Вдруг по траве проплыла тень, и все суслики дружно исчезли. Над прерией парил ястреб. Он летел очень низко и круглым злобным глазом смотрел прямо на Лору, а его острый клюв и кривые длинные когти готовы были обрушиться на добычу. Но кроме Лоры, Мэри и пустых норок в земле ястреб ничего не увидел, и пришлось ему убраться и искать себе обед где-нибудь в другом месте, а все суслики тотчас же снова выскочили из норок.
Близился полдень. Солнце стояло почти в зените. Мэри с Лорой нарвали в траве цветов, чтобы отнести их маме вместо суслика.
Мама уже складывала высохшее белье. Нижние юбочки и панталончики стали белее снега. От них веяло солнечным теплом и запахом свежей травы. Мама убрала белье в фургон, взяла цветы, налила в кружку воды, поставила букет на ступеньку фургона, и в лагере стало красиво.
На обед мама дала Мэри и Лоре холодных лепешек с патокой. Обед был очень вкусный.
— Мама, а где индейчонок? — спросила Лора.
— Не разговаривай с полным ртом, — заметила мама.
Лора быстро прожевала, проглотила остатки лепешки и сказала:
— Я хочу посмотреть на индейчонка.
— Не понимаю, зачем тебе индейцы? Подожди, скоро мы увидим их столько, что ты больше не захочешь.
— Но они ведь нас не обидят? — спросила Мэри. Она всегда хорошо себя вела и никогда не разговаривала с полным ртом.
— Конечно нет! С чего ты это взяла?
— За что ты не любишь индейцев, мама? — спросила Лора, слизывая с пальца патоку.
— Просто не люблю, и все. Не облизывай пальцы, Лора! — отозвалась мама.
— Но ведь здесь Страна индейцев. Если ты их не любишь, зачем мы тогда приехали в их страну?
Мама ответила, что не знает, где начинается Страна индейцев и где проходит граница Канзаса. Но все равно, индейцы здесь надолго не останутся. Один человек из Вашингтона говорил папе, что Индейскую Территорию скоро откроют для поселенцев. Может, ее уже открыли, а они об этом просто еще не знают, потому что Вашингтон отсюда очень далеко.
Затем мама вынула из фургона утюг и поставила его греться на костер. На сиденье фургона она постелила одеяло и простыню, побрызгала водой платье Мэри, платье Лоры, платьице Крошки Кэрри и свое узорчатое ситцевое платье и погладила их горячим утюгом.
Крошка Кэрри спала в фургоне. Мэри с Лорой и Джеком улеглись в тени на траве, потому что на солнце стало очень жарко. Джек открыл пасть, высунул длинный красный язык и моргал сонными глазами.
Мама тихонько напевала, аккуратно разглаживая все морщинки на платьях.
Вокруг до самого края земли колыхалась под ветром трава, а высоко в голубом небе изредка проплывали легкие облачка.
Лоре было очень хорошо. Ветер, шелестя в траве, пел свою заунывную песню. По всей прерии стрекотали кузнечики. С деревьев, росших в пойме ручья, доносилось еле слышное жужжание. Но все эти звуки сливались в бесконечную теплую радостную тишину. Лора никогда еще не бывала в таком прекрасном месте.
Она незаметно уснула, а когда проснулась, Джек был уже возле нее и вилял своим обрубленным хвостиком. Солнце стояло низко, а по прерии шагал папа. Лора вскочила, побежала к нему, и по волнистой траве навстречу ей двинулась длинная папина тень.
Папа показал ей свою добычу. Такого огромного зайца и таких жирных куропаток Лора еще в жизни не видела. Она радостно захлопала в ладоши и с веселым визгом, ухватившись за папин рукав, вприпрыжку побежала рядом с ним по высокой траве.
— Дичи здесь видимо-невидимо. Мне попалось не меньше полсотни оленей, антилоп, белок, зайцев и разных птиц. В ручье полным-полно рыбы. Здесь есть все, что душе угодно. Каролина! Мы заживем по-царски!
Ужин был чудесный. Сидя у костра, все вдоволь поели сочного, нежного, ароматного мяса. Отставив наконец свою тарелку, Лора вздохнула и подумала, что больше ей на свете ничего не надо.
На огромном небе таяли последние краски, и ровная земля погружалась в тень. В воздухе повеяло ночной прохладой, но у костра было тепло и уютно. Из леса в пойме ручья доносились печальные крики чибисов. Ненадолго запел пересмешник, потом загорелись звезды, и птицы умолкли.
Папа тихо заиграл на скрипке. Временами он напевал, а временами скрипка пела одна, тонким голосом выводя свою песенку:
Кто узнает тебя, тот полюбит навек.
Дорогая, ты в сердце моем!
