Когда погибли родители, Ладя был маленьким, и ощущение возникшей сразу пустоты никогда его потом не покидало. Брат? У него своя жизнь, в которой Ладьке не всегда есть место. Может быть, только скрипка теперь для него… И то — может быть. Ладька еще не уверен. Опять до конца не уверен. И еще Санди, и тут он тоже не уверен до конца.
Ладя хорошо помнил мать, ее лицо вечером над его кроватью, ее длинные спокойные волосы опускаются с двух сторон над Ладиной головой. Ладя никому никогда не говорил о том, как ему дороги детали детства. С каждым годом они становятся для него все дороже. Их ведь совсем мало.
Что Ладя попробует принести в Консерваторию? Свои воспоминания. Он никому их еще не показывал. Теперь он их покажет, попробует это сделать. Может быть, это будут и не совсем те детские воспоминания, какими они были всегда для него, а появится в них что-то новое в звучании, в окраске, и не только для него одного, но и для других, таких же, как он. Ладя попробует показать то, что никому еще никогда не показывал. Он попробует показать свое одиночество, если не раздумает в последний момент и рискнет все-таки обнаружить себя перед другими.
Мамины длинные спокойные волосы — это крыша над твоей головой, и не только пока ты маленький…
От Санди пришло письмо. На конверте, там, где обратный адрес, вместо «проездом» было написано: «Москва, 5-я улица Ямского поля, ГУЦЭИ». ГУЦЭИ — это Государственное училище циркового и эстрадного искусства. Санди писала, что она сдает экзамены и зачеты за третий курс: сатирическую литературу, историю русского и советского театра, музыкальное воспитание (подчеркнула жирной линией), буффонаду, акробатику, пантомиму и сценическую речь. В дипломе, когда Санди закончит училище, так и будет написано: «Клоун у ковра».
В конверт Санди вложила маленькие рисунки — сидит самодовольный кот и на великолепных усах, как на скрипке, играет смычком. Повалились на спины черепахи и бьют себя по животам, как по барабанам. И всем черепахам очень весело. Стоит в углу комнаты тромбон, и в него, как в торшер, вкручена электрическая лампочка (вот так Санди относится к инструменту, на котором играли еще латиняне). Разговаривают две девочки (пижонки). Волосы у них сделаны в виде деревянных завитков, как на конце грифа у скрипки, а вместо колков торчит по четыре шпильки.
Санди — это Санди, и ничего тут не поделаешь, единственная девочка клоун в Советском Союзе.
Ладька очень хорошо помнил ее последнее выступление, которое он видел в Краснодаре: Санди вышла в своем традиционном костюме на два цвета, в лубяном парике. Вынесла одноколесный велосипед и стала учиться на нем кататься. У нее ничего не получалось, она падала, кувыркалась с этим одним колесом, наезжала на барьер. Зрители смеялись, в особенности дети.
Ладя стоял, как всегда, у форганга, смотрел на Санди и смеялся так, как смеялись все дети. Вокруг Санди еще скакал Арчи и добавлял суеты и путаницы с велосипедом. Санди показала, что все дело в том, что нет руля, вот почему у нее ничего не получается. Нет руля и еще одного колеса. Арчибальд приволок зубами вторую часть велосипеда. Это было еще одно колесо и руль. Санди поблагодарила Арчи, села на свое первое колесо, взяла руль со вторым колесом и сразу поехала. Хотя колеса не были соединены, но создавалось впечатление, что теперь Санди катается на нормальном велосипеде — два колеса, крепкая рама и руль. Санди изображала, что это целый велосипед, и вот теперь-то легко и просто на нем кататься. Униформист, конечно, не должен смеяться, но Ладя хохотал. Арчи иногда умудрялся проскакивать между двумя несоединенными колесами, и тогда все снова как бы вспоминали, что велосипед-то совсем не целый, а из двух самостоятельных частей. И опять смеялись и опять хлопали Санди и Арчи. А потом Санди по городу проехала на таком странном велосипеде. Это, конечно, была акробатика, веселая, радостная. Трюк-сюжет, как говорят артисты цирка.
Ладя не сомневался, что Санди сдаст все экзамены и зачеты. Директор цирка Аркадий Михайлович поставил ей хорошую отметку за практику. Иначе быть не могло. Санди и цирк навсегда вместе. Не напрасно у Санди на зачетной книжке написано, что цирк просто необходим в нашей жизни, как зеленая ветка за окном. Так сказал писатель Леонов.
Ганка по-прежнему была сурового мнения о Санди и о цирке и менять своего мнения не собиралась. Она продолжала подготовку с Ладей к экзаменам. Следила, к кому бы Ладя ни обратился — к плотникам, кузнецам, полеводам, — чтобы его не вовлекали в работу. Яким Опанасович продолжал обнадеживать Ладьку, что они скоро начнут копать колодец. Но сам Яким Опанасович вовсе не был в этом уверен, потому что он боялся Ганку.
