- Вот видите, дядя, так верил священник Малина,- прошептал Палко.
Филина, опустив голову, плакал.
-- Если б я даже захотел, то я ничего не смогу исправить, души ушли в вечность и там обвиняют меня..."? повторял Филина сквозь слезы.- Вот это и есть то, что меня пригибает к земле, и вся моя честная жизнь мне не поможет...
Мальчик, подперев свою кудрявую головку рукой, участливо спросил;
- Дядя, не хотите ли вы мне рассказать, что вас так мучает? Это же не тот грех, когда вы хотели утопить Истванько, как мне поведал Петр? Истванько ведь не утонул. Если меня что гложет и давит, то признавшись кому-нибудь в этом, мне сразу же становится легче на душе. Поэтому и говорит апостол Иаков:
-Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтоб исцелиться: много может усиленная молитва праведного" (5:16). Правда, я только мальчик, но я знаю, что это значит, если болит душа и ты не можешь никому поведать об этом. Господь Иисус, может быть, поможет мне понять и утешить вас.
Дядя, взглянув на него, утер слезы.
- Если уж мне довелось бы кому-то рассказать то, к чему я стремился эти долгие годы, то охотнее всего тебе. Господь дал тебе больше мудрости, чем мне, старику, как и юному Самуилу, который был мудрее Илии.
Дядя сел на свое привычное место, а Палко устроился подле него на траве, ожидая начало рассказа. ? Так как Петр тебе уже рассказал,, какой я был, будучи мальчиком, то я не буду снова все повторять,- начал дядя свой рассказ.- Итак, мы подрастали с Истванькой вместе, и я с чистой совестью могу сказать, что мы друг друга искренне любили. Я всегда помнил, что Истванько ни словом не выдал мой постыдный поступок, когда я в тяжелую минуту оставил его на произвол судьбы. Он уверял, что родители меня любят. Все шло хорошо, и, возможно, всегда так осталось бы, если бы после смерти маминой сестры в нашем доме не появилась ее племянница Ивка. Девочка была худенькая и красивая. Меня она побаивалась, но с Истванько охотно шла хоть куда; лишь после того, как я ее однажды защитил от злой собаки, она перестала меня чуждаться. Так все оставалось, покуда мы не подросли и не возмужали. Может ты меня сейчас не совсем поймешь, мой сын. Когда мы оба стали юношами, для нас на всем белом свете не существовало более красивой девушки, чем Ивка. Мне казалось, что ее черные глаза были прекраснее звезд, и ни на каких кустах не цвели такие прекрасные розы, как на ее щеках. В то время у нас началась массовая эмиграция в Америку. Часто я задумывался: зачем люди пускаются в такое опасное путешествие ради мамоны? Ведь у нас, несмотря на бедность, так было прекрасно и хорошо. Что касалось меня, то эти горы и долины были для меня раем. Но на земле нет рая, а небо слишком высоко. Однажды вечером, когда я вернулся с пастбищ, мать с отцом сидели перед домом и говорили о нас, как они обыкновенно это делали. Я не хотел им мешать, и сев поодаль, внимал их разговору.- Ты полагаешь, что один из них должен отправиться в Америку?"- спросила мать.- Знаешь, жена, там люди быстрее встают на ноги, чем здесь. Мы тут мучаемся, а на жизнь еле хватает,"- вздохнул отец.- И кто из них должен отправиться?"- испуганно спросила мать.- Это мы им предоставим. Я так думаю: пусть один из них останется дома и возьмет себе Ивку, таким образом у тебя будет помощница. Другой же пусть на несколько лет отправится в Америку. Как только он накопит немного денег, и Бог благополучно его вернет домой, они позже смогут вместе хозяйничать. Я бы не хотел, чтобы после нашей смерти они разошлись в разные стороны; так было бы лучше всего..."
- Я видел, как мать вздохнула, - продолжал дядя.- Мне же казалось, что мне в сердце вонзили нож. Она, конечно, ожидала, что я отправлюсь, а Истванько останется и женится на Ивке. В ту ночь я не мог сомкнуть глаз. Дикая боль охватила меня, подобно той, которую я испытал, когда был еще мальчиком, но эта была еще сильней и ужасней. Я ушел из дому. Откуда у меня взялись силы вернуться домой, не знаю.
Когда я вернулся, мне навстречу выбежала Ивка. Когда я ее увидел, то сказал сам себе, что она никому другому, кроме меня, не будет принадлежать, и я никогда не отправлюсь в Америку. На Истванъко же я не мог смотреть, хотя он не подавал никакого повода, чтобы на него гневаться. У нас за болотом была лужайка. На следующий день я с Ивкой должен был там косить траву, и я, переговорив с нею, заручился ее согласием. Я умолял и упрашивал ее до тех пор, пока она не дала мне обещание не брать никого другого в мужья, кроме меня. Когда мы кончили косить и, ожидая Ивку, я обернулся, то увидел Истванько, который удалялся от нас по лужайке. Он слышал весь наш разговор, а мы его не заметили.
