— С гонораром?
— Да. На прощание записал телефон. Мол, если возникнут осложнения, могу, — нет, он сказал иначе — должен ему позвонить. Если хотите, я дам вам эту бумажку с номером, но телефон…
— Связной?
— Правильно. Мне ответили, что Георгий мне перезвонит сам.
— Перезвонил?
— На следующий день. Я сказал, что меня один человек расспрашивал о деле Ивановых. Георгий поблагодарил, просил не беспокоиться. Вот, пожалуй, все. Но совершенно случайно, — Романовский даже понизил голос, — сам того не желая, я узнал кое-что более существенное. Понятно, Георгий был посредником. И вот однажды, повторяю, совершенно случайно, включаю телевизор, местный канал. Показывали, как один кандидат в депутаты с народом общался. Все, как обычно, разве что манны небесной не обещал, а чуть сзади него, скромно так, стоял Георгий. И я понял, кому потребовалось Тимофеева в психушку упрятать.
Все три посетителя палаты № 6 переглянулись.
— Удивлены? А все очень просто. С Тимофеевым много пришлось пообщаться. Похоже, он понял, что я хочу помочь, даже доверие ко мне почувствовал.
— Тимофеев был напуган?
— Не то слово. В отличие от меня, Алексей выбора-то не имел.
— То есть, что убивал не Тимофеев, вы знали?
— Догадался сам — сомнительно, чтобы кто-то из любви к этому алкоголику мне посулил такие деньги.
— Получается, что вы действительно обо всем знаете, — задумчиво произнес Асинкрит.
— Но в суд не пойду. Надеюсь, господин Сидорин, это понятно?
— Конечно. Да и что вы можете суду предъявить?
— Рад, что наконец-то вижу перед собой разумного человека.
— Сергей, не томи, рассказывай дальше, — взмолился Глазунов, — а то все время отвлекаешься.
— Если совсем коротко: заказчик Исаев, причина смерти Ивановых — их собственный дом. Теперь все.
Вадим Петрович даже присвистнул. Романовский был доволен произведенным эффектом.
— Простите, я не местный, — начал Сидорин, — не могли бы вы…
— Исаев наш депутат. Живет в Москве. Очень богатый человек, но его в наших краях любят и даже гордятся им — земляк, — пояснила Толстикова. — На выборах в Госдуму засыпал всех деньгами и подарками.
— Про любовь не знаю, — возразил Глазунов, — скорее, ценят. Таких трудно любить: Исаев мне рыбу напоминает — холодный весь. Даже когда улыбается — глаза… Короче, нехорошие глаза, не хотят улыбаться.
— Вадим, ты с ним встречались? — спросил Сидорин.
— Ну не лично… Павел Валерьевич к нам в больницу приезжал, агитировал.
— Нас тоже в управлении культуры собирали на встречу с ним, — вспомнила Лиза, — мне он тогда понравился — не без юмора человек. К тому же, я слышала, Исаев — коллекционер, в живописи разбирается. Много сделал, чтобы в нашем городе не всю старину извели… Ребята, мне кажется, здесь какая-то ошибка. Может, Георгий тот случайно в толпе оказался?
— Постой, Алиса, — поднял руку Глазунов, — Георгий этот… светловолосый, залысины у него большие?
— Пожалуй, да, залысины приличные, — согласился Романовский. — Ты его видел?
— Когда Исаев огромную коробку лекарств нам дарил, ее этот человек подносил. Но на охранника явно не похож, скорее референт или помощник. А что ты, Сергей, про дом говорил?
— Я же отвлекаюсь все время…
— Да ладно тебе кисейную барышню из себя строить. Сказал «а», говори «б».
— Как-то Тимофеев зашел к Ивановым. Руки у него золотые, если бы не пил… Виктор попросил что-то в сантехнике подкрутить. Звонок, к телефону подошел Иванов. Тимофеев мне рассказал, что никогда не видел, чтобы его сосед так кричал. Но Алексей тогда подумал, что это связано с бизнесом Виктора.
— Вряд ли он со своим копеечным бизнесом мог встать на пути Исаева, если, как вы говорите, ваш депутат, чуть ли не олигарх, — перебил Асинкрит Романовского.
— Все правильно, — согласился Сергей Кириллович, — бизнес здесь не причем. Продолжаю рассказ. Вышла Валерия и спросила мужа: «Опять он?» Виктор кивнул. «Ты не сказал им, что мы этот дом пять лет строили и никому продавать его не собираемся?
«Я это говорю каждый день, а мне в ответ: «назовите вашу сумму».
