— Он не поймёт, мал ещё, — махнул рукой Никита Кузьмич.
— Нет, пойму! — сказал Никита громко, так громко, что на него посмотрели все прохожие с тротуара. — Я пойму обязательно.
Когда до высокого дома осталось дойти совсем немного, старший Никита подал младшему руку.
— Будь здоров, тёзка, — сказал он. — Теперь я пойду в гости, а ты отправляйся прямиком домой. Договорились?
Никита грустно кивнул.
Он ещё постоял на краю тротуара, глядя вслед Никите Кузьмичу. Вот тот поднялся на широкие ступени, вот уже вошёл в высокую дверь, в самую главную башню… Счастливый! Сейчас поднимется на самый верх, на двадцать шестой этаж. На таком высоком этаже, может, даже мама никогда не бывала. А Марина уж наверняка! А Серёжка Лопатин прямо лопнул бы от зависти, если б Никита забрался так высоко…
Но теперь делать нечего, надо уходить.
И тут ноги его начали гудеть, что они устали, и живот ворчать, что он хочет есть, и плечи жаловаться, что им надоело таскать мешок.
В самом деле, верёвка от мешка стала почему-то острой и режет плечо. Калош в мешке нет — вот они, на ногах у Никиты. Почему же мешок тяжёлый?
И вдруг он вспомнил: да ведь Никита Кузьмич забыл в мешке свёрток! Свёрток с сокровищами! Бедный Никита Кузьмич! Где ж он будет искать Никиту — ведь он даже адреса Никитиного не знает.
И, не теряя ни секунды, Никита что есть духу помчался к высокому дому, к самой главной башне.
Лифт был открыт. В нём на табуретке тихохонько сидела лифтёрша и читала толстую книжку.
— Мне надо поскорей на двадцать шестой этаж, в поднебесье, к Анне Ивановне, — выпалил одним духом Никита.
— Ну что ж, поедем к Анне Ивановне, — согласилась лифтёрша, закрыла книжку и повернула на стенке рычажок. Дверь в лифт сама собой закрылась.
Никита хотел рассказать лифтёрше про сокровища, которые он везёт, но только он открыл рот, как лифтёрша объявила:
— Вылезай! — И дверь сама собой опять открылась.
— Не вылезу! — сказал Никита. — Мне ехать надо!
— Приехали! — ответила лифтёрша.
— Мне на самый верх надо! — возразил Никита.
— Да мы и есть на самом верху, — сказала лифтёрша. — Просто лифт у нас неслышный и быстрый. Ты и не заметил, как мы быстро поднялись. Вот тебе двадцать шестой этаж, вот тебе дверь Анны Ивановны. Вылезай, пассажир дорогой!
И Никита вылез.
За то, что Никита принёс забытый свёрток, все его хвалили. За то, что он такой молодец, ему позволили смотреть в окошко сколько он захочет. И ещё дали бублик.
На двадцать шестом этаже высокого дома, под самой золотой звездой, жила Анна Ивановна с дочерью, десятиклассницей Зиной. Над их окном плыли хлопья рассеянной тучи, а ниже подоконника летали птицы.
Отсюда, с высоты, площадь показалась Никите игрушечной. По ней ползли троллейбусы величиной со спичечную коробку, а тротуары напоминали муравьиные дорожки. Садовое кольцо уходило в обе стороны от площади, и по нему бежали машины, похожие на жучков.
Город был виден далеко. Кремль стоял перед Никитой как на ладони, и под вечерним солнцем жарко алели пятиконечные звёзды на башнях и светло сияли купола старинных церквей.
Никита так засмотрелся, что Зина с трудом оттащила его от окна.
— Ты кто такой? — спросила Зина.
— Он мой приятель, путешествует по Садовому кольцу, — ответил за младшего Никиту старший.
— Он путешествует, а мать, верно, волнуется. Вот мы сейчас этого путешественника домой отправим! — сказала Анна Ивановна.
Но Никита в это время грыз бублик, во рту у него был шум, и этих неприятных слов он не услышал.
Когда он съел последний кусок, в комнате сразу стало тихо, и в этой тишине голос Никиты Кузьмича произнёс:
— Пришёл, понимаешь, парень из детского сада, а матери дома нет.
Мамы и правда дома не было, и Никита грустно кивнул.
И сразу возле глаз у Анны Ивановны улеглись добрые лучики морщинок, она протянула руку, погладила Никитин затылок.
— Ах ты, бедный! — сказала она. — И ключей от дома у тебя нет?
Ключей у Никиты действительно не было, и он опять кивнул.
— Тогда подсаживайся поскорей к столу, — засуетилась Анна Ивановна, — выпей чайку с вареньем… Зина, налей ему. Наверно, проголодался мальчонка.
Никита и правда проголодался, и чай с вареньем и бубликами ему очень понравился.