На следующий день одному из нас нужно было идти в город. Истванько сказал, что он хочет пойти. Мать отговаривала его, говоря, что он не здоров и для него было бы лучше остаться дома. Истванько и в самом деле был бледен, щеки у него ввалились, будто после тяжелой болезни. Но я отказался идти, и отец меня поддержал, так как у него была для меня другая работа.- Пойдем, проводи меня",- попросил меня Истванько после того, как он попрощался с родителями и Ивкой.
Я пошел с ним. Мы поднялись высоко в гору, до перекрестка. Там мы остановились, взглянув друг на друга.- Мать мне рассказала, какие планы отец имеет относительно нас,- начал Истванько.- Один из нас должен отправиться в Америку.- Ты, конечно, в счет не идешь. Я вас видел на лужайке. Отец желает, чтобы один из нас взял себе Ивку, она твоя. Когда мы были еще детьми, я стал тебе поперек настолько, что ты меня хотел уложить в тот черный гроб. Второй раз я не хочу заграждать тебе дорогу. Моей матушке очень трудно будет со мной разлучиться. Не серчай на нее за это, ведь она только меня и имеет. Я с ней не попрощался, таким образом я хотел избавить ее от горечи прощания. Тебе же я хочу сказать всю правду, чтобы ты мне больше не завидовал. Смотри, я оставляю тебе все: и родителей, и родину, и Ивку. Она не может принадлежать нам обоим. Мне на лужайке было так тяжело... Если бы тебе пришлось перенести то, что я испытал в те мгновения, думаю, что ты этого не пережил бы. Мне казалось, что я утопаю вторично, но то болото, в которое ты меня на этот раз толкнул, еще глубже. Матушка говорит, что я болен и плохо выгляжу, но здесь я и не поправлюсь; там на чужбине, может скорее... Я протягиваю тебе руку на прощание, подай мне также и твою, но без горечи, расстанемся как братья".
Я безмолвно протянул ему руку,- продолжал дядя.- Он взял свои вещи и торопливо стал спускаться вниз по тропинке. Я перегнулся через- крест", чтобы еще раз увидеть его. Он поднял свое прекрасное, полное глубокой печали лицо к холму, откуда он в последний раз взглянул на нашу хижину. Слезы катились из его глаз. Я хотел побежать, вернуть его и сказать, что я все ему оставляю, а сам отправлюсь вместо него на чужбину, но у меня не хватило сил. И я дал ему возможность уйти навсегда. Больше мы его никогда не видели.
Дядя снова заплакал, а вместе с ним и Палко.
- Дядя, расскажите мне все до конца,- после некоторого молчания попросил мальчик.- Что сказала бедная матушка? Как вы это ей все передали?
- Ах, я ей ничего не передал, мой мальчик,сказал Филина.- Он сам обо всем позаботился. У матери был в городе двоюродный брат. На третий день он пришел к нам и принес вещи, которые Истванько должен был купить в городе, а также письмо, в котором он от всего сердца просил родителей на него не гневаться за то, что он отправился в Америку. Он ни словом не обмолвился о том, что это я втолкнул его в ?болото" печали. Это было прекрасное письмо. Мы его сохранили на память, и когда бедная матушка была при смерти, она высказала желание, чтобы его положили ей в гроб. Я изо всех сил старался заменить ей сына. Часто, очень часто, когда моего отца уже не было в живых, матушка благословляла меня. Но это не приносило желаемого мира моему сердцу. Двоюродный брат, который нам принес письмо от Истванько, сам хотел ехать в Америку. Он уже купил билет на пароход, но что-то помешало его поездке. Он пожаловался Истванько, что не может ехать, а тот попросил его продать ему билет. Деньги он занял у своего кузена в счет полагавшейся ему части по наследству- Это мы ему после выплатили, так как тот пароход не прибыл на место своего назначения, он пошел ко дну... Видишь, Палко, я все же утопил моего брата. Не убегая так от меня, он сел бы на другой пароход и был бы жив еще сегодня... Он умер, и кровь его вопиет перед лицом Божиим. И Бог меня достаточно наказал. Недолго я наслаждался своим счастьем. С того момента, как пришло известие о гибели парохода, Ивка начала чахнуть. А когда у нас родился сыночек, она умерла. В горячке она выдала, как горячо любила Истванько, и я понял, что тоска по нему убила ее. Теперь они оба в другом мире, а я здесь совершенно одинок.
- А ваш сыночек, где же он?- - ?
- Его также отнял любящий Господь у меня.
После смерти Ивки он простудился, и в три дня его не стало. Бог взял его к Себе. Теперь я тебе все рассказал, сын мой, но ты навряд ли понял меня.
