Антон соскочил с тахты и пощупал пальцами землю в горшке – не сухая ли.
– Подумаешь, садовод! – засмеялась Фатьма.
А Зина упрекнула:
– Эх, ты, а «спасибо» за тебя кто скажет?
ВЕРА ИВАНОВНА РАЗГОВАРИВАЕТ С ЗИНОЙ
В школе жизнь шла своим чередом. Зина выправила свои отметки и снова заняла место среди хороших учениц. Староста класса Маша Репкина с удовольствием отмечала это в своём дневнике, где записывала все классные дела и события.
Сима Агатова, председатель совета отряда, тоже перестала тревожиться за судьбу пионерки Зины Стрешневой. Зина охотно разрисовывала стенную газету, занималась в кружке рисования, не пропускала сборов отряда, аккуратно выполняла все поручения, которые давались ей. Поручили ей навестить снова заболевшую Катю Цветкову – Зина навестила. И не только навестила, но сумела устроить так, что к Цветковой стали ходить каждый день то Шура Зыбина, то Фатьма, то Вера Кузнецова – одна из лучших учениц класса. И Зина зорко следила, чтобы Катя ни на один день не оставалась без уроков до тех пор, пока не выздоровеет. Сделано это было тихо, без суеты. Так тихо, что даже сама Катя не узнала, кто так неустанно всё это время заботился о ней.
Потом поручили Зине у подшефных малышей-первоклашек организовать классную библиотеку. В помощь ей дали Тамару Белокурову.
Совет отряда не знал, как вовлечь Тамару хоть в какую-нибудь пионерскую работу. И решили прикрепить к Зине – Зина её подтянет.
Но Тамара, как только узнала, что её дают в помощь Зине, обиделась:
– Почему это меня ей в помощь? А может, её мне в помощь?
Сима хотела объяснить Тамаре, что Стрешнева любит малышей и лучше сумеет с ними сговориться, но Зина перебила её:
– Ну какая мне разница? Пускай буду я в помощь ей!
Так и записали, как хотела Тамара. Но на деле всё-таки вышло, что всю работу вела Зина: объясняла ребятишкам, какие книжки надо принести, сама ходила по классам и просила, чтобы девочки приносили книжки для маленьких, у кого что есть. А потом сидела с первоклашками во время больших перемен, учила их обёртывать собранные книги, надписывать, подклеивать. Тамара иногда подходила к ним, глядела и опять исчезала. Ну что это за работа – скука одна, и только! Зина любит малышей, ну пусть она с ними и возится.
Дело делалось, и опять никто не слышал, когда и как оно сделалось. Не слышала об этом и Вера Ивановна.
Веру Ивановну мало интересовала эта тихая, незаметная девочка Зина Стрешнева. Но всё-таки она исполнила просьбу Марьи Васильевны и поговорила с ней. Она подозвала её к столу, перед тем как начать занятия. Зина, немножко оробев, подошла. Почему её зовут к столу перед всем классом?
– Как ты живёшь? – спросила Вера Ивановна.
Зина съёжилась под её светлым холодным взглядом.
– Ничего, – сказала она.
– Теперь у тебя есть время делать уроки?
– Да. Теперь есть время.
– Но ты помогаешь бабушке?
– Помогаю.
– Значит, всё уладилось. – Вера Ивановна нашла, что тут нелишне улыбнуться: тонкие, бескровные губы её раздвинулись и показали белизну превосходных зубов. – Ну и отлично! Садись… Девочки, начинаем урок.
Итак, в школе у Зины дела шли своим чередом. Отметки получала хорошие, пионерские поручения честно выполняла. Зина была чисто одета и никогда не опаздывала на занятия. Всё было хорошо.
И никто не замечал, что Зина давно уже не ходит на каток, что она редко смеётся, что она бледна, задумчива, всегда озабочена чем-то, будто носит в душе какую-то тяжесть и устала от этой тяжести. И всегда она спешила домой. Кончаются уроки – и она бежит, как будто у неё дома пожар.
– Нелюдимка эта Стрешнева! – сказала однажды Тамара Белокурова, глядя вслед Зине, которая быстрым шагом шла впереди.
– И правда, – кивнула закутанная в пуховый платок худенькая, похожая на цыплёнка Катя Цветкова. – Когда ко мне приходила, то была какая-то… ну, дружная. А теперь какая-то… ну, недружная. Всё почему-то молчит…
– А потому что нелюдимка, – подтвердила Тамара, – и воображала. Они с Фатьмой всё время воображают.
Вдруг крепкий снежок ударил её в спину. Тамара живо обернулась. Девочки из их класса, собравшись в сквере, смеясь хватали снег и лепили снежки.
– А, вот как! – Тамара перебежала дорогу и, увёртываясь от снежков, сама принялась хватать снег.
Тамара была ловка и проворна и так закидала девочек снежками, что они закричали и запросили пощады.
