принял вызов?
— Нет. Не принял.
— Всё ясно. Сколько у вас было секундантов?
— Один, — сказал я и увидел Снежку.
Она приложила палец к губам.
— Назовите фамилию этого благородного человека!
— Не буду называть.
— Простите, почему?
— Ему попадёт.
— И ещё один вопрос. Из каких источников, письменных или устных, вам стало известно о дуэлях?
— Мне рассказывали, как Пушкина убили на Чёрной речке.
— А про Лермонтова не рассказывали?
— Нет.
— Вы понимали, что результат дуэли мог быть весьма печален… для вас и… конечно, для всех нас?
— Понимал, — сказал я тихо и представил, как всем было бы меня жалко и как Тигра прибивает к моей парте каменную доску, на которой золотыми буквами написано:
ЗДЕСЬ
В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ
УЧИЛСЯ АЛЁША СЕРОГЛАЗОВ
— И последний вопрос: кого ещё вы собираетесь вызвать на дуэль в ближайшее время?
— Пока неизвестно.
— Но будете без страха вызывать таких людей, как Барышкин?
— А как же! Буду всю жизнь! — сказал я, забыв о том, что результат дуэли может быть печален.
— Сочту за честь, Сероглазов, быть вашим секундантом! Спасибо за интервью! — сказал Вокруг.
— Пожалуйста, — ответил я, с трудом пробился сквозь толпу смеющихся ребят и пошёл пить воду. У меня от этого интервью совсем запершило в горле.
На остальных уроках мы со Снежкой сидели тихо и внимательно слушали объяснения. Мы получили только одно замечание, когда я спросил Снежку, почему у Коли прозвище Вокруг, и она ответила:
— Фамилия Гурков обратно читается Вокруг.
Я подумал, что тяжело, когда двоюродная тётя твоя же классная руководительница. Зря Снежка не пошла в первый «Б». Впрочем, правильно сделала. Ведь тогда мы никогда не стали бы друзьями на всю жизнь! А так стали!..
Как только я пришёл домой, папа сказал мне:
— Быстрей замори червячка. Мама уже готова. Знаешь, куда мы идём? На выставку собак! Вот куда! Причём в качестве почётных гостей. Сергей Сергеев ждёт нас у входа в парк.
— А Снежку возьмём? Ей скучно. Ведь кошачьих выставок небось не бывает. И Вету Павловну тоже.
— Возьмём. Собирайся.
Я посмотрел на Кыша. Он словно чувствовал, что мы отправляемся на собачью выставку: приглаживал лапами уши и, по-моему, заново учился улыбаться после вчерашнего потрясения. А мама, пока я ел, расчёсывала ему гребешком шерсть на спине и на боках. При этом мама пообещала в ближайшее же время решительно уничтожить всех Кышевых блох.
Но папа ответил, что он категорически против этой операции, потому что в природе всё находится в разумном равновесии. Он сам читал в журнале, что если уничтожить на берегах рек всех комаров, то рыбам нечем будет питаться, а у рыбаков не будет наживки — мотыля! И настанут плохие времена и для рыбы, и для рыбаков. И даже волков теперь бьют осторожно. Без них никто не съедает больных лосей, и они портят всё стадо.
— Человека, — сказал папа, — собачьи блохи не кусают! А со своими блохами Кыш успешно справится сам. Вдруг у него характер испортится, если мы их выведем ДДТ? Вдруг Кышу захочется поймать блоху, устроить грандиозную охоту, погоню и победить блоху в благородном единоборстве? А блохи ни одной нет!.. Душевная драма!.. Давай уж не будем рисковать!
Мама сказала, что всё равно выведет всех Кышевых блох.
Папа после этого разговора стал бриться безопасной бритвой. Электрическая уже не брала его бороду. Он брился и удивлялся, что инженерная мысль человечества додумалась зачем-то до бесшумных пистолетов, а до бесшумных электробритв и автомобилей додуматься не может…
Потом мы зашли за Снежкой и Ветой Павловной. Папа всё время вспоминал, как они учились в одном классе. И вообще он был в прекрасном настроении. Он даже разрешил задавать ему любые вопросы.
Но я, вспомнив его слова о том, что от моих вопросов он рухнет в одно прекрасное мгновение, сказал:
— Вопросов больше нет.
— То есть как это нет? — удивился папа. — Тебе всё ясно?
— Да. Мне всё ясно, — подтвердил я. — Вопросов больше нет.
— Товарищи! Взгляните! Вот первый человек в истории человечества, которому всё ясно!
Тут все засмеялись.
Ехать в троллейбусе до парка всем нам было весело. Папа уговорил кондукторшу не высаживать Кыша и взял на него билет за десять копеек, как за чемодан.
Ещё издалека, у входа в парк, я увидел дымящего сигарой дядю Сергей Сергеева. Он стоял, прислонившись к колонне…
Кыш присел от неожиданности и завертелся на месте: сколько собак незнакомых пород шло мимо него в парк! А уж в самом парке у Кыша разбежались глаза. Он рвался поиграть то к одной собаке, то к другой, но им дела не было до него, и он тоже стал спокойно ходить со мной рядом, посматривая по сторонам.
Изредка то папа, то дядя Сергей Сергеев объясняли, что́ за порода попавшейся навстречу собаки и чем эта порода знаменита.
И каких только собак не было в парке! Выдача призов ещё не началась, и собаки прогуливались по аллеям рядом с хозяевами, а если хозяева отдыхали на скамейках, то собаки сидели или лежали у их ног.
Мы смотрели на овчарок, бульдогов, боксёров, эрдельтерьеров, доберманов-пинчеров, сенбернаров и догов. У многих собак на ошейниках висели золотые и серебряные медали. Кыш долго не хотел отходить от одной немецкой овчарки. Она лежала за скамейкой на газоне, и штук десять медалей блестело на её ошейнике. Она глухо рычала на Кыша, как будто спрашивала:
«Вот я овчарка, и у меня медали. А ты какой породы?»
Кыш тоже зарычал, но спокойно ответил:
«Я — помесь. И ничем не награждён. Зато ты в наморднике, а я нет!»
И правда, наверно, овчарка злилась на весь белый свет, что на неё надели намордник, и старалась сбить его лапой…
Все собаки с медалями вели себя по-разному. Одни так, словно у них никаких медалей не было, а другие важно вышагивали и даже головы задирали повыше, чтобы их медали были видней.
— Воображалы! — сказала Снежка про таких собак.
А некоторые хозяева медалистов вышагивали ещё важнее, чем сами собаки, и гордо на всех посматривали. Непородистого Кыша они прямо уничтожали презрительными взглядами.
Я ходил и думал: «Пускай мой Кыш — помесь. Он всё равно самый лучший, самый умный и без ваших медалей. Он умеет зажигать свет, лаять на противно жужжащую бритву и выследить воришку. А кто из вас умеет читать письма хозяина?