Чуть позже Иванов рассказал Тимофееву, что когда-то он купил маленький дом в очень красивом месте. Кажется, деревня называется Кюртень. Или Ретюнь…
— Кюртень? — переспросил Сидорин, — место действительно сказочное: лес, озеро, церквушка. Местные те края Швейцарией зовут.
— Точно. Домик плохонький был, Виктор принялся строить на этом месте новый. Долго строил, но на славу. И вот однажды какой-то крутой увидел дом и сказал: «Хочу». Кто сказал и кому — это вы знаете…
— Сергей Кириллович, постойте, — опять перебил рассказчика Сидорин, — предположим, все так. Но что давало убийство семьи Исаеву? Как мог ему достаться дом?
— Уже достался.
— Но ведь наследница — Лиза.
— Вы про девочку? Плохо вы знаете Павла Валерьевича Исаева. Думаете, он сразу приказал убить Ивановых? После того звонка почти полтора года прошло. За это время дела у Виктора пошли очень плохо. Почему — догадайтесь с трех раз. Залез в долги, но дом в деревне не продавал. Мечтали, по словам Тимофеева, всей семьей жить в Кюртене. К тому же, судя по всему, Иванов пошел на принцип. И когда девочка чудом осталась жива, она осталась наследницей не только симпатичного домика, хотя это не дворец — точно, но и огромных долгов. Дом пошел в их уплату некой фирме, но все равно долг оставался. И тут появился добрый дядя Павел Валерьевич. За все заплатил, помог устроить девочку в лучший детский дом области.
— Все ясно, — грустно сказал Глазунов. — Вероятнее всего, та фирма принадлежала Исаеву.
Замолчали. Тишину нарушил Романовский, решивший сменить тему разговора:
— Теперь вам все известно, не понадобилось никаких расследований. Хотя, удивительно, как вы с дочерью Ивановых повстречались и почему заподозрили что-то неладное во всей этой истории. Но сейчас меня больше интересует другое: что мне делать? Только не говорите мне теперь: «не надо было звонить Георгию».
— Мне кажется, пока ты здесь, — ничего с тобой не случится, а потом…
— Ты не прав, Вадим, — перебил друга Асинкрит, — бабушка-вахтер внизу и дежурная медсестра — разве это защита?
— Может, попросить поставить охрану?
— А как ты объяснишь главврачу ее необходимость? И где он возьмет охрану? К тому же, что она может сделать, если Сергею Кирилловичу передадут сок, сказав, что это от тебя или меня, наш друг его выпьет — и все, нет больше известного российского психолога.
— Вы об этом так спокойно говорите, — возмутился Романовский, — словно меня здесь нет, словно я — пустое место.
— Не обижайтесь, Сергей Кириллович, просто мы думаем, что нам делать.
— Мы очень благодарны вам, — вступила в разговор Толстикова, — а я рада, что не ошиблась в вас, — и Лиза, наклонившись, поцеловала Романовского в щеку.
— Спасибо. Вы поможете мне?
— Обязательно, Сергей Кириллович. Правда, Асинкрит?
— Елизавета Михайловна, — отозвался Сидорин, — ваше доверие меня окрыляет… Значит, сделаем так. Завтра утром за вами, Сергей Кириллович, придет машина. За рулем будет мой друг, очень хороший человек, который доведет до конца ваше лечение. Когда оно подойдет к концу, Елизавета Михайловна сделает так, чтобы одна особа уже ждала вас.
— Вы имеете в виду Светлану Викторовну? — спросил романовский.
— Да, — и мне кажется, тетушка Лизы вам будет очень рада. Мой совет: не прописывайтесь у нее пока — и живите спокойно и счастливо.
— А Исаев и этот… Георгий?
— Они не всемогущи, поверьте. Да и бояться вам надо прежде всего самого себя. Только мы — главные врачи самим себе… Как сказал — даже не ожидал. Что еще?
— А моя работа?
— А чем вас работа в Москве не устраивает?
— Вы думаете, это возможно?
— Думаю, да. Но можете и просто отдохнуть. Средств хватит.
— У кого? У Светланы Викторовны или у меня?
— У обоих, — ответил Сидорин под общий смех.
— Елизавета Михайловна, — судя по всему Романовского перспектива жизни в Москве вдохновила, — а ваша тетушка… она не будет… против?
— Думаю, не будет, Сергей Кириллович. Только у меня просьба одна к вам будет.
— Слушаю, Елизавета Михайловна.
— Если однажды надумаете уйти от Светланы Викторовны…
— Я не такой, вот увидите.
— Надеюсь, но все-таки, постарайтесь уйти налегке, без сувениров на память. Договорились?
Глава двадцать шестая.
Кто такие шиши?
— Ты сейчас уходишь? — спросила Асинкрита маленькая Лиза.
