хочешь сказать, что твоя кошка умеет разговаривать? — спросила Елена. — Ты имеешь ввиду — маукать? Ну в смысле она говорит «мяу-мяу» или «мур-мур-мур», а не на человеческом языке?
— Я не могу об этом рассказывать, я обещала, это секрет, — пыталась уйти от ответа девочка.
— Так-так, чувствую, что здесь пахнет нарушением Всемирной Кошачьей Конвенции о Неразглашении, — нахмурился Фенимор. — Видимо, придется сообщить куда следует.
— Нет-нет, милый Фенимор! Не надо никуда сообщать! Это я во всем виновата! — чуть не плакала Марта.
— А не кажется ли тебе, наш дорогой помощник, что ты много на себя берешь? — начальственным тоном спросил Ответственное Лицо и все примолкли, а кот даже чуточку прижал свои маленькие и без того прижатые уши. — А ты, Марта, раз уж сказала «А», то говори и «Б», раз уж взболтнула лишнего, выкладывай все до конца!
И Марте пришлось рассказать, как однажды она застала свою Шелли за беседой с голубем, и как кошка познакомила ее с Эженом, и как они подружились, как он рассказывал ей о своих полетах и желании непременно улететь в Париж, на свою историческую родину.
— Это он тебе сказал про историческую родину Париж? — усмехнулся Капецки.
— Да, — подтвердила девочка. — Ну, вернее не он сам, а Шелли — так зовут мою кошку. Эжен не умеет говорить по-нашему, вот Шелли и переводит.
— Значит, Париж, — задумчиво протянул Ответственное Лицо и неожиданно пропел, — Париж, Париж, Париж! А давно ли ты видела голубя, Марта?
— Ой, давно, — махнула рукой девочка. — Я про себя-то не знаю, сколько времени уже нахожусь здесь, а его последний раз видела задолго до того, как оказалась в Городке. Он, конечно, пропадает временами дней на пять, самое большее шесть, но всегда прилетает. Говорит, что тренируется высоко-высоко, там, где два воздушных потока… — тут Марта грустно вздохнула, вспомнив родной дом, Шелли и Эжена. — Но сейчас его нет уже долго, целый месяц, а может даже и больше.
— Примерно в это же время пропал Маэстро, — кивнул Капецки. — Сдается мне, друзья, наш смелый голубь выследил Форбичи и что-то предпринимает для того, чтобы мы могли найти злодея. И ты, Марта — единственное связующее звено между ним и нами. Ты сегодня же отправишься домой, и с тобой пойдет Фенимор.
— Домой? — девочка не верила своим ушам. — Домой? Я пойду домой?
— Ну конечно домой, к маме и папе, — подтвердил Ответственное Лицо. — Ни о чем не беспокойся, твои родители даже не поймут, что тебя так долго не было, ведь ты выйдешь там, где и зашла. Бумбощ-щ-щи проводят тебя к воротам, но сначала ты расскажешь Хэльмуту все, что вспомнишь о Черных Ножницах, пропадающем этаже и бумажной комнате, уверен, зацепка где-то там. Меня интересует абсолютно все — соседи, кошки, собаки и почтальоны, количество ступенек, погода, постарайся вспомнить все, поняла? Хэльмут запишет то, что услышит от тебя.
— Я попробую, — робко ответила Марта, — я буду очень стараться.
Хэльмут тут же поднялся, деловой, сосредоточенный он направился в сторону приемной:
— Не будем задерживаться, пойдем, — кивнул он Марте.
— Теперь вы, — Капецки подошел к Олегу и Семёну, напряженным и серьезным. — Вы должны будете оставаться здесь, в Городке.
Олег и Семён переглянулись:
— Да! Но только… — и приятели замялись, словно хотели что-то спросить, но стеснялись, — понимаете…
— Что такое? — нахмурился Ответственное Лицо.
— Просто мы всегда жили в тех домах, чьи души спасали, понимаете? — начал Олег.
— И мы там ночевали, ели, да вообще — жили, — вступил Семён.
— А если души не надо спасать, то тогда что получается? — спросил Олег.
— Что? — спросил Семён.
— Что? — это снова Олег.
— Что?
— Что?
— Вот именно — что?
— Да, вот именно, что?
Компаньоны повторяли друг за другом вопрос и все уже забыли, о чем он был.
— Зачем ты дразнишься? — возмутился Семён.
— Это не я, это ты дразнишься! — тоже возмутился Олег.
— Я?! Это я-то дразнюсь? — Семён топнул ногой.
— А я что ли? — сжал кулаки Олег.
Намечалась перепалка или даже потасовка.
— Друзья, друзья, успокойтесь, — забежал в кабинет Хэльмут, услышавший спор из приемной, где они с Мартой записывали ее воспоминания, — что случилось?
— Полундр-р-р-ра! Наших бьют! — подал голос дремавший в клетке попугай Рамсес. — Спасайтесь! Спасайтесь!
Бумбощ-щ-щи разом замолкли, но почти сразу же Олег, как ни в чем ни бывало, продолжил свою мысль.
— Я хочу сказать, что теперь нам с Семёном негде будет жить!
— А на улице жить уже холодно, да и нас могут забрать в милицию! Милиция может подумать, что мы бродяги! — выпалил Семён.
Капецки почесал подбородок.
— Да, точно, я ведь об этом не подумал. Надо подыскать вам жилье.
— Не надо ничего подыскивать, — объявила Елена. — Они вполне могут поселиться у меня, на Приречной, места хватит для всех. Если, конечно, вы не против, — и она посмотрела на Олега и Семёна.
— Ну что ж, — обрадовался Капецки, — отличное решение! Вы согласны, ребята?
Но бумбощ-щ-щи уже кружили вокруг Елены, подпрыгивали и радостно припевали:
Жить пойдем мы в старый дом,
Будет весело нам в нем,
Вот же будет благодать,
Будем жить и поживать!
— Мы так рады! — кричал Семён.
— Мы тебе будем во всем, во всем помогать! — заверил Олег.
— Починим крыльцо — раз! — начал загибать пальцы Семён.
— И не только крыльцо, а всё — окна, двери и пол — это два!
— Повесим картины, которые мы видели на чердаке — три!
— Это дедушкины… — вздохнула Елена, — он любил рисовать.
— Приведем в порядок огород — четыре!
— Займемся голубятней, — тараторил Олег, — наведем там порядок, и туда снова прилетят птицы.
— И может быть, туда прилетит Эжен, — протянула мечтательно Марта.
— И Тори-сан, — добавил Хэльмут, — и я спрошу у него про Хэльгу.
Вдохновленные, друзья говорили все сразу, перебивая и перекрикивая друг друга, из-за чего в кабинете стоял такой шум и гам, что даже Капецки своим властным громким голосом не смог их утихомирить и ему пришлось громко ударить в ладони. Испуганный неожиданным хлопком, жующий плюшку Фенимор свалился со стула, попутно зацепив чайную чашку Семёна, чашка упала на пол и разбилась. Рамсес, мирно дремавший в клетке в приемной, услышав звон разбитой посуды, страшно разволновался и так сильно захлопал крыльями, что клетка с грохотом свалилась с подставки, а попугай от испуга каркнул вороной и затих.
Затихли и все остальные. В установившейся полнейшей тишине стало слышно, как едут на улицах машины, как бегают и смеются дети в парке, как взлетают с карнизов голуби, как от легкого осеннего ветерка шумит листва и еще множество других звуков обычного беззаботного дня.
Первым заговорил Хэльмут:
— Друзья, мы знакомы всего два дня,
