Минуту спустя Энни снова начала бредить. – Они не верят мне, – жалобно говорила она, – миссис Виллис не верит… тогда как я…
– Я верю, верю, – проговорила директриса, положив руку на горячий лоб Энни. – Миссис Виллис верит своей Энни.
Сознание, словно луч света, пронизало воспаленный мозг больной. Она взглянула на миссис Виллис и пробормотала:
– Так это вы?
– Я, моя девочка.
– И вы мне верите?
– Вполне.
– Бог верит.
Энни отвернулась к стене и опять начала бредить. Но теперь миссис Виллис удавалось хоть немного успокоить ее.
На следующий день ученицы, которые не разъехались по домам, бесцельно бродили по саду. Мистер Эверад уехал к Энни и обещал завернуть на обратном пути в школу. Все с нетерпением ждали известий.
С тех пор как Нэн вернулась домой, Эстер не расставалась с ней ни на мгновение. Взяв сестру за руку, она пошла по главной аллее и села на скамейку у ворот, чтобы первой увидеть мистера Эверада по его возвращении. Нэн вертелась около нее. Вскоре тонкий слух Эстер уловил шум колес, она вскочила на ноги.
– Как скоро он возвратился, – холодея, подумала Этти. – Значит, все кончено…
Она сама отворила ворота, чтобы не терять времени на ожидание привратника. Но это был не мистер Эверад. У ворот стоял шарабан, которым правил высокий красивый мужчина, похожий на иностранца. Эстер сконфузилась и хотела убежать, но незнакомец, увидев ее, спросил:
– Это и есть «Лавандовый дом», маленькая леди?
– Да, сэр, – отозвалась Эстер.
– А вы одна из воспитанниц?
Эстер кивнула.
– Могу ли я видеть миссис Виллис?
– Нет, сэр, ее нет дома, и вряд ли она вернется к вечеру, поскольку уехала по одному очень печальному делу.
Выражение лица Эстер и грусть в ее голосе поразили незнакомца. Он соскочил с шарабана и подошел к ней.
– Скажите мне, мисс…
– Торнтон, – подсказала Этти.
– Вы, может быть, сообщите мне то, что я хочу знать, мисс Торнтон. Так как вы здешняя ученица, то, конечно, знаете мою… Я хотел спросить, нет ли у вас подруги, черноглазой плутовки, похожей на цыганку, по имени Форест, словом, Энни Форест. Я хотел бы ее видеть.
– Вы ее отец? – воскликнула в волнении Эстер.
– Да, милое дитя, я ее отец. А теперь отведите меня к ней.
Эстер закрыла лицо руками.
– Я не могу этого сделать. Ах, если бы вы все знали, вы бы убили меня! Не спрашивайте меня об Энни. Не спрашивайте, не спрашивайте…
Незнакомец с испугом смотрел на Эстер. В эту минуту маленькие пальчики Нэн дотронулись до его руки.
– Нэн вести вас к Энни. Моя Энни очень больна. Нэн вести.
Незнакомец наклонился и взял Нэн на руки.
– Больна, ты говоришь? Послушайте, мисс, – обратился он к Эстер. – Я вас не понимаю и прошу объяснений. Пожалейте бедного отца. Где моя девочка?
– Она в окрестностях Оклея, сэр, – ответила Эстер, вытирая глаза.
– Это в нескольких милях отсюда?
– Да, и она очень больна.
– Что с ней?
– У нее горячка. Врач опасается за ее жизнь.
– Поедем к ней. Если она так больна, я тем более должен ее видеть. Едем, садитесь скорее; и ты, малышка, тоже.
Капитан Форест так гнал лошадь, что менее чем через час они уже были у дома миссис Вильямс. Бросив вожжи мальчику, он, держа Нэн на руках, стоял на пороге скромного жилища в ту самую минуту, когда мистер Эверад выходил оттуда.
– Вы здесь, Эстер? – удивился священник. – А я хотел ехать за вами.
– Значит, ей хуже?
– Она в сознании и спрашивала о вас. Только она очень слаба.
– Мистер Эверад, этот джентльмен – ее отец.
– Не в добрый час вы возвратились, сэр, – сказал пастор, с сожалением взглянув на отца Энни. – Пойдемте к ней.
Капитан Форест пошел к больной с Нэн на руках. Эстер осталась на кухне. Вся семья Вильямсов, за исключением матери, переселилась на это время в другой дом, поэтому Эстер могла плакать в пустой кухне сколько душе угодно. Она напряженно прислушивалась, ожидая, что ее позовут, но все было тихо. Что там делается? Увидит ли она Энни живой? Будет ли она в состоянии вынести взгляд умирающей? Заливаясь слезами, Эстер упала на колени и начала молиться. Вошел мистер Эверад.
