Дон Жуан хорошо знал этот вопрос.
— Только скуки, — ответил он.
Весь следующий день ушел у Дон Жуана на приготовленья. Все делалось с большим размахом. Два повара, двенадцать слуг, серебряные блюда и приборы, изысканные вина. Звучит оркестр, всюду свечи, озарено палаццо точно днем. Такое диво — глаз не оторвать. Сам Дон Жуан был в превосходном настроении. Его не огорчили даже плохие вести. Их в середине дня принес порядком запыхавшийся от бега Лепорелло.
Он, по его словам, прознал, что Дон Оттавио, посватавшийся к Донне Анне, ходил в полицию. И заявил, что отыскал убийцу Командора. В содеянном он обвиняет Дон Жуана. Он даже, непонятно как, разведал их местонахожденье. В полиции ему поверили и скоро примутся за дело. На заходе солнца они нагрянут прямиком в палаццо с десятками солдат и арестуют Дон Жуана.
— И эти явятся? — воскликнул Дон Жуан. — Уж много лет не задавали мы такого разудалого веселья.
— Еще не поздно деру дать, хозяин. Послушайте меня, возьмите порезвее скакуна, и ну отсюда, — выдал Лепорелло.
— Ты шутишь? Я столько заплатил за этот пир! И слышать не желаю!
Как ни старайся, делать нечего. Видать, в тот вечер было суждено исполниться его судьбе. И Дон Жуану не дано ей было помешать.
Мало-помалу солнца свет стекал со стен и улиц. Минута за минутой шли часы. Вот, наконец, настал и вечер. Над площадями бешено носились птицы. На улицах и в окнах по очереди зажигались фонари.
Ровно в час заката в богатых и сверкающих одеждах Дон Жуан вошел в парадный зал дворца. Посередине зала стоял массивный стол, уставленный цветами, яствами, вином. Тысячи свечей на люстрах сияли столь ярко, что издали казалось, будто в центре города возник пожар. Играл оркестр, ждали неподвижно слуги. Все было наготове.
— Оставил ли открытой ты входную дверь? — спросил у Лепорелло Дон Жуан.
— Хозяин, все, как вы велели.
— Славно. У нас сегодня много приглашенных, и я хочу, чтоб все попали в дом.
— Ну, а когда все соберутся, что вы им скажете?
Взгляд Дон Жуана светился блеском зала и великолепьем праздника.
— Да здравствует свобода, — скажу я им. — Да здравствует свобода, пускай ценою жизни. Да здравствует свобода ценою жизни других людей. Да здравствует свобода любой ценой.
В этот миг через входную дверь в пылающий огнями зал вступил и первый гость. Но без оружия в руках. Гость оказался весьма изящной и красивой дамой.
— Донна Эльвира! — воскликнул изумленный Дон Жуан. — Что вы здесь делаете?
Донна Эльвира огляделась и, улыбнувшись, подошла поближе к Дон Жуану и Лепорелло. Она заговорила очень нежным голосом:
— Все там, снаружи, Дон Жуан. Похоже, их целый легион. Вот видите, как много тех, кто требует отмщенья, кому вы причинили боль? Неужто стоила того ночь, полная утех и мимолетного влеченья? Я этого не понимаю и не могу понять. Прошу вас проявить хотя бы благородство и раскаяться. Сейчас, когда вам остается глоток последний жизни, покайтесь в том, что сделали, и попросите милости у неба. Ужели мне на веки вечные вас представлять в аду, любовь моя? Меня от этого избавьте, умоляю. Вы не должны испрашивать прощенья ни у меня, ни у любой другой души на свете: просите только милости у неба. Ради меня и всех тех женщин, которые вас любят. Скоро они узнают, что вы мертвы. Позвольте им, по крайности, считать спасенным вас в каком-нибудь раю, где ваша красота не сгинет. Вы обещаете?
И она упала на колени перед Дон Жуаном.
Лепорелло был тронут. Он посмотрел на своего хозяина и на мгновение подумал, что тот действительно раскается и милость неба призовет. Но Дон Жуан повел себя совсем иначе. Он поклонился, подошел к Донне Эльвире и губами коснулся ее волос. Потом он тихо у нее спросил:
— Дозвольте мне идти своим путем, сеньора. Дозвольте этим вечером мне есть, и пить, и веселиться. И коли вам угодно, будьте рядом.
Донна Эльвира подняла глаза и помотала головой в знак несогласия. В ее глазах стояли слезы. Донна Эльвира грациозно встала.
В последний раз она взглянула на Дон Жуана и повернулась. Медленно ступая, она ушла из зала, а заодно из жизни Дон Жуана. Навсегда.
А за пределами дворца возникла прелюбопытная картина. Двое братьев Донны Эльвиры были во всеоружии. Рядом стояли десять лихих рубак. Там же находился Дон Оттавио, а с ним десятка два солдат, ведомые начальником полиции.
