– Давай, – согласилась Барвинка.
Кастрюля был шеф-поваром одного из самых любимых малянками и малянцами ресторанов в Цветограде. Этот ресторан назывался «Патиссон». «Патиссон» находился в самом центре, возле площади Свободы.
Погода портилась. Поднявшийся ветер нагнал откуда-то серых туч, и зарядил противный мелкий дождь, который – ясно было – собирается моросить целый день. Кастрюлю дождь приводил в уныние. Он грустно сидел у окна своего ресторана. Прижавшись носом к широкому стеклу, выходящему на проспект Пионов, Кастрюля смотрел на дождь. Ему даже есть не хотелось.
– Привет, Кастрюля, – поздоровались малянки.
Они отряхнули от воды свои цветные зонтики и поставили их в ведерко у входа.
– Привет, – печально ответил повар.
– Что, грустно?
– Не весело. Не люблю я дождь.
– Ну, дождь – это ерунда. А вот некоторым сейчас намного грустнее, чем тебе.
– Это кому же, интересно? Напильнику, что ли?
– При чем тут Напильник?
– Ну как… может, у него механизм какой от дождя заржавел…
– Да какой еще механизм? Я тебе про несчастных животных толкую, – сказала Кнопочка.
– А что животным плохо? Сидят себе в своих норах. Они дождя не боятся.
– Да при чем тут дождь? – рассердилась Кнопочка.
– Подожди, – остановила ее Барвинка. – Хватит морочить ему голову.
– Кастрюля! – донеслось из кухни. – Котлеты жарить?
– Не надо пока! Посетителей мало, и они ничего не заказывают – какой может быть у людишек аппетит в такую погоду? Хотя нет, погоди! Будете котлетки? – обратился Кастрюля к малянкам. – Свиные, горяченькие, прямо сейчас со сковородки…
Кнопочка скорчила ужасную гримасу, а Барвинка сказала:
– Мы, Кастрюля, котлеты не едим. И тебе не советуем.
– Это почему?
– Потому что мы против убийства животных.
– Каких животных? – не понял Кастрюля.
– Свиней, из которых вы котлеты делаете.
– Свиней? – поразился повар. – А что, их убивают?
– А ты что думал? Что они мясо отдают, а сами живыми остаются?
– А, ты про это…
– Да-да, именно про это.
– Ну и что? – зевнул Кастрюля. – Они же ничего не понимают.
– А может понимают, ты-то откуда знаешь?
– Да что вы ко мне пристали? Не хотите котлеты – не ешьте, я разве против? Клиент всегда прав. Садитесь, я вам уху подам, у нас сегодня уха свежая.
– Уху можно? – потихоньку спросила Барвинку Кнопочка.
– Ты что? Уха же из рыбы!
– А да, правда. Мы уху не будем есть, – сказала Кнопочка Кастрюле. – Ее из рыбы делают.
– Ну и что?
– А то, что рыба хотела жить, а ее убили.
– Откуда вы знаете, чего она хотела? Вы ее что, спрашивали? Если б хотела, то не попалась бы на крючок.
– Ее подло обманули, вот она на крючок и попалась, – сказала Барвинка.
– Кто это ее обманул?
– А тот, кто ее поймал – рыбак. Он ей червяка подсунул. Она голодная была, есть хотела. Думала, что это червяк, а это оказался замаскированный крючок!
– Значит, она хотела съесть червяка? – уточнил Кастрюля.
– Хотела, да! А вы ее поймали, убили и сварили.
– Ну, значит, так ей и надо. А тебе червяка не жалко? Эти рыбы столько червяков едят!
В это время к спорящим подошел малянец по имени Герадокл. Он сидел за столиком возле входа и слышал разговор малянок с поваром Кастрюлей.
Герадокл был философом и историком и прочел множество древних книг. В них он почерпнул самые разные знания. В Цветограде Герадокл стал известен из-за своих странных идей, которые время от времени возникали у него в голове. Герадокл записывал их на бумажках и раздавал всем. Чаще всего это были идеи о том, как устроен мир.
Например, однажды Герадокл собрал своих друзей и объявил им, что понял, откуда взялись людишки.
– На заре времен, – сказал Герадокл, – когда Земля еще была голая и пустынная, на ней происходили разные сложные процессы. Что это за процессы – об этом спросите Всезнайку. Этим занимается наука. Я только скажу, что в результате появилось множество самых разнообразных форм.
– Ты имеешь в виду конусы и параллелепипеды? – спросили его людишки, но Герадокл сказал:
– Нет, это слишком простые формы. А тогда появились очень сложные формы. Они состояли из множества простых, соединенных между собой.
Людишки задумались. Герадокл подождал, чтобы дать им поразмышлять над его словами, и потом продолжал:
– Это были очень странные существа. Нам бы они показались нелепыми и ужасными. У них было по десять рук, и на каждой разное число пальцев – от одного до сотни. У них было по тринадцать ног, и некоторые из этих ног закручивались между собой.
