За Верой Васильевной бежал Нью-Йорк.
— Опять этот гангстер, — сказал дядя Викентий.
За Нью-Йорком бежала Пати: Нью-Йорк опять у неё вырвался и она его догоняла.
И правда, что же это такое — ни системы, ни командира. И ребята решили: они будут отрядом, а командирами отряда будут Вовка и Макарка. По очереди. И тогда никаких обид между ними — система!
Первым «на командира» назначили Вовку. Вовка подумал и назначил Шурика первым дежурным (в отрядах всегда бывают дежурные).
Шурик спросил у Вовки, что ему, дежурному, надо теперь делать.
Вовка подумал и сказал:
— Следить за системой.
Шурик спросил:
— А как следить?
Вовка подумал и сказал:
— Самостоятельно.
Шурик больше ничего не спросил и начал самостоятельно следить за системой.
После обеда самостоятельно доел остатки третьего. Потом распорядился, чтобы другие мыли грязную посуду, а сам лёг спать. Потом проснулся и распорядился, чтобы другие легли спать, а сам отправился гулять.
Шурик едва не развалил всю систему. А потом ещё взял и заскучал. Вспомнился ему отец, вспомнился «Моревед». Грустно стало Шурику. Оно и не должно быть грустно, а стало, и всё.
Вера Васильевна утешала Шурика — скоро он увидит отца и «Мореведа». А Шурик не утешается, грустит.
Приехал Трофим Кондратьевич, он возвращался из посёлка на пустой подводе. Узнал, в чём дело, и сказал, чтобы ребята немедленно собирались в поход.
Ребята обрадовались. В поход — это хорошо, это интересно. Это всё равно что экспедиция или далёкое плавание.
— А как же Нью-Йорк? — спросила Пати.
— Пускай тоже собирается. Возьмём лейку с водой.
— Лейку?
— Ну да. Поливать будем, чтобы солнечный удар не случился.
Взяли для Нью-Йорка лейку. Взяли для себя еды.
Макарка доложил Вере Васильевне, что все к походу готовы, сидят на подводе.
Вера Васильевна вышла проводить ребят. Поглядела на Шурика — ну как он? А Шурик сидит, помалкивает. Поход — это хорошо, это интересно. Всё увидишь собственными глазами.
Трофим Кондратьевич дёрнул вожжи, и подвода покатилась вверх по дороге, туда, где скалы, а ещё дальше — горы.
Трофим Кондратьевич рассказывал ребятам, что в горах есть пещеры, которые наподобие воронок глубоко уходят в землю.
В этих пещерах во время войны скрывались партизаны. Трофим Кондратьевич привозил сюда раненых моряков-десантников.
Или что есть одна высокая гора, поднимешься на неё — облака окажутся ниже горы, и на облаках будет твоё собственное изображение. Мираж.
А дерево секвойя! Оно самое большое в мире. Родом из Калифорнии.
Вовка тут же сказал, что он потом найдёт Калифорнию у себя на карте и всем покажет, где она.
— Очень далеко отсюда Калифорния, за океаном, — продолжал Трофим Кондратьевич, — в Америке. Там когда-то жили индейцы.
Может быть, им ещё встретится лягушка, которая не квакает, а свистит.
Макарка кивнул — точно, не квакает, а свистит. И Юра кивнул. Они с Макаркой знают о древесных лягушках.
Краб ползал внутри подводы, не слушал Трофима Кондратьевича. Трофим Кондратьевич погрозил ему кнутом.
Теперь ребята часто уезжали на подводе. Им нравились такие походы. Каждый раз Трофим Кондратьевич показывал что-нибудь новое.
Они видели голубые кедры и скипидарные деревья. Нашли рощу спелых орехов и долго их грызли и даже спускались в глубокое ущелье, где росла особая низкорослая берёза.
Трофим Кондратьевич сказал, что низкорослые берёзы уцелели с тех далёких времён, когда Крым был покрыт ещё льдом.
Макарка подтвердил, что это так: учительница в школе говорила про низкорослые берёзы. Теперь он всем ребятам их покажет, приведёт ребят сюда.
В карманах у Вовки появились образцы горных пород и минералы. Он собирался привезти всё это в Москву, в школу.
Пати научилась управлять лошадью, дёргать вожжами: «направо», «налево», «прямо», «стой». Научилась близко подходить, давать корм. А все вместе ребята научились выпрягать и запрягать лошадь. Если что и не так получалось, Трофим Кондратьевич говорил: это мелочь. Главное видно — привязана лошадь к оглоблям или не привязана.
Почти в каждом походе краб Нью-Йорк забирался в чью-нибудь нору, и его с трудом вытаскивали, или затевал драку с жуками и воробьями. Один раз подрался даже с настоящей большой курицей.