Катя Цветкова осталась на тротуаре и, улыбаясь, смотрела на этот снежный бой. Сама она, нежная и слабая, вступить в этот бой не решалась. Раза два она взглянула в сторону Зины. Мелькнула смутная мысль: а может, догнать, остановить или пойти с ней вместе?.. Ведь Зина помогала Кате заниматься, когда она была больна… Но синее пальто Зины уже исчезло за углом. А девочки так шумно и весело сражались и смотреть на них было так интересно, что Катя осталась стоять на тротуаре.
Зина сегодня возвращалась домой одна. Фатьма зашла в библиотеку, а Зина не могла её дожидаться. Если задержишься где-нибудь, то бабушка обязательно скажет: «Опять пробаловалась где-то? Тут с ног сбиваешься, а она, как маленькая, бегает по улицам. Распустила вас мать-то!», Сначала Зина защищалась, возражала. Но постепенно, сама не зная как, всё больше и больше подчинялась тяжёлой воле бабушки. Бабушка считала, что ходить на каток – это мальчишеское дело, и незачем Зине туда ходить, только одёжу рвать.
…Искромётная радость катка, летящие по льду конькобежцы, весёлые, румяные лица, вьющиеся снежинки, музыка… И сама летишь, как птица, – коньки несут тебя, они словно рады разбегу, который даёт нога, они мчатся, еле касаясь льда, а у тебя замирает дух и от быстроты и от какого-то ни с чем не сравнимого счастья. А рядом бегут девочки-подруги и догоняют друг друга, перегоняют, кружатся или, взявшись за руки, плавно идут, чуть склоняясь то в одну сторону, то в другую… И, отдохнувшая, с какой весёлой душой возвращаешься всегда с катка!
Так было всегда. А теперь не так. Теперь только лишь Зина снимет коньки, только выйдет из ворот парка на улицу, как улыбка уже пропадает у неё, и чем ближе подходит к дому, тем тяжелее на сердце. Скрывая тревогу, Зина прощается с подругами, стараясь казаться весёлой. Но остаётся одна с Фатьмой, и Фатьма видит, как сдвигаются её тоненькие бровки и поджимаются губы.
– Боишься бабушку? – спрашивает Фатьма.
– Боюсь, – тихо отвечает Зина.
И обе они молча идут до дома. Фатьме жалко Зину, но что же сделаешь? А Зину охватывает тоска от мысли, что её сейчас опять начнут бранить дома.
И дома начинают бранить.
– Уроки бы учила получше, – говорит бабушка и, опустив на колени шитьё или вязанье, укоряюще смотрит на Зину. – На что надеешься? Ты уже большая, пора за ум браться. Нешто можно целый вечер без дела бегать? Ведь ты сирота, должна вот как за дело цепляться!
Бабушка бранит. А ребятишки, как только появляется Зина, бросаются к ней, будто неизвестно сколько времени её не было дома. Видно, скучают они без неё; видно, без неё им и холодно и одиноко. Ведь она их старшая сестра!
Тяжело каждый раз слушать упрёки. И жалко ребятишек. И Зина перестала ходить на каток. Бабушка не внесла в дом тепла, которое так нужно детям.
Постепенно бабушка Устинья вытеснила из дома и её подруг. Особенно не нравилось ей, что Зина дружит с Фатьмой.
– Ну, что ты не найдёшь себе подружки настоящей! Какая от неё корысть? Я гляжу – нет у тебя соображения, как и у матери не было. Эхма! Людей ведь тоже надо себе подбирать: хороших, видных – глядишь, потом пригодятся в жизни, помогут, устроят на хорошее местечко… Ведь ты сирота! Да улыбнись кому надо лишний раз, да поклонись пониже – голова-то не отвалится. А у вас ведь всё гордость какая-то… Ну, с гордостью в жизни далеко не уйдёшь!
Зина только глядела на неё отчуждёнными глазами и молчала, крепко поджав губы. Она уже по опыту знала, что спорить не надо: бабушку ни в чём нельзя было разубедить. Лучше всё это пережить молча: и обиду, и возмущение, и презрение, которое Зина смутно чувствовала, но не хотела признаться себе, что это чувство копится в её сердце, как горький и тяжёлый груз. Дружить из расчёта! Не водиться с Фатьмой потому, что от неё корысти нет! Если бы мама слышала это! И если бы отец это знал!
А отец ничего не знал. Он чувствовал, что в доме нет настоящего мира и покоя. Но, может, и не признаваясь самому себе в том, что не хочет знать настоящей правды, был доволен и тем, что внешний мир был сохранён. Как-нибудь, как-нибудь… Ну, а что же делать? Жить-то на свете надо! И ведь всё-таки детям лучше с бабушкой – они умыты, они сыты, одеты… Иногда он спрашивал, делая весёлое лицо:
– Ну, дочка, как у нас с тобой дела?
– Ничего, папочка. Всё хорошо, – отвечала Зина улыбаясь. – Пятёрку по русскому получила.
– Молодец! Значит, пятёрка?
Отец гордился и радовался – вот и опять Зина учится на пятёрки! Но он замечал в её глазах затаённую печаль, замечал, что нет в ней прежней весёлости, и, подавляя вздох, говорил сам себе: «Что же делать… Что же делать… Мать из могилы не поднимешь».