Самое смешное, что все они ругались. Двое братьев полагали, что вправе первыми покончить с Дон Жуаном. Глава полиции с уверенностью утверждал обратное: естественно, полиция имеет право и своим считает долгом войти в палаццо первой. Дон Оттавио подал совет и тем и этим бросить жребий, но это не понравилось ни тем, ни этим. Тогда все снова начали ругаться. Они уже готовы были шпаги оголить, как вдруг почувствовали, что под ногами дрожит земля. Странный шум усиливался, напоминая звук шагов, но великанских. Все обернулись и увидали большую белокаменную статую. Статуя неторопливо приближалась, печатая пудовые шаги. Дон Оттавио свалился в обморок. Глава полиции скомандовал:
— Отходим!
Солдаты с криком разбежались. Десять рубак подумали, что им не так уж много заплатили для эдаких штуказий, и бросились немедля кто куда. Остались двое братьев.
— Все это трюки Дон Жуана, — сказал, покачивая головою, Дон Альфонсо.
— Коли и трюки, то искусные, — сказал Дон Карло и дал деру.
Статуя вышагивала прямо к дому. Дон Альфонсо стоял один. Статуя метнула на него такой суровый взгляд, который испепелил бы и слона. Дон Альфонсо в мгновенье ока поседел. Смотрелся он неплохо, но был седой как лунь.
— Сдается, я сознание теряю, — сказал он тихо.
И потерял.
Вокруг не видно было ни души. Была лишь статуя. А статуя была душою мертвой. Душою мертвой Командора.
Статуя торжественно переступила порог дворца. Она была громадной, белой. И наводила ужас, и несла погибель. Дон Жуан был за столом, когда ее увидел. В руке — бокал вина, на блюде — изысканные кушанья.
«Кто бы мог подумать, — подумал он. — Гляди ж, явилась».
Оркестр смолк. Застывшие от неожиданности музыканты игру прервали. Лепорелло залез под стол. Слуги побежали врассыпную. Настала тишина. И только слышно было, как слегка потрескивают бесчисленные свечи.
Дон Жуан поднялся. На устах его была улыбка.
— Милости просим, Командор, — сказал он. — Есть место за столом для вас. Рядом со мной. Прошу покорно.
Статуя прошла вперед. Вокруг нее все содрогалось. Оказавшись перед Дон Жуаном, она заговорила с пугающей размеренностью:
— СМЕРТНОЙ ПИЩИ ВКУСИТЬ НЕ ЗАХОЧЕТ, КТО ВКУШАЕТ В НЕБЕСНОЙ ОБИТЕЛИ.
— Я же говорил, — пролепетал из-под стола Лепорелло. — Он по-людски не будет есть.
— Молчи! — прикрикнул Дон Жуан.
Оборотившись к статуе, он вымолвил:
— Чем я могу быть вам полезен, Командор?
Это покажется невероятным, но статуя ответила:
— МЕНЯ ПОЗВАЛИ ВЫ НА УЖИН, И Я ПРИШЕЛ. ТЕПЕРЬ ОТВЕТЬТЕ: ПРИДЕТЕ ЛЬ ТАК ЖЕ ВЫ КО МНЕ?
— Скажите нет, скажите нет! — взмолился Лепорелло.
Но Дон Жуан склонился перед статуей и произнес:
— Никто и никогда не скажет, что я был трусом. Приду на ужин к вам я, Командор. Даю вам слово. Я приду.
Статуя придвинулась еще на шаг. Потом, клянусь вам, протянула Дон Жуану руку и сказала:
— ТОГДА В ЗАЛОГ МНЕ РУКУ ДАЙТЕ.
Лепорелло выскочил из-под стола и с воплем устремился вон. Эта затея с рукопожатием была уже сверх всякой меры. Дон Жуан увидел, как Лепорелло выбежал из дома, и прошептал:
— Прощай, мой преданный слуга.
Затем он подал руку статуе и сжал ее ладонь.
И содрогнулся, словно от озноба.
— Что за холод? — пробормотал он.
Он попытался вырваться, но статуи рука его сдавила железной хваткой. Неизъяснимый холод скатился по руке, дошел до сердца и объял все тело Дон Жуана. Вскричала статуя:
— ПОКАЙСЯ ЖЕ, ЗЛОДЕЙ!
И Дон Жуан почувствовал, что тело исподволь мертвеет.
— Нет, — отвечал он, — вы не заставите меня раскаяться в моей прекрасной жизни!
— ПОКАЙСЯ, ПОКА ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО!
— Нет!
— ПОКАЙСЯ ЖЕ СЕЙЧАС!
— Нет!
— ПОКАЙСЯ, ГОВОРЯТ ТЕБЕ!
— Ступай ко всем чертям, безумец старый, я не раскаюсь, пусть заплачу за это адом.
Я не раскаюсь никогда!
Тут статуя взревела леденящим душу воем. Внезапно под ногами Дон Жуана разверзся пол. Из огромной ямы выскальзывали языки огня. Зал озарили вспышки ада. Вещи, снедаемые пламенем и жаром преисподней, проваливались в пустоту. Их поглощало пекло, зловещее ущелье, возникшее из ниоткуда на верную погибель Дон Жуана и всего вокруг. Исчез массивный стол, накрытый к ужину, за ним пропали сотни люстр, парадный зал и весь дворец. И вот не стало ничего. Тогда чудовищное жерло вновь закрылось, навеки унеся и тело Дон Жуана, и душу черную его. Не ведавшую страха душу.