Герадокл снова помолчал.
– Сейчас все малянцы и малянки одинаковые и имеют по две ноги, две руки и одной голове на плечах. А тогда появились существа с тремя головами. Вместо плеч у них торчала нога, а вместо колен шарообразные пальцы. Были и существа всего только с двумя кубическими головами и тремя руками. Были и такие, у которых вовсе не было головы, а была только одна нога в форме пирамиды и одна рука с двумя пальцами. Наконец, были и подобные нам: с одной головой, парой рук и ног.
Людишки раздумывали над тем, что сказал Герадокл. Каждый стал представлять себе этих странных и загадочных существ.
– Но это всё не важно, друзья, – помедлив, продолжал Герадокл. – Много чего странного и необычного появилось в то время. Главное то – что выжили только приспособленные.
– Как это? – не поняли все.
– А так. Разве могли передвигаться, добывать себе пищу, разводить огонь и вообще жить по-человечески существа с семью головами и восемнадцатью ногами? Конечно же нет! Поэтому все они погибли. Вымерли. А остались только те, у которых было две ноги, две руки с пятью пальцами на каждой и одна голова.
– Где же они теперь? – спросил Пустомеля, который совершенно случайно оказался среди слушателей. – Те, что остались?
– Я ждал этого вопроса, – сказал Герадокл. – Я знал, что обязательно найдется кто-нибудь, кто его задаст. Подойди к зеркалу, о любознательный людишка, и посмотри внимательно в него. Там ты найдешь ответ.
И Герадокл раздал слушателям бумажки, на которых было написано:
«ВЫЖИВАЮТ ПРИСПОСОБЛЕННЫЕ».
Герадокл любил сидеть в ресторанах и кафе. Он заказывал себе какую-нибудь еду, каждый раз разную и обязательно ярких цветов. Но Герадокл никогда заказанное кушанье не ел. Он сидел перед тарелкой и размышлял. Различные блюда – морковный салат с майонезом, фаршированный зеленый горошек, куриные отбивные в земляничном соусе – давали пищу его размышлениям. Герадокл подцеплял на вилку отбивную и долго смотрел, как с нее стекает подлива. Или строил из пюре замок и украшал его. Пушки он делал из сосисок, окна – из огуречных семечек, купол – из половинки горошины. Вокруг выкапывал ров, заполняя его майонезом. Потом Герадокл заливал замок гранатовым соком и смотрел, как красная жидкость течет по его стенам и просачивается в окна. «Это кара», – бормотал он.
Порой Герадокл просто лепил из еды разные бессмысленные формы. Посетители ресторанов, а также официанты не любили его за то, что он иногда вдруг брал еду прямо руками и начинал ее мять. Больше всего Герадоклу нравились соусы и подливы. Они текли, и съедобный натюрморт на тарелке менялся. Это соответствовало главной теории Герадокла – ТЕОРИИ ВСЕОБЩЕГО ТЕЧЕНИЯ. «Всё течет, всё изменяется», – любил повторять Герадокл. Глядя на его руки, чуть ли не по локоть вымазанные в кетчупе, некоторые людишки открыто возмущались. Но Герадокл всегда исправно платил за заказанные блюда, к тому же он оставлял щедрые чаевые, поэтому в ресторанах его терпели.
Сегодня историк был одним из немногих посетителей «Патиссона». На тарелке его, как обычно, высилась гора какой-то серой, бесформенной массы, политой чем-то красным. Спор малянок с Кастрюлей заинтересовал его.
Мимо ресторана проходила большая компания людишек. В это время дождь ливанул изо всех сил, и компания бросилась в «Патиссон».
– Входите, входите! – гостеприимно приглашал Кастрюля, придерживая дверь и принимая у новых посетителей зонты и мокрые куртки.
– Я слышал ваш разговор, – начал Герадокл, втискиваясь между Кнопочкой и Барвинкой, которые все еще стояли у входа.
– О чем идет речь? – спросил у Кастрюли кто-то из вошедших.
– Некоторые считают, что нельзя есть мясо. Потому что для этого надо убивать животных.
– Животных? – удивились все.
– Это интересно!
– Ерунда какая-то!
– И правда, жалко куриц!
– А как же мясо-то есть, если не убивать? Непонятно!
– Тема, которую вы затронули, составляет глубокую философскую проблему, – продолжал Герадокл, не замечая остальных и обращаясь к Барвинке с Кнопочкой.
– Какую же? – нетерпеливо спросила Барвинка.
– Мы питаемся рыбой, а рыба питается червяком. Съев одну рыбу, мы тем самым спасаем тысячу червяков, которых она могла бы съесть за свою оставшуюся жизнь, если бы не умерла.
