В моей комнате остался ещё один диван — он стоял возле окна, его можно было раскладывать, но я полюбил спать так. На подоконнике стояли три цветка в керамических горшках, справа от окна, напротив дивана — письменный стол, над которым осталась одна полка для моих учебников. За ним — немного свободного места, дальше, возле входа в комнату, возвышался шкаф с отодвигающимися дверцами, он назывался «купе». В него поместилось всё мое барахло, оно заняло три полки, на других полках лежали бабушкины вещи. С другой стороны от двери был диван, а теперь туда принесли кресло из большой комнаты и тумбочку, на которую можно было положить мобильник или книжки. Над тумбочкой висел светильник в виде ракушки, выключатель от которого располагался над моим диваном. Обои в комнате были кремового цвета, в цветочек, над креслом висела большая карта мира. Занавески здесь были длинная: одна тюль и большие тёмно-синие шторы. Окно пластиковое, но не простое, а с форточкой. На полу лежал мягкий ковролин василькового цвета, о который Мурзик очень любил точить когти. Вообще, как я заметил, он о все ковры любил точить когти, а в моей комнате, сбоку от шкафа дополнительно была приделана специальная когтеточка. На стол Юра прикрепил белую лампу на длинной регулируемой ручке.
Теперь о большой комнате. В ней жили Юра и Наташа, и находилась она напротив моей. Это, пожалуй, единственная комната, где сохранился старый шкаф, в остальных местах квартиры мебель была новой. Шкаф был высокий, длиной почти во всю стену слева от входа. За стеклянными дверцами поблёскивали хрустальные стаканы и вазочки, на верхней полке стояли старинные корабельные часы — хронометр и парусник с тремя мачтами, он назывался «фрегат». Это только средняя часть шкафа, с боков его были ещё лакированные дверцы: верхние, в которых хранились вещи и Наташина техника и нижние, с закрывающимися на ключ замками. Ручек на нижних дверцах нет, вместо них — замочные скважины, ключи от которых лежали за стеклянными створками. Потому что если оставлять их в скважине — обязательно ногой зацепишься или штаниной.
Справа от входа стояла широкая кровать с красивым атласным покрывалом оливкового цвета и большими белыми подушками. Над кроватью висел светильник, такой же, как у меня в комнате. В углу возле окна стоял компьютерный стол, на котором лежал большой ноутбук. Это был очень интересный стол — по бокам и сверху его были полки для книг. То есть стол как бы встроен в шкаф. На полках стояли книги — с одной стороны — Юрины, а с другой — Наташины: учебники, морское дело, фотография, даже справочник практического врача! Но кроме таких научных книг, встречались и художественные — повести, рассказы и сказки. Одна полочка принадлежала дискам: на них, как пояснил Юра, были записаны фотографии и фильмы. В углу над столом висела угловая полочка, на ней стояло две больших иконы, когда я поинтересовался, Кто на них изображен, мне ответили, что Господь и Богородица. Рядом со столом был компьютерный стул, на котором можно здорово вертеться. На стене висела только одна фотография, о ней я расскажу чуть позже. На шкафу стояли цветы: их длинные зеленые листья чуть опускались на стеклянные дверцы. В комнате было светло, наверное, из-за солнечных обоев и светлого пушистого ковра, а может быть от большой люстры с пятью лампочками — они все направлялись вверх, в потолок и прятались под светло-зелеными абажурами с маленькими точками-звёздочками.
Между комнатами были туалет с ванной. О них я долго говорить не буду, скажу только, что ванная была тёплой благодаря батарее-змеевику, под раковиной стояла стиральная машинка, пол белый, кафельный. Напор воды был просто отличный: купаться — одно удовольствие!
В коридоре было довольно просторно, слева от двери до кухни высился шкаф-купе (а точнее, задвигающиеся дверцы, за которыми были: внизу полочки разного размера, с дверцами и без них, вешалка для одежды и длинная полка над ней). Чтобы обуться, можно было присесть на стул возле комода с ящиками, на котором лежали проводной телефон, толстая записная книжка на пружинках и копилка в виде жестяной баночки из-под конфет со специальной прорезью для мелочи. Коврика в коридоре не было, а был постелен линолеум, такой же, как на кухне. Свет падал от ламп, вделанных в потолок. Перед дверью лежал ковёр с надписью: «Good morning», что по-английски означает «Доброе утро». Забавно, да, приходишь вечером, а тут «Доброе утро!»
Теперь о моих изменениях в жизни.
