с царём и защищал разбойника Дубровского, а царь разозлился и подослал Дантеса, чтобы похитить у Пушкина самую красивую на свете жену Наташу и увезти её за тридевять земель, чтобы Пушкин умер от горя… А сам Дантес был красивый и противный, как Рудик… Но Пушкин догадался и вызвал его на бой под названием дуэль. Эта дуэль была на морозе у страшной Чёрной речки. Дантес первый выстрелил в Пушкина из нагана, да ещё не по правилам — разрывной пулей. Пушкин упал и тоже выстрелил из последних сил и, главное, попал, но Валя сказала, что у этого негодяя Дантеса, опять же не по правилам, под майкой был железный щит, и он не умер. А Пушкин умер…
После рассказа Снежки мы посидели и помолчали. Кыш продолжал есть кость. А в моём сердце закипела такая злость за то, что Пушкина убил человек, похожий на Рудика, что я вскочил с диванчика и крикнул:
— Я хочу на дуэль! Я его вытащу на дуэль!
— Не вытащу, а вызову, — поправила меня Снежка. — И нужно всё по правилам делать, хотя таких Рудиков без всяких правил выселять надо подальше!
— Тогда говори быстрей эти правила! — заторопил я Снежку.
— Во-первых, у тебя должен быть помощник. «Секундант» называется… Им буду я. Я тебя провожу на дуэль и буду следить, чтобы всё было по правилам. Надо только купить бинты, вату и зелёнку.
При упоминании о бинтах и зелёнке я немного затосковал, но пересилил тоску, а Снежка продолжала:
— Во-вторых, сейчас я позвоню Вале, и она скажет, как вызывают на дуэль. — Снежка пошла и набрала Валин номер. — Валя? Это я. Скажи, пожалуйста, как вызывают на дуэль? Очень нужно. Да! Говорю, нужно. Так… так… И всё? Он очень плохой человек… Мы ещё не знаем, какое оружие. Пока!
— Ну что? — спросил я, когда Снежка вернулась в комнату.
— Валя сказала, что сначала нужно бросить перчатку. А потом выбрать оружие. У тебя есть перчатки?
— Нет, я ношу только варежки, — сказал я и вспомнил, как каждую зиму мечтал поскорей стать взрослым, чтобы ходить в перчатках и иметь побольше свободных пальцев.
— Варежки некрасиво бросать. Нужно перчатки. Неужели у вас дома нет ни одной перчатки? — удивилась Снежка.
И тут, хотя мне очень не хотелось этого делать, я достал из шкафа новые японские перчатки в прозрачном мешочке, которые мама подарила папе, и спросил:
— По правилам нужно две кидать сразу или одну?
— Одну, — сказала Снежка. — Красивая какая перчатка! Боишься, что попадёт?
— Ничего я не боюсь, — сказал я. — А обратно можно потом забрать перчатку?
— Ты что? Ни за что! — воскликнула Снежка.
И я, не раздумывая, перерезал ножницами шёлковый шнурочек, соединявший перчатки, о которых давно мечтал папа, и одну спрятал в карман.
После этого я принёс из ящика с игрушками духовой пистолет — он стрелял палочкой с чёрным резиновым набалдашником — и сказал:
— Нужно намазать эту резинку чернилами или чем-нибудь вонючим. Лучше рыбьим жиром. Я попаду Рудику прямо в лоб. Смотри!
Я встал у окна, прицелился, нажал курок, и набалдашник прилип к кружку на обоях.
— Не очень мне это нравится, — сказала Снежка.
— Тогда вот две рогатки.
— Не знала я, что ты мальчишка с двумя рогатками! Это не ты, случайно, пробил камешком в том году мой самый красивый шар? И он лопнул на балконе, — сощурив глаза, спросила Снежка.
И мне пришлось давать честное первоклассное, что это не я и что я вообще ни разу не подбивал ни надувных шаров, ни голубей, а воробьёв, наоборот, спасал. Рогатки же я нашёл и просто так положил.
— Рогатки не годятся. А если ты ему глаз выбьешь? — сказала Снежка.
— Тогда давай я его вызову плеваться. Я плюю дальше всех в нашем дворе, — предложил я и хотел точно плюнуть с порога в форточку.
Но Снежка меня остановила:
— Ладно. Сначала пойдём вызовем его на дуэль. А чем драться, потом придумаем. Пошли к нему в квартиру. Как он откроет дверь — ты сразу бросай ему под ноги перчатку. Вот так. И говори: «Ты негодяй, негодяй! Я вас вызываю на дуэль, потому что вы украли мою любимую собаку». Понятно?
— Понятно, — тихо сказал я и вздохнул, теребя перчатку.
И мне вдруг так расхотелось уходить из нашей квартиры, не дождавшись мамы и папы, и вкусного обеда, и футбольного матча по телевизору. А вдруг я сюда никогда, никогда больше не возвращусь?.. И навсегда покину Кыша…
И как только я подумал о Кыше, с меня как рукой сняло и грусть, и страх.
— Пошли! — сказал я Снежке и первым вышел из квартиры.
Мы поднялись по лестнице к квартире Рудика. Я набрал в грудь побольше воздуха, позвонил и отошёл на шаг, размахнувшись перчаткой. В квартире, кроме залаявшей Геры, никого не оказалось. Но я не обрадовался, что дуэль откладывается, а ещё больше разозлился.
Я предложил пойти искать Рудика. Снежка согласилась.
Только перед тем как уйти, мы попили чаю, съели плавленый сырок «Дружба» и полбулки с колбасой, которую утром в мой портфель положила мама.
Потом Снежка взяла с книжной полки альбом Москвы и нашла картинку с памятником Пушкину. И мы долго на него смотрели.
— А может, он стоит и думает: «Зря я тогда на дуэль пошёл… Лучше бы сидел себе дома и писал продолжение „Золотого петушка“», — предположил я.
— Пушкин так не мог думать, — сказала Снежка. — Наверно, это ты так думаешь.
Ничего на это не ответив, я надел на Кыша новенький ошейник.
«Р-ры, — сказал Кыш, помотав головой, — не люблю ходить в новом!»
— А я, думаешь, люблю? — спросил я.
Потом мы вышли из дому искать Рудика. Во дворе никто из ребят не мог сказать, где он.
— Может быть, он в «Стекляшке»? Пойдём в сквер, — предложил я.
В нашем сквере недавно построили кафе-мороженое. «Стекляшкой» его называли из-за стеклянных стен. Мы с мамой два раза ели там пломбир и пили газировку.
Мы подошли к «Стекляшке». Там было много народа и играл музыкальный автомат.
— Вон он! — сказал я, сжав Снежке руку, и у меня в глазах потемнело от обиды и злости.
Не выручи мы Кыша, ему сейчас делали бы уколы и отреза́ли лапы, а Рудик сидел бы, положив ногу на ногу, в «Стекляшке» и на вырученные за Кыша деньги лопал пломбир!
Из-за того что у меня потемнело в глазах, я не сразу догадался, что напротив Рудика сидит