После письма Санди и ее забавных рисунков Ладя опять не знал, повезет ли он в Консерваторию свое одиночество, обнаружит его для всех или не сделает ничего такого.
Андрей случайно узнал, что Рита заболела. Он был в гостинице «Метрополь», где в специальной кассе заказывают билеты за границу, и потом решил позвонить Рите в институт. Там ему сказали, что Рита заболела. Андрей поехал к ней домой. Андрея встретила мать Риты, и Андрею показалось, что она хотела ему что-то быстро сказать в коридоре, но не сказала. Только кивнула, чтобы он шел к Рите.
Рита сидела в кресле и была укутана пледом. Под спину были подложены подушки. На столике возле кресла — учебники, лекарства, бутылка минеральной воды. Рита была очень бледная. Глаза сделались глубокими и большими и какими-то старшими.
Андрей был переполнен сейчас собой, и больше всего ему хотелось поговорить с Ритой о себе. Ему очень хотелось, но Рита была больна, и он не знал, как это сделать. Рита все поняла и спросила:
— Ты получил заграничный паспорт?
— Да. Показать?
— Покажи.
Андрей достал из кармана паспорт, протянул Рите. Рита полистала паспорт.
— Это виза? — Она открыла страничку в паспорте с красивым квадратным штемпелем.
— Виза. На въезд в Югославию. Кто победит, поедет по Югославии с концертами.
— Ты поедешь, — сказала Рита.
— Сплит, Задар, Любляна, Загреб, Сараево и Белград, конечно. Шесть городов, почти вся страна. У тебя есть карта?
— Атлас в коридоре на полке.
Андрей сходил и принес атлас. Нашел карту Югославии.
— Видишь, получается круг по стране.
— И Адриатическое море, — сказала Рита.
— Да. Но для этого нужна победа. — Андрей замолчал.
— Победа, только победа, ничего, кроме победы! Улыбнись, победитель!
— Не надо, не исполнится. Ты нарочно?
— Я всегда все нарочно. — Рита улыбнулась. — Извини.
— Рита, а что с тобой? Никогда ничего не говоришь. — Андрей вспомнил коридор и мать Риты. Она тоже никогда ничего не говорит.
— Забываю, — сказала Рита.
— Почему не могла бы пройти в стюардессы? — Андрей начал тогда с другой стороны.
— Не такая счастливая, как ты. Не победила бы на конкурсе.
— Серьезно. Перестань шутить. Я ведь очень серьезно тебя спрашиваю.
— Не умею прыгать на хвойный лес. — Она продолжала улыбаться, и глаза на какой-то миг сделались прежними, нестаршими. — Очень рада за тебя. — И она вернула паспорт Андрею. — Что говорит твой профессор?
— Ничего такого особенного. — Андрей понимал, Рита не давала ему возможности ее расспрашивать.
— А Кира Викторовна? Она мне всегда нравилась. Профессор тоже, конечно, нравится. Но ты должен помнить Киру Викторовну, когда будешь там играть.
«Я буду помнить тебя», — подумал Андрей.
— Расскажи еще что-нибудь.
— Что?
— О конкурсе, о чем хочешь. Только не молчи и не гляди на меня такими нудными глазами.
— Был в Управлении международных и всесоюзных конкурсов, — сказал Андрей. — Пожелали успеха. Там и другие были. Пианисты, они едут в Канаду.
— Быстро все, — сказала Рита. — Быстро ко всему привыкаешь.
— Я не привык.
— Ты привык. Давно к этому готов.
— Ты опять нарочно?
— Возможно, опять и нарочно. Мне это нравится сегодня.
— Нравится?
— Не знаю.
Андрей почувствовал, что они поссорятся, и Рита, очевидно, это почувствовала, поэтому сказала:
— «Гроссы» когда-нибудь возьмутся за изготовление скрипки. Ведь делал же скрипки Чернов. Металлург, академик.
Андрей сказал:
— «Гроссы» могут.
Опять помолчали.
— Где ты в последний раз будешь играть свою программу?
— Уже хватит. Знаю оптику многих залов.
— А оптику этой комнаты?
— Помню, и особенно хорошо.
— Я не хотела обидеть, и тогда, в детстве, и теперь.
— Я сам себя здесь когда-то обидел.
— Была виновата я, а не ты. Я всегда виновата перед тобой.
— Ты о чем?
— Так. Не обращай внимания.
— Рита, ты не ошиблась, что поступила в технический институт? Ты до сих пор в этом уверена? — Андрей все еще надеялся, Рита что-нибудь скажет о себе, проговорится наконец, что с ней.