— А ты кто? — спросил Никита у Зины.
Она была в коричневом платье, и светлая её коса лежала на плече, поверх чёрного школьного фартука. Но Никита ни за что не поверил бы, что девушка, которая живёт выше птиц, — обыкновенная школьница, такая же, как его сестра Марина.
— Кто я? — засмеялась Зина. — Мы с мамой небесные бакенщики!
Прошлым летом в деревне Никита видел по вечерам на реке красные огоньки. Их зажигал знакомый бакенщик дядя Фёдор, чтобы в темноте пароходы знали свой путь, не садились на мель, не врезались в берега.
— Бакены в небе стережём, — объяснила Зина.
Она могла сказать, что каждый вечер зажигает звёзды в небе — Никита не удивился бы. Он уже начинал привыкать к чудесам.
Зина повернулась к окну:
— Гляди наверх. Видишь вокруг соседней башни венок из лампочек?
На белом камне стены лежал едва заметный розовый отблеск.
— Сейчас ещё не стемнело, и свет от ламп чуть виден, — сказала Зина. — А ночью вокруг всех пяти башен и вокруг острого шпиля засветятся красные веночки. Мы с мамой следим, чтобы они не погасли, иначе самолёты могут поранить себе крылья.
Никита с уважением посмотрел на девушку и на её мать.
— Запутала ты его совсем! — засмеялась Анна Ивановна. — Вообще-то я дворник… — Она дала Никите бутерброд с вареньем.
— Мама у нас Млечный Путь подметает. Видал, в небе светится такая дорога, она вымощена осколками звёзд? Вот мама её и подметает… — Зина засмеялась, засмеялись влажные её зубы и ямочки на щеках. — Тебе у нас нравится? — спросила она.
— Ага, — сказал Никита. Ему захотелось долго глядеть, как она улыбается. Но всё-таки пора было уходить.
Он встал и вежливо поблагодарил за чай с вареньем.
— Да, пора, тёзка, пора! — сказал Никита старший. — Всё!
— Нет, не всё! — ответил Никита. — А сокровища посмотреть?
— Какие сокровища? — удивилась Зина.
— Камни-самоцветы, которые все в одной цепочке, — сказал Никита.
— Что?! — спросил Никита Кузьмич и сдвинул на лоб очки.
— Да! — не отступил Никита. — Вы сами сказали: «Сокровища забыл!» А я их принёс! Вот они, в свёртке!
Тут Никита Кузьмич как схватится двумя руками за свёрток!
— Ой, не могу, ой, уморил! — стал он охать, стонать и даже всхлипывать.
И Никита увидел, что на глазах Никиты Кузьмича показались самые настоящие слёзы. И, хотя сделалось очень его жалко, Никита непреклонно стоял у двери, как человек, решивший не отступать ни на шаг.
— Ой, чудак… — стонал Никита Кузьмич, а руки его в это время поспешно разворачивали бумагу.
Из свёртка показался какой-то маленький хвостик, и Никита привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть. Но Никита Кузьмич не торопился. Сперва он вытер глаза платком.
— Да я… — начал было объяснять и опять всхлипнул. — Купил, понимаешь, к ужину… Забыл, понимаешь, на работе, а ты…
Больше он ничего не смог выговорить и потянул за хвостик. Перед глазами Никиты растянулась длинная цепочка толстых розовых сосисок.
— Хороши! — сказала Анна Ивановна. — Телячьи!
И тут Никита увидел, что Никита Кузьмич вовсе не плачет, а просто смеётся до слёз.
Тогда он сказал: «До свидания» — и ушёл.
— Обиделся! — шепнула Анна Ивановна. — Ты бы, дочка, проводила его.
В лифте Никита покосился на Зину: может, и она насмехается? Нет, Зина не смеялась. Внизу она придержала высокую дверь, чтобы не придавить Никиту, такого маленького. И ему очень захотелось, чтобы она считала его большим и сильным.
— Наверно, я сейчас пойду путешествовать. Хочу проверить, правда, что у кольца нет конца, — сказал он.
Зина посмотрела на него внимательными синими глазами.
— Уже скоро вечер, — сказала она. — А кроме того, путешественники никогда не путешествуют в одиночку. Лучше завтра, в воскресенье, отправляйся вместе с мамой. У нас тут рядом станция кольцевой линии метро. Сядете в поезд, и, если вы будете ехать всё вперёд и вперёд, а приедете на эту же остановку, ты докажешь всему миру, что у кольца нет конца.
Никита поднял на неё доверчивые глаза.
— Да-да, — повторила она серьёзно и настойчиво, — путешественники должны беречь свои силы. Хочешь, я покажу тебе, где метро? Смотри: пойдёшь прямо, повернёшь направо и ещё раз направо. Где твоя правая рука, знаешь?