– Она уснула, – сказал старик. – Это хороший знак. Нэн легла около нее. Она все гладила ее по лицу и твердила: «Бедная Энни, бедная Энни». Потом обе уснули. Я уверен, что ласка малышки успокоила нервы больной. На отца она даже и не посмотрела. Вы, Эстер, можете взглянуть на нее, если хотите.
Эстер на цыпочках вошла в комнату. Прежде она сошла бы с ума от ревности при виде открывшейся картины. Но теперь она обернулась к священнику и кротко прошептала:
– Пусть Нэн любит ее больше, чем меня, лишь бы Энни жила.
Глава LI. Награда за сочинение
Энни выжила. Медленно возвращались к ней силы и вместе с силами сознание того, что она воскресает для радостной, счастливой жизни. Эстер из врага сделалась самым преданным ее другом. Отец вернулся, и Энни уже не чувствовала себя одинокой сироткой. Возвратившись после выздоровления в «Лавандовый дом», она не только вернула себе прежнее положение, но и сделалась еще дороже его обитательницам. Тигр остался с ней. Он очень привязался к Энни и ее отцу. Капитан Форест, узнав, что пес спас жизнь его дочери, поклялся, что никогда не расстанется с ним.
Вследствие событий, взволновавших всю школу в начале лета, ни торжества, ни вручения наград в обычный день, 21 июня, не было. Когда девочки после каникул вернулись в школу, миссис Виллис открыла новый учебный год следующей речью.
– Милые мои, – начала она, встав, по обыкновению, во главе длинной классной комнаты. – Перед началом занятий я намерена вручить вам премии, которые вы должны были получить еще до каникул. Они будут розданы во время большой перемены.
Подождав, когда стихнет радостное шушуканье, директриса продолжила:
– А теперь я хочу сказать кое-что о главной премии за английское сочинение. Шесть очерков было представлено мне на рассмотрение. По некоторым соображениям я не буду говорить о сочинении «Река» моей бывшей ученицы Доры Рассел. Но я хочу особо отметить прекрасный исторический очерк Эстер Торнтон «Мария Антуанетта». Мэри Пирс написала эссе, в котором много неординарных идей. Остальные работы ничем не выделяются. Вы, может быть, удивитесь, узнав, что ни одно из шести сочинений не будет удостоено главной премии. Я назначаю ее за седьмое, которое только вчера представила мне мисс Дейнсбери. Эта работа даже не окончена, ибо болезнь помешала автору. Но и в таком виде это сочинение, озаглавленное «Одинокое дитя», вызвало целую бурю чувств в моем сердце. В нем много оригинальных мыслей и сильных эмоций, но я не буду читать его вслух, потому что оно очень печальное. Надеюсь, юный автор впредь будет писать что-нибудь повеселее. Подойди сюда, дорогая моя Энни.
И под бурные аплодисменты воспитанниц миссис Виллис надела на ее шею золотую цепочку с медальоном. Глаза Энни засверкали от счастья, когда она обнаружила на нем портрет любимой воспитательницы.
– Энни Форест не только красивее и милее, но и умнее всех нас, – единодушно решили девочки.
– Мне бы очень хотелось прочитать «Одинокое дитя», – сказала одна из учениц. – Энни, дорогая, расскажи нам, что ты написала в сочинении?
– Не помню, – улыбнулась Энни. – Теперь я не чувствую себя одинокой; как же я могу описывать то, чего не чувствую?
Детские комнаты в английских домах располагались, как правило, на верхнем этаже.
В Англии школами назывались все средние учебные заведения.
В учебных заведениях так называлось помещение, в котором учащиеся проводили свободное от занятий время, зала для отдыха.
Во многих школах Англии несколько классов помещались в одной и той же комнате. Иногда их разделяла драпировка, иногда нет. Учащиеся, с ранних лет привыкшие к такому порядку, не отвлекались на уроки соседних классов.
По средам и субботам занятия в школах Англии продолжались только до полудня. Такие дни назывались «полупраздниками».
Первый класс в английских школах являлся старшим.
На первой странице было принято писать свою фамилию или инициалы, утверждая таким образом право на владение книгой.
Бильбоке́ (фр. bilboquet) – игрушка; представляет собой шарик, привязанный к палочке, один конец которой заточен, а к другому прикреплена чашечка. В процессе игры шарик подбрасывается и ловится на один из концов палочки.
Награды, называемые в Англии «премиями», присуждались не за годовые баллы, а за сочинение по избранному предмету. По сочинению судили о познаниях и развитии учащегося.
Наши современники знают эту песенку в переводе С. Я. Маршака:
