На всякий случай чуть отодвинувшись от него, Хосе продолжал его дразнить:
— Черта с два! У тебя же не действует одна рука! Не так-то легко расстаться со своим имуществом, целой пачкой, в которой не хватало только двух сигарет…
Эта пачка — единственное его богатство, если, конечно, не считать залатанных штанишек, в которых он прибыл в отряд, и большой шляпы, добытой им в последнем бою. А все остальное: алюминиевая ложка, карабин, две мальчишеские проворные руки и смышленая, полная фантазий голова, — короче говоря, все, что он имел, принадлежало не ему самому, а революции.
— Ты что-то нынче не экономишь ни на мясе, ни на рисе, — обратился Хосе к повару. — Может быть, ты объяснишь, почему? Если, конечно, это не военная тайна.
— Никакой тайны тут, малыш, нет, — улыбнулся Клаудио. — Скоро, как мне сказал Максимо, к нам должен приехать Фидель.
— Сам Фидель?
— Именно.
— Сегодня же?
— Да, после полудня.
Мальчик завизжал от счастья. Фидель для него, как и для многих других в отряде, был не просто человеком, стоящим над ними, не просто вождем, творящим необыкновенную историю острова, но чем-то большим, чем-то близким, родным. Фидель для Хосе — это и дед, который был убит почти на его глазах, и отец, которого он не помнит, и брат, которого не было…
Хосе от радости заметался по лагерю. И тут он другими глазами увидел все, что происходило вокруг. Повар Клаудио, оказывается, успел начистить до блеска все свои котлы, а Коно, этот нерасторопный парень, впервые расчесал свою кудрявую бороду.
Но вместе с радостью пришли и огорчения.
— Вы сами успели подготовиться к встрече Фиделя, — пожаловался мальчик, — а я ведь совсем не готов. Во-первых, у меня голое пузо. В таком виде хоть не попадайся команданте на глаза. А во-вторых, я не знаю ни одной команды, даже доложить не сумею при встрече.
Коно громко рассмеялся. Он никогда не умел сочувствовать людям, это известно всему отряду.
Но Клаудио сказал:
— Ты, малыш, забыл, что у тебя есть друзья. Стоит тебе сбегать к родничку, ополоснуть лицо, и ты сразу станешь обладателем самой настоящей гимнастерки, такой, как у всех.
— Вива! — закричал Хосе и стремглав бросился исполнять приказание.
Через минуту он уже стоял перед Клаудио с влажными волосами, с мокрым и счастливым лицом. Но тот не торопился выдать обещанное.
— А шею кто будет мыть?
Хосе безропотно подчинился и этому приказанию.
— Ты забыл помыть глаза. Фу какие черные! Никогда не моешь их, что ли?
Мальчик понял шутку.
— Они у меня с рождения такие, — ответил он весело. — Ни родниковая вода, ни соленые слезы — ничто их не берет. Хочешь — верь, хочешь — нет!
Трофейная гимнастерка оказалась чуть шире в плечах и чуть длиннее, чем полагалось по росту. Но разве счастье только в отлично подогнанной одежде?
Хосе обрадовался куда больше, чем принц, которому подарили белого слона. Что и говорить, он впервые в своей жизни имел одежду, да еще какую — самую доподлинную гимнастерку. Он стал теперь похож на всех других повстанцев. А это что-нибудь да стоит!
— Слушай, Коно, — сказал мальчик. — Если ты меня научишь кое-каким командам, я тебе отдам все сигареты до единой. Мне они все равно ни к чему…
— Команд так много, а сигарет так мало, — стал торговаться Коно.
— Я же тебе отдаю все, что имею! — удивился Хосе.
— Ну ладно, — согласился Коно, как бы уступая. — Пока отдай мне все, что имеешь, а потом, когда добудешь еще, также отдашь их мне. Сам знаешь, мне некуда торопиться, я подожду.
Коно, закурив, в самом деле успокоился. Всем своим видом он показывал, что ему некуда торопиться…
— Может, начнем, а?
Помолчав немного, Коно с усмешкой взглянул на нетерпеливого мальчика.
— Что ж, начнем, — сказал он снисходительно, докурив одну и зажигая другую сигарету. — Итак, смирно! Унос. Дос. Трес. Каутро!
Хосе сделал четыре шага. Но в этот самый миг Клаудио скомандовал с неожиданной строгостью:
— Прекратить! В укрытие! Мне что-то не нравится человек, появившийся на тропинке.
Они залегли за деревом. У цейбы не только искривленный ствол, но и перепутанные сучья. За ними можно укрыться и целому взводу.
— Семь дьяволов, это лазутчик Батисты! — сказал Коно, настороженно следя за незнакомцем.
— А может, он вовсе не лазутчик, а сам Фидель? — подал голос Хосе. Ему так не терпелось встретиться с ним!
— Подпустим ближе, а там видно будет, — принял решение Клаудио.
Никто из трех никогда не видел живого Фиделя. Положение, конечно, незавидное. Оставалось одно — незаметно следить за человеком, который уверенно приближался к лагерю.
— Фидель! — громко прошептал Хосе, различив бороду, и стремглав выбежал из-за укрытия.
Клаудио не успел его остановить. Хосе бежал навстречу незнакомцу не чувствуя ног. И когда расстояние между ними сократилось до пяти-шести метров, мальчик остановился и срывающимся голосом крикнул:
— Здравствуйте, Фидель! Я повстанец Хосе!
Бородач ответил с улыбкой:
— Я рад познакомиться с тобой, Хосе. Но я не Фидель. Я всего-навсего его брат, Рауль. Ваш лагерь тут, за цейбой?
— Да!
Бородач, назвавшийся Раулем, пошел дальше, в лагерь, где его встретил Клаудио. А Хосе остался на тропинке. Он совсем не огорчился: он готов ждать Фиделя, если это нужно, до самой ночи.
Показался второй бородач.
— Здравствуй, мой юный друг, — сказал он, потрепав волосы мальчика. — Для всех, кто меня знает, я Антонио Нуньес Хименес. А Фидель следует за мной.
Наконец третий бородач, высокий, как королевская пальма, остановился возле Хосе.
— Я приветствую тебя, мой мальчик! — сказал он и слегка похлопал его по плечу. — Значит, ты и есть повстанец Хосе?
И, неожиданно подняв мальчика на руки, поцеловал его в левую щеку чуть ниже уха.
Фидель пошел в лагерь, а Хосе все еще стоял на тропинке, боясь шелохнуться от счастья. «Сам Фидель поцеловал меня!»
В порыве безграничной радости и благодарности он сорвал с дерева листок и бережно налепил его на левую щеку чуть ниже уха.
Он очнулся, заслышав звук шагов. Хосе живо обернулся и застыл от удивления: к нему приближался безбородый! А юный повстанец знал твердо, что в горах можно довериться только барбудос.
— Ни с места! — крикнул Хосе, подняв карабин к плечу. — Ну!
— Здравствуй, мальчик!
— Я не мальчик, я повстанец! — сказал Хосе.
— Здравствуй, повстанец! — улыбнулся человек. — Ты пропустишь меня в лагерь?
— Ты кто будешь?
— Я тоже повстанец.
— А почему у тебя нет бороды?
— Потому что я женщина. Ты этим недоволен?
И женщина весело рассмеялась. Что и говорить, это не слишком-то понравилось Хосе. Он сердито сказал:
— Восстание вовсе не женское дело…
Вскоре появился командир Максимо. Отряд вернулся не с пустыми руками: бойцы сложили в кучу тринадцать новеньких автоматов и два миномета. Фидель внимательно осмотрел трофеи и остался доволен.
Позже все командиры, включая и Максимо, надолго уединились в хижину. Это был военный совет, как объяснил Клаудио.
Солнце закатилось. К большому огорчению Клаудио, суп давно перекипел. Только в сумерках приступили к ужину. Жирный суп всем понравился. Какая жалость, Хосе не удалось похлебать из одного котелка с Фиделем. Этому помешала женщина, которая пришла вместе с ними; она без стеснения села рядом с Фиделем и без всякой видимой причины смеялась, мешая ему спокойно есть. «Хоть бы помолчала за едой!» — вздохнул мальчик.
А то, что Хосе не похлебал из одного котелка с Фиделем, — не беда! Посидеть вместе с ним — это тоже что-нибудь значит!
После ужина военный совет продолжал свою работу. Хосе не знал, о чем они, командиры, вели разговор в хижине. По правде говоря, это мало его интересовало. Позже, не дождавшись конца военного совета, Хосе прилег рядом с Клаудио. Конечно, вовсе не потому, что ему хотелось спать. Он неотрывно смотрел на единственное окно хижины, там светился огонек. Все барбудос, кроме тех, кто охранял лагерь, заснули мертвым сном. Это правильно: им с утра снова воевать.
Один Хосе бодрствовал. В конце концов ему повезло: огонек потух, и командиры начали расходиться. Первым вышел Рауль; он был среднего роста, ниже всех, поэтому узнать его нетрудно. «Вот счастливчик! — подумал Хосе с завистью. — Никто бы не отказался назвать себя братом Фиделя».
Рауль, Антонио, Максимо и женщина устроились на ночлег возле очага, рядом с деревом цейбы, — сейчас, в темноте, оно походило на опрокинувшегося на спину осла.
Хосе в душе похвалил и своего командира. «Максимо уступил Фиделю свою хижину, — счастливо улыбался он. — Я бы сделал то же самое, доведись мне стать командиром отряда. Больше того, я написал бы на дверях хижины: «Этот дом навсегда принадлежит тебе, Фидель…»