Хозяйка курицы сказала:
— Таких нахальных раков надо кидать в суп.
Люба ответила:
— Это не рак, а краб.
— Всё равно — в суп.
Но ребята были другого мнения: вместе с крабом они торжествовали победу над курицей.
Нью-Йорк пробовал лазить по деревьям и заборам, грызть орехи и семечки. Боялся он только муравьёв и кнута Трофима Кондратьевича.
Юра старался загореть и сравняться с Пати. Он ходил «по солнцу», сидел там, где солнце, ел там, где солнце.
Шурик дружил с Юрой, поэтому тоже бывал там, где солнце, — сидел, ел, ходил.
А в одном из походов Шурик потерялся: задремал под кустом. Его долго искали, волновались. Когда наконец нашли и все успокоились, Макарка предложил привязать его за нитку, как Нью-Йорка, — тогда больше не потеряется. А Вовка предложил поливать из лейки водой, чтобы не спал.
Ну, а кто-нибудь разве мог понять Шурика?.. Шурик самый младший, и ему, как самому младшему, каждую ночь требуется выходить из брезентового дома. Выходишь, выходишь, а потом и засыпаешь среди белого дня.
* * *
«Моревед» опять прислал радиограмму. Как и в прошлый раз, её доставил в Крабий Тупик дядя Викентий.
В радиограмме «Моревед» рассказывал, что он сейчас измеряет прозрачность воды в море и фотографирует морское дно. А самое главное — поймал маленького дельфина и привезёт его.
Все очень обрадовались дельфину. В особенности обрадовался Вовка. Он сказал, что будет этого дельфина дрессировать.
Ребята попросили дядю Викентия сообщить «Мореведу», что они теперь не просто так, а «система». Что они сами ходят за хлебом, застилают кровати, сами могут выпрягать и запрягать лошадь и ещё всякое такое полезное делать.
Дядя Викентий сказал, что немедленно отправит «Мореведу» ответную радиограмму и про систему, и про хлеб, кровати и лошадь.
* * *
Случилось несчастье: Пати упала и подвернула ногу. Макарка сказал, что ногу надо как-то дёрнуть — и нога встанет на место.
Ребята попробовали, дёрнули. Пати закричала от боли и заплакала. Ребята растерялись и начали ругать Макарку. В особенности его ругала Люба: берётся за то, чего не знает.
Вера Васильевна разволновалась, хотела сама бежать в посёлок за доктором. Но побежали Вовка и Макарка. Сразу оба.
Когда доктор приехал и поглядел на Пати, он сказал, что руки и ноги детям для того и даны, чтобы они их царапали, набивали синяки, подворачивали да устраивали вывихи. А детские доктора существуют для того, чтобы руки и ноги детям ремонтировать. Вот и её ногу они отремонтируют — поставят компресс и плотно забинтуют. Потом ногу следует подержать в горячем песке, и лечение закончено.
— А дёргать когда? — спросил Макарка.
— Дёргать? — повторил доктор. — Дёргать на этот раз не требуется.
Вовка и Шурик сказали, что они любят зарываться в горячий песок с ногами и руками и лежать, чтобы одна голова осталась. И если надо, они Пати тоже зароют в горячий песок с ногами и руками.
Доктор подумал и сказал, хорошо, он не возражает — пускай Пати зароют в горячий песок с ногами и руками, но чтобы голова обязательно осталась снаружи.
Теперь ребята никуда в поход не отправлялись, ждали, когда Пати выздоровеет.
С утра зарывали Пати в горячий песок и сами зарывались для компании. И Вовка зарывался, и Макарка, и Юра, и Шурик, и Люба. Только Нью-Йорк не зарывался. Он не хотел.
Потом купались, выделывали в воде всякие штуки. Макарка по-настоящему нырял и учил нырять по-настоящему Вовку. Юра тоже по-настоящему нырял и учил нырять по-настоящему Шурика, а не просто приседать.
Вовка и Шурик честно глотали морскую воду, задыхались, кашляли, выливали морскую воду из ушей, но учились нырять по-настоящему. Когда уставали, садились отдыхать возле Пати, играли с ней в кремешки. Но и во время игры Вовка и Шурик иногда наклоняли головы и стучали себя по ушам, чтобы из ушей вылились остатки морской воды.
С тех пор как Пати заболела, Люба часто дежурила на кухне у Веры Васильевны. Она всё делала самостоятельно, но не так, как это делал Шурик.
Когда ребятам надоедало нырять, подкидывать кремешки, они играли в войну. Наступали, отступали, кричали, стреляли. А вечером, проводив в посёлок Макарку, Юру и Любу, собирались около штормового фонаря и слушали рассказы Веры Васильевны. Вовка и Шурик потихоньку всё ещё стучали себя по ушам — выливали из ушей остатки морской воды.
