— Где вы пропадали? — возмутился Гошка. — Скорей.
Поезд тронулся. Ребята заскочили на подножку предпоследнего вагона и, потеснив толстую проводницу, юркнули в тамбур.
— Вы куда? — спохватилась та. — А ну-ка, билеты!
— На кого, бабуся, кричишь? На законных пассажиров! — вознегодовал Гошка.
— Билеты, говорю!
Антон протянул билет.
Проводница придирчиво осмотрела билет:
— Не мой вагон. Пройди к себе. А твой билет?
— У меня в тот же вагон.
— Врешь!.. Вижу ведь — врешь. А ну прыгай! — Она схватила Гошку за локоть и потянула к двери.
— Ладно. Только отцепись. — Салабон вырвал руку, поддернул штаны и нехотя спустился на подножку.
— Эй, эй! — вдруг крикнула испуганно проводница. — Куда ты, дурень!
— Нет уж, бабуся, все, прощай! Не понравилась ты мне! — И, делая вид, что прыгает на камни, Гошка перемахнул на подножку соседнего вагона и там расхохотался.
— Ах ты, паразит! — взвинтилась проводница. — Издеватель сопливый! А ты чего стоишь? — напустилась она на Антона. — Марш в свой вагон! — Она отдернула дверь на переходную площадку, вытолкнула Антона, звякнула щеколдой и постучала в стекло большим кулаком, еще что-то выговаривая.
— А? Красиво я ее? — продолжая смеяться, спросил Гошка. — Иди сюда. Посидим на ветерке.
Антон поднырнул под перильца, перебрался по пляшущим буферам на подножку против Салабона и уселся, втиснув плечо под поручень.
Так и поехали молча, изредка поглядывая друг на друга.
Вечер отстаивался, как мутная вода — наверху еще светлело, а внизу — осадок.
— Вон та сосна тоже на штык похожа, — сказал вдруг Гошка.
— Какая?
— Во-он! — показал он подбородком на одиноко стоявшее между времянками дерево.
— Пожалуй.
Началась Индия. Балка, где, безвинно страдая, задыхался в дыму «Птерикс», лежала по другую сторону линии, а с этой тянулись знакомые времянки и темный вал шиповника. Антон вспомнил, как они возвращались вот здесь из родильного дома: Леонид нес Гераклика, Тома придерживалась за Леонида, а он сам размышлял о том, как начать разговор о шестерне. Тогда все еще было впереди…
— Вот здесь где-то «Коза отпущения», — произнес Гошка.
Оба они повернулись, надеясь в разрыве между вагонами заметить сосну, но все там мелькало быстро и туманно. Приближался поворот. У Антона защемило в груди. Он привстал и наклонился вперед, насколько было возможно. «Вдруг не выйдут? Вдруг не выйдут?» — выстукивало сердце вместе с колесами, и к горлу заранее подступала слезная обида. Вагоны пошли влево, открывая луг — стартовое поле мальчишек. Оно было пустым.
И лишь в конце луга, почти у самой насыпи, вспыхнула белая кофта.
— Тома-а! — заорал Антон и от этого крика прослезился. — Тома-а!..
— Анто-он! — оторвалась Тома, вскидывая руку. У груди ее желтел сверток — Саня. Рядом, на поваленной катушке стояла Света.
— Антон, Антон, Антон! — закричала девочка, увидев его, и запрыгала на катушке.
Хоть и не быстро шел поезд, преодолевая подъем, но поворот был неумолим. В последний момент Антон увидел, как в переулке матово блеснул свет и на луг выскочил мотоцикл, — и все. Антон медленно опустился на ступеньку.
— Ну, Тамтам, хоп! — выпрямляясь, сказал Салабон, про которого Антон забыл в эти мгновения.
— Посиди еще.
— Нет, все. Возьми эту штуку. — И он протянул бумажку.
Антон взял ее и встряхнул. Это было третье послание Монгольфье, захватанное мазутными Гошкиными лапами.
— Спасибо, — сказал Антон, поднимая глаза.
Но Салабона уже не было. Антон услышал только шуршание гравия и увидел, как с насыпи скатилось несколько крупных камней — Салабон махнул под откос.
Какое-то время Антон смотрел под ноги, на мелькающие шпалы, на эти клавиши бесконечно длинной клавиатуры, на которой поезд выстукивал и выстукивал что-то заунывное.
Антон сложил письмо и, сунул его за пазуху.
Разбухшая от дыма тайга подступила вплотную. Неожиданным просветом мелькнул переезд. В кузове громадного самосвала, первым замершего у шлагбаума, неловко развернувшись, лежал железобетонный подножник. Опять встреча! И вдруг Антон понял, что конца и не будет, что он навсегда теперь вместе с Томой, с Гошкой, с Иваном Ваулиным, с «Птериксом» — со всем, что он увидел и испытал в эту пятую четверть.
Тайга ухнула вниз, открыв кусок странной, необжитой планеты — море застывшего сероватого дыма с черными провалами, и на краю — эллипс бордового солнца.
Антон привстал, дернул плечами, поправляя рюкзак, и кулаком постучал в дверь.
Ноябрь 1961 г. — август 1967 г., г. Братск
Мы не должны забывать кровь,
Пролитую на Кубе.
Как вас зовут?
Вперед, мой мальчик!
Ты говоришь по-испански?
Кто пришёл? Друг моего брата.
Мы не должны забывать кровь,
Пролитую на Кубе.
И, помня погибших,
Должны объединиться.
Пламенный привет!
Желаю успехов! Пусть ваш вертолёт взлетит до седьмого неба!
Нет, не хочу.
