянул одну заднюю лапу, потом другую. Отряхнулся. Посмотрел на Рыжего и строго сказал:
«Рыжий, проснись! Пора уже! Понял или нет?»
Рыжий был соня из сонь. Он стоял перед конурой и качался как пьяный.
«Рыжий! — крикнул на него Тузик. — Просыпайся, слышишь!»
Рыжий открыл один глаз — мутный и сонный. Ничего не ответил. Сел на собственный хвост. Разинул пасть и начал зевать. Но как! Его так и шатало!
Далее он отчаянно чихнул. Раз, другой. Оглянулся и вдруг кинулся в конуру.
