– Но она же… она же сегодня уедет на дачу к бабушке! – торопливо возразила Тамара. – Бабушка у нас заболела!
– Новая беда! – Елена Петровна покачала головой. – То одна, то другая… Так ты иди, Белокурова, отдохни на перемене. Ведь можно до смерти устать, когда в доме больные. Я понимаю!
Тамара, уходя, искоса взглянула на Зину и подмигнула: «Видала, как я?»
Елена Петровна молчала, пока за Тамарой не закрылась дверь.
– Так, Зина, – начала она и, взяв со стола стопку тетрадей, начала перебирать их. – А ты тоже сочинила какую-нибудь историю, чтобы обмануть меня?
– Нет! – быстро ответила Зина.
– Тогда расскажи, почему вы с ней опоздали сегодня. Ведь ты взялась помогать подруге. А вместо того чтобы её притащить вовремя, опоздала и сама. Почему так случилось?
Зина молчала. Сказать неправду она не могла – не хотела обманывать Елену Петровну. Сказать правду тоже не могла – нельзя было выдавать друга, которому дала обещание «крепкое, как дуб» быть верной на всю жизнь. И она молчала, опустив свою белокурую голову.
– Не можешь сказать? – помолчав, спросила Елена Петровна.
– Не могу, – прошептала Зина.
– Это что… слово, как дерево дуб?
Зина быстро взглянула на Елену Петровну и, встретив её глаза, в глубине которых золотым огоньком дрожала улыбка, поджала губы.
– Не могу, – повторила она.
– Зина, неужели какая-то глупая дубовая ветка, какая-то детская затея, – начала Елена Петровна, – заставляет так замыкаться от меня?
– Не потому, что ветка… – сурово, не поднимая глаз, возразила Зина, – а потому, что мы обещали… Дали слово…
– А, ну раз дали слово – другое дело, – согласилась учительница. – Когда человек даёт слово, он должен его держать. Особенно, если этот человек – пионер.
А когда Зина вышла, так и не подняв головы, Елена Петровна проводила её задумчивым взглядом.
«Однако история перестаёт быть ерундой, – сказала она сама себе: – одна лжёт, а другая поддерживает её. И станет поддерживать, потому что находится в плену какой-то выдумки. Как разрушить это? Передать в пионерскую организацию? Девочки соберут отряд, разоблачат эту «тайну» и всё развенчают. Это так. Но кто знает, не окажется ли Тамара в глазах Зины человеком, пострадавшим за дружбу, и не почувствует ли Зина себя предательницей?..»
В этот вечер у отца с Антоном произошёл конфликт. Антон пришёл из школы очень весёлый: он ещё с порога прокричал на всю квартиру, что ему в классе дали поручение. Это было его первое поручение и, конечно, очень важное: следить за цветами на одном из окон.
– А Варвара Захаровна сказала: у кого есть дома цветы, если захочет – пусть приносит, – сообщил он. – А я говорю: у нас есть, и я принесу… Мама, можно я отнесу в школу цветок?
– Ты бы, сынок, сначала спросил у меня – можно ли? – а потом и обещал, – сказала мама, приглаживая его белёсые вихры. – Ну, а теперь мы с тобой в безвыходном положении: раз обещал, надо отнести.
– А какой отнести?
В дело вмешалась Изюмка:
– Пусть вот эти листики отнесёт, они некрасивые!
– Сынок, а знаешь что? – сказала мама. – Эти листья ты, пожалуй, и возьмёшь. Только не сейчас – сейчас они вялые, жёлтые. Скоро и совсем опадут. Но зато после Нового года как начнёт этот цветок новые листочки выпускать да как начнёт цвести красными граммофонами!.. Это богатый цветок – амариллис. Вот его и возьмёшь.
Антон согласился. Ему сразу представилось окно, залитое весенним солнцем, и среди зелёных стеблей и листьев разных бегоний и гераней его цветок горит красным огнём! И он тут же пощупал пальцем землю – не сухая ли? Теперь этот цветок будет всё время под его личным наблюдением.
Лишь только раздался отрывистый, короткий папин звонок, Антон, а за ним Изюмка выбежали в коридор открывать отцу.
– Тише, тише, – легонько отстранил их отец. – За меня не хватайсь!
– Всегда за тебя «не хватайсь»! – обиделась Изюмка.
– Да ведь это только временно, – возразил отец. – Вот сейчас умоюсь, переоденусь… ну, тогда другое дело. А то видишь – спецовка какая? Тут и гарь, тут и масло…
– Папа, папа! – перебил Антон. – А мне в классе поручение дали!
– Скажи пожалуйста! – покачал головой отец. – Поручение! Ты, Антон, однако, важным человеком становишься!
А мать тем временем уже сновала из комнаты в кухню, из кухни в комнату – накрывала стол. Как любила она эти часы, когда вся её семья собиралась вместе! Светлыми, весёлыми глазами поглядывала она и на детей и на мужа, губы морщились от сдерживаемой улыбки, а проворные руки ставили кастрюлю на огонь, резали картошку, раскладывали рыбу на блюде…
За обедом, как всегда, шёл оживлённый разговор. Отец рассказал про одного лектора из райкома. Лектор прочёл лекцию, а потом пошёл ходить по заводу. Ходил, дивился. На краны дивился, на горящие мартены, на грохочущие станы. Около него, Стрешнева, долго стоял и всё удивлялся, как это вальцовщик так ловко подхватывает огненную проволоку, бегущую из стана. А потом опёрся рукой на бунты проволоки, а бунты эти были ещё горячие – ну, и обжёгся. Да хорошо, что не сильно, заживёт…
– Мы тоже скоро к вам на завод придём! – сказала Зина.
– Э, нет, ничего не выйдет! – возразил отец. – Посторонним вход воспрещён. И правильно. А то вот забредёт какой, да и попадёт под какую-нибудь чушку… Или в раскалённой проволоке запутается. Ищи его тогда!
– А вот мы всё-таки пойдём! – весело повторила Зина. – Со школьной экскурсией.
– Ну, это другое дело, – сдался отец. – Конечно, не лишне знать, где ваши отцы работают и что делают.
Но больше всех говорил за столом Антон. Он был в отличном настроении – пожалуй, даже сверхотличном. Из ума не выходило то важное обстоятельство, что у него теперь есть школьное поручение. Надо было объяснить, какие цветы стоят на его окне, и как их надо поливать, и как Петушок Галкин из пятой квартиры сказал, что Антону всегда везёт, а что он, Петруша, справился бы лучше, только ему не везёт…
После обеда отец повозился с младшими ребятишками, потаскал их, обоих сразу, на загорбке.
– Ну, теперь я немножко отдохну, – сказал он, опуская их на пол. – Полежу в спальне.
Но Изюмка, обняв ногу отца, не пускала его и смеялась:
– Ой, папка, какой ты огромный!
А за другую ногу теребил Антон и, подняв на отца большие, ясные глаза, лукаво прищурился и спросил:
– А что ты обещал сегодня? Знаешь?
– Знаю, – ответил отец: – человечков из бумаги вырезать.
– Да, да!
– Ну и вырежу. Только полежу. Чуть-чуть.
Отец ушёл в спальню, мать мыла посуду на кухне, а Зина принялась убирать со стола.
– Я буду тебе помогать, – объявил Антон.
– И я! – закричала Изюмка.
– Ох, куда деться от этих помощников! – вздохнула Зина. – Ну уж ладно. Я вам буду давать по вещичке, а вы относите в буфет.
Изюмка получила кафельную дощечку, на которой режут сыр. Она крепко, обеими руками, прижала её к груди и тихо, еле переступая, направилась к буфету.
Антон же, наоборот, повинуясь своему праздничному настроению, скакал вприпрыжку с розовой маминой чашкой в руке. Но разбежался – и налетел на раскрытую дверцу буфета. Чашка со звоном разлетелась на мелкие блестящие кусочки.
– Разбил! – закричала Изюмка.
– Нет, – рассердился Антон, – она сама!
– Не выдумывай! – сурово сказала Зина, подбирая осколки в фартук.
Из спальни выглянул отец:
– Что это… кажется, авария?
– Нет! – поспешно ответил Антон. – Ничего и не разбилось.
Тёмные отцовы глаза перестали улыбаться:
– Ничего не разбилось?
– Нет, – опять сказал Антон.
Зина с осколками в фартуке молча стояла у стола.
Отец внимательно посмотрел на Антона. Лицо его стало скучным, словно погасло, а на лбу сразу появились морщинки;
– Мы сегодня не будем вырезать человечков, – сказал он и вздохнул: – Наш Антон – обманщик.
– Я, я разбил чашку! – закричал Антон, и крупные слёзы тотчас покатились по круглым, тугим щекам. – Я не обманщик!
– А почему ты не сказал сразу?
– Я думал, что ты за это… не будешь вырезать человечков…
– Я не буду их вырезать не за «это», а за то, что ты меня обманул. Рабочий класс обманщиков презирает. Понял?
Отец уселся у окна и загородился газетой.
– Ну, папа… ну, я больше не буду!
Антон ревел, но отец не отвечал ему. Антон начал теребить его колено.
– Человечков я тебе сегодня вырезать не буду, – снова сказал отец. – Ты меня обманул. И больше не кричи, ничего не получится. Вот тебе и весь сказ.
Антон в слезах отправился на кухню к маме. Мама стояла у дымящегося таза, мыла тарелки и весело разговаривала с соседкой – старушкой Анной Кузьминичной.
– У моего сына что-то случилось, – сказала мама. – Не могу ли я помочь?
– Можешь! – крикнул Антон. – Папа не хочет вырезать человечков!
– Почему же?
– Я его обманул.
– А, – серьёзно сказала мама, – уж тут я ничего не могу поделать. Не надо было обманывать. Зачем же ты обманул папу?
