– Много будешь знать – скоро состаришься.
Полл сердито затопала ногами:
– Ну почему никто не отвечает на мои вопросы?!
Впрочем, топать она перестала быстро, ведь от песка, топай не топай, звука не добьёшься. Зато она обиженно надулась.
– Ну вот, теперь сердишься ты, – заметил Чарли.
– Прости… – Полл снова взглянула на птицу. – Ты полечил ей крыло?
– Сделал что мог.
– Она будет летать?
– Может, и полетит. Наперёд не скажешь, – ответил Чарли и легонько погладил серебристые перья. – За ней надо хорошо ухаживать.
– Я буду за ней ухаживать! – с готовностью воскликнула Полл. Вытряхнув из корзинки палтусов, она выстелила дно сухими водорослями и травой, что пробивалась в песке у откоса. – Я заберу её домой и стану кормить хлебом с мёдом.
– Ей больше по душе сырая рыбка, – сказал Чарли.
– Я буду приходить за рыбой каждый день! Буду беречь серпоклювку пуще глаза! Зажгу ей на ночь свечку, чтоб темноты не боялась…
– Свечка ей не нужна, – промолвил Чарли. – Ей хватает луны да звёздочек.
– Я выстелю её клетку душицей и клевером, чтоб ей слаще дышалось.
– Ароматы ей не нужны, – сказал Чарли. – Серебрянке по нраву запах солёной морской воды и прибрежного песочка. Клади в клетку водоросли. И ракушку положи. Да, самое главное! Никогда не запирай дверцу клетки, пускай будет открыта.
– Почему?
– Чтоб могла улететь, когда поправится.
– Понятно. – И, уложив Серебристую серпоклювку в корзину, Полл стала осторожно карабкаться вверх по откосу.
Глава V
Нолличек, король Норфолка
Пока на мельнице и на морском берегу творилось всё, описанное выше, во дворце короля Норфолка, которого – как вы уже знаете – звали Нолличек, происходили совсем иные события.
Главным недостатком короля была его натура. Точнее, натуры, поскольку натур у него имелось целых две. И чередовались они в зависимости от того, с какой ноги вставал Нолличек поутру с постели. Если с правой, то бывал он целый день весел, благодушен и полон всяческих добрых начинаний. И не важно, что осуществить их не успевал, главное – королём двигали благие порывы. Зато от Нолличека, вставшего с левой ноги, лучше было держаться подальше. Он ходил по дворцу чернее тучи, хлопал дверями, стучал каблуками, совал нос в чужие дела и устраивал скандалы из-за всякой мелочи. В дни «левой ноги» никому не удавалось угодить Нолличеку, и кончались такие дни одинаково: слуги, все, как один, заявляли, что работать здесь больше не будут, и подавали прошения об увольнении. Однако на следующее утро король совершенно преображался, и слуги, все, как один, забирали свои прошения назад. В чёрные, левоножные, дни с Нолличеком могла сладить только его очень-очень-преочень старая Нянька. Она знала короля ещё с колыбели и легко находила на него управу. Нолличек сносил её окрики и понукания покорно, точно малый ребёнок, а впрочем – не так уж он был и велик, всего-то двадцать один годочек. И он с большим удовольствием держался за Нянькину юбку.
– Беда мне с тобой, Нолличек, – говорила Нянька, вытирая королю заплаканные глаза. – А всё твоя натура двойная, проклятая.
– Но я же не виноват, раз натура такая.
– Ты-то, может, и не виноват, но нам от этого не легче, – строго отвечала Нянька. – Иди уж теперь, грехи замаливай.
– Бегу, Нянюшка, лечу! – И король Нолличек отправлялся прямиком в магазин сладостей и скупал там подчистую все ириски, а потом, вернувшись во дворец, наделял конфеткой каждого обиженного.
Вчера, в правоножный день, Нолличек успел замолить конфетами все прошлые грехи. А сегодня с самого утра по дворцу уже разносилось топанье и хлопанье.
Нянька, разбиравшая бельевой шкаф, недовольно качала головой и прицокивала языком:
– Опять Ноллик разбуянился, ох, беда, беда…
Королевская Нянька была маленькой, тщедушной старушкой, и гнев её казался поэтому ещё гневливее, а сердитость – ещё сердитее. Стоя на верхней ступеньке приставной лестницы, она развернула простыню и опять недовольно покачала головой: ветхая простыня рассыпалась в руках.
– Этак мы скоро на голых матрацах спать будем! – вздохнула старушка.
Тут дверь распахнулась, и в кладовку ворвалась главная горничная Джен с круглыми от ужаса глазами.
– Король требует постелить чистые простыни! – выпалила она.
– Мы же в прошлом месяце перестилали! – возмутилась Нянька.
– Ещё он требует две наволочки.
– Вот ещё! Одной довольно.
– А ещё банное полотенце и два маленьких – для лица и для бритья.
– Для бритья?! Мал он ещё бриться! – фыркнула Нянька.
– А ещё скатерть и салфетку, чтоб салфетка непременно совпадала со скатертью по цвету!
– Господи спаси и помилуй! Это всё? – спросила Нянька.
– Нет! – воскликнула Джен. – Ещё он требует чистый носовой платок!
Хлопанье и топанье, что доносились снизу, из королевских покоев, стали ещё слышней, и в кладовку ввалился дворецкий Джон.
– Госпожа Нянюшка! Госпожа Нянюшка! – задыхаясь, проговорил он.
– Что случилось? – сурово спросила старушка.
– Его Величество проснулись и изволили встать, – сказал дворецкий, – как лошадь на дыбы!
– Рвёт и мечет? – уточнила Нянька.
– Мечет и рвёт.
– Ну да, ну да, – закивала Нянька. – Сегодня у него все кругом виноваты. Такой уж день.
– Хуже ещё не бывало. Он даже в погреба спускался и нашёл изъян в бочонках с сидром, в бочках с пивом, в красном вине, в белом вине, в крыжовенном вине и во мне самом. А все мы – и я, и ви́на – лучшего качества! Воля ваша, госпожа Нянюшка, но я ухожу. Отработаю месяц, и ноги моей больше во дворце не будет!
Прежде чем Нянька успела ответить, в кладовку вперевалку вплыла королевская кухарка Китти.
– Что ж это творится, госпожа Нянюшка?! – запричитала она.
– В чём дело? – строго спросила Нянька.
– В Его Величестве!
– Опять Ноллик? Сунул нос под все крышки, да?
– Не то слово! И в ларь с мукой заглянул, и в мешки с сахаром, и в солонки, и в перечницы, и в банки с вареньем, и в кадки с маслом, и в самую печку чуть не залез. И всё ему не по нраву, хотя моя кухня в идеальном порядке. Хватит, через месяц ноги моей здесь не будет!
Следующей жалобщицей оказалась придворная молочница Мегги.
– Госпожа Нянюшка! Госпожа Нянюшка! – вопила она.
– Ну а у тебя что за несчастье?
– Король наш моё несчастье!
– И у тебя в коровнике, видать, похозяйничал?
– Похозяйничал! Да он свежее молоко со старым смешал, крынки со сливками опрокинул, бочонки с маслом вдребезги разнёс, сыры перемял, а сыворотку залил обратно в творог. Я этого больше не потерплю! Ноги моей здесь через месяц не будет!
Хлопанье и топанье внизу стали воистину оглушительны. И в бельевую кладовку вошёл садовник Джек. Вошёл молча и остановился молча, говорить он был не горазд. Нянюшка нетерпеливо окликнула:
– Ну, выкладывай!
– Колокольчики, – произнёс садовник.
– Какие колокольчики?
– Сказал же, колокольчики.
– Ну я и слышу – колокольчики. Дальше-то что?
– Вот и правильно, – согласился садовник. – Я говорю «колокольчики», и вы слышите – «колокольчики». И эти самые колокольчики мне надлежит выращивать на моих клумбах отныне и до скончания века.
– Кто это сказал?
– Нолличек.
– Его Величество? – чопорно переспросила Нянька.
– Нолличек, – упрямо повторил садовник.
– Изволь говорить о Его Величестве поуважительней.
– Вы же зовёте его Нолличек, – возразил садовник.
– Я его Нянька. Я его в корыте купала!
– В корыте не в корыте, – встрял вдруг дворецкий, – но я не потерплю, чтобы трогали мои вина!
– Нечего лазить в мои кастрюльки! – подхватила кухарка.
– Нечего портить мои сливки! – подала голос молочница.
– Нечего проверять мои грядки! – в запале сказал садовник.
И все они закричали слаженным хором:
– Ноги моей тут через месяц не будет.
– Вот и отлично! Все через месяц получат расчёт! – прогремел голос с порога. В дверях стоял багровый от гнева Нолличек. Он по очереди тыкал пальцем в дворецкого, кухарку, молочницу и садовника и орал: – Не твои вина! Не твои кастрюльки! Не твои сливки! Не твои грядки! Всё моё!!! Что хочу, то и делаю! Мои вина! Мои кастрюльки! Мои сливки! Мои грядки! – Король топал ножками, как разбушевавшийся трёхлетний ребёнок.
– А ну-ка прекрати! – крикнула Нянюшка с верхней ступеньки лестницы. – Прекрати сию минуту! А не то слезу и наподдам как следует!
Нолличек тут же примолк и надулся. Так и стоял, обиженно почёсывая правой ногой о левую.
– Отправляйся прямиком в угол, – скомандовала Нянька. – Будешь стоять там, покуда не выпущу.
Нолличек понуро побрёл в угол и встал лицом к стенке.
– А вы все идите работайте, – велела Нянька Джону, Китти, Мегги и Джеку.
– Хорошо, госпожа Нянюшка! – послушно сказали слуги и разошлись выполнять свои обязанности.