Я стал ходить в школу, которая находилась недалеко от нашего дома, в один класс с моим другом Колей. Занятия шли во всю, каждое утро меня будил не будильник, а Юра. Голос у него такой хороший — молодой, звонкий, сильный. Приятно просыпаться, когда слышишь:
— Мишка, вставай! Чай уже остывает, бутерброды пока ещё тёплые, но на них покушается Мурзик!
Вообще-то я не люблю, когда меня называют Мишкой. Будто Михаил Потапыч из детской сказки про трёх медведей. Но бутерброды, чай, Мурзик, — всё это заставляет меня вскочить с постели (читай — медленно откинуть одеяло и, потягиваясь и позёвывая, искать тапки на коврике возле дивана) и отправиться умываться.
Юра не умеет варить кашу, а вот бутерброды делает вкусные. С мясом, хрустящим хлебушком и расплавленным сыром. Наташа обычно ещё спит, его мама — тоже, и мы завтракаем вдвоём, за столом в моей комнате. Я усаживаюсь на крутящийся стул, Юра — на табуретку. Тихо, за окном темнота, будто ночь, а не утро. В комнате тепло, постель я ещё не заправил, и слышно как в кухне ровно гудит холодильник. Спать ещё хочется, а как представишь, что надо одеваться и идти по сырой холодной улице куда-то — по плечам пробегают мурашки. Ладно, что школа недалеко, минут семь — если неспеша идти, а если бегом, то четыре. И ещё радостно, что мне идти не одному: Юра провожает меня до школы.
Охота ему в такую рань вставать!
За это я стал его очень уважать.
И вот, идём мы по темноте под мелким то ли дождиком, то ли снегом, из носа и рта клубится едва заметный белый пар, проходим аллейку, переходим дорогу, где много одинаковых тёмных и мокрых машин слепят фарами, гудят, пыхтят, поторапливая таких же, как мы, неторопливых, сонных и мокрых пешеходов. Потом — дорожка к школе вдоль высокого забора, по ней — пара минут, и мы там. За эти пару минут я успеваю расспросить Юру про Китай и Африку, про навигационные системы (вот такое слово недавно выучил!), пожаловаться на учительницу по математике… Юра её знает, он учился в этой же школе, и учителя его помнят. Правда про себя он особо не рассказывает — не любит или стесняется, а может, скрывает что-то? Не знаю.
Школьный день описывать не буду — у всех он примерно одинаковый: уроки, звонки, переменки, буфет, друзья, девчонки, физкультура, самый длинный последний урок, потому что последний, и — дорога домой. Обратно мы идём вместе с Колькой. Он потом — в музыкальную школу, а я набираю код у подъезда, поднимаюсь по ступенькам, и…
— Юра, привет!
Он на старшего брата больше похож, чем на отца. Хотя, как тут разберешься — у меня ведь не было старших братьев.
Если Юры нет дома, то встречает Наташа — берет у меня куртку, вешает сушиться, мокрые сапожки — к батарее, и сама ещё успевает расспрашивать про то, как у меня прошёл день. А как он прошёл? Да не прошёл он ещё, он, можно сказать, только начинается!
Первым делом — обед. Юрина мама вкусно готовит. Суп, котлетки, салатик, кисель… Хорошо, что я не поел в школе. Обедаем вместе.
Потом — компьютер. У Юры и Наташи было два компьютера: маленький нетбук — его Юра возит с собой, и ноутбук, на котором обычно Наташа обрабатывала фотографии. Юра показал мне, как им пользоваться, и я быстренько разобрался с файлами, папками, и стал залазить в интернет. А недели две назад, тут целая история получилась!
Для начала я зашёл в «Контакт», где у нас висели все фотографии, зарегистрировался там, выложил самые красивые свои фото (где я их взял — я расскажу), и — стал искать всех знакомых и друзей. Нашёл Колю. Нашёл несколько детдомовских ребят из старшей группы, кто нормальные были, не дрались. Юру нашёл, полазил у него в друзьях, почитал записи на стенах, особо интересные, но друзей у него было много, а мне ещё нужно было свою страничку заполнять, и я долго не стал там смотреть. На страничке надо было писать своих родственников, и я написал своих родителей…
Потом от нечего делать — набрал в поиске их имена — вдруг там когда-то была моя мама или отец?! Имя, фамилию, отчество я знал — подсмотрел их однажды в медицинской карте, когда у нас был медосмотр, а мы с тремя мальчишками опоздали, и меня попросили отнести наши карточки педиатру, в соседний кабинет, а педиатр куда-то вышел, и я присел на лавочку. Там я и успел глянуть, что их зовут, точнее, звали — Евгения Степановна и Тихон Григорьевич, их даты рождения, и то, когда они погибли… «Контакт» не нашёл моего отца, а маму… Выдал мне десять человек с такими же именами, пять из них — без фотографий…