В небе висели большие яркие звезды. Они опускались все ниже и ниже, мерцая в такт музыке. Лора вдруг охнула, и мама быстро подбежала к ней:
— Что с тобой, Лора?
— Я слушаю, как поют звезды, — прошептала Лора.
— Ты, наверное, уснула, — отозвалась мама. — Это поет скрипка. Маленьким девочкам давно пора спать.
Мама переодела Лору в ночную рубашку, завязала ей тесемки чепчика и уложила в постель.
Скрипка все еще пела, звездная ночь полнилась музыкой, и Лора была уверена, что вместе со скрипкой поют огромные яркие звезды, что качаются в небе над прерией.
На следующий день Мэри с Лорой поднялись задолго до восхода солнца. Они позавтракали кукурузным пюре с подливкой из степной куропатки и помогли маме поскорее вымыть посуду. Папа тем временем складывал в фургон вещи и запрягал Пэт и Пэтти.
Когда солнце взошло, фургон уже катился по прерии. Дороги теперь не было. Пэт и Пэтти бежали прямо по траве, и за фургоном тянулся след колес. Незадолго до полудня папа остановил лошадей и сказал:
— Вот мы и приехали, Каролина. Здесь мы построим себе дом.
Мэри с Лорой торопливо перелезли через кормушку и спрыгнули на землю. Вокруг до самого края неба простиралась поросшая травою степь.
Рядом, к северу от них тянулась лощина, по дну которой протекал ручей. Над неровными краями обрыва поднимались темно-зеленые верхушки деревьев, а за ними торчали пучки степной травы. Далеко-далеко к востоку вилась неровная линия более светлой зелени. Папа сказал, что это река Вердигрис.
Они с мамой сразу же принялись разгружать фургон. Сложив все вещи на землю, они накрыли их парусиной, которую сняли с фургона вместе с дугами. Потом сняли с него даже кузов. Лора с Мэри и Джеком смотрели, как от фургона, который так долго служил для них домом, осталось только днище да четыре колеса на осях. Пэт и Пэтти папа не выпряг. Он взял ведро, топор, уселся на остов фургона, направился в глубь прерии и вскоре скрылся из виду.
— Куда папа поехал? — спросила Лора, и мама ответила:
— Он поехал к руслу ручья рубить бревна.
Было как-то непривычно и даже жутко остаться без фургона посреди огромной прерии. Земля и небо казались слишком большими. Лора почувствовала себя маленькой, как степная куропатка, и ей захотелось притаиться в высокой траве, но вместо этого она принялась помогать маме, а Мэри села на траву нянчить Крошку Кэрри.
Сначала мама с Лорой постлали под парусиновой палаткой постели.
Потом мама расставила ящики, разложила узлы, а Лора вырвала траву с небольшой площадки, чтобы расчистить место для костра. Когда папа привезет дров, они разведут огонь.
Больше делать было нечего, и Лора стала осматриваться. Неподалеку от палатки она нашла в траве какой-то странный туннель. Если смотреть на колышущиеся верхушки трав, он был не виден, но если подойти поближе, между стеблями травы можно было различить узкую, прямую, плотно утоптанную тропинку, которая уходила в бесконечную даль прерии.
Лора немножко прошла по тропинке. Она шла все медленней и медленней, потом остановилась, и ее охватил страх. Она повернулась и быстро пошла назад, потом поглядела через плечо, ничего не увидела, но бегом кинулась к палатке.
Когда папа, сидя на бревнах, вернулся с ручья, Лора рассказала ему про туннель.
— Там какая-то старая тропа, я ее еще вчера заметил,— сказал папа.
Вечером все сидели у костра, и Лора опять спросила папу, когда она увидит индейчонка, но папа и сам этого не знал. Он объяснил ей, что индейцев никто не может увидеть, пока они сами не захотят, чтобы их увидели. Когда он мальчиком жил в штате Нью-Йорк, ему приходилось встречать индейцев. А Лора их еще ни разу не видела, Она знала только, что это краснокожие дикари и что их топоры называются томагавками.
Раз папа знает все про диких зверей, он должен знать и про диких людей. Лора надеялась, что папа когда-нибудь покажет ей индейчонка. Ведь показывал же он ей оленят, медвежат и волчат.
_____
Несколько дней папа возил бревна. Он сложил их в две кучи — одну для дома, а вторую для конюшни. То место, по которому папа ездил к ручью и обратно, стало похоже на дорогу. По ночам папа привязывал мустангов на веревки возле кучи бревен, и постепенно они общипали там всю траву до самых корней.
Первым делом папа начал строить дом. Он отмерил шагами место, где будет стоять дом, и по обе стороны этого места вырыл лопатой две мелкие канавки. В канавки он уложил два самых больших бревна. Бревна были толстые и крепкие, потому что на них должен держаться весь дом. Назывались они лежнями.
