Тогда Антон ее спросил:
— Теперь сыта?
— Теперь сыта, — ответила Маринка.
— Раз так — айда к тренеру!
И они отправились искать Зою Ивановну, тренера Антона Черных.
Нашли они ее в вестибюле, возле окошка с надписью «Регистратура».
Сердясь, она говорила какому-то мальчику:
— Видано ли это — толкать товарища с трамплина? Ты понимаешь, чем это могло кончиться? Ведь удариться о трамплин можно.
Мальчик стоял пристыженный, глазами уперся вниз. И лицо у него было виноватым, и в руках он вертел и тискал свою шапку. Начал чуть хрипловатым голосом:
— Извините, Зоя Ивановна…
— Да ведь это не первый раз! И запомни: еще повторится — простишься с бассейном навсегда.
Хотя Зоя Ивановна была сейчас сердитая, Маринке она понравилась. Молодая. Тоненькая. Вроде школьной пионервожатой. И острижена точь-в-точь как их пионервожатая: коротко, по-мальчишески. Только у той волосы светлые, а у тренера Зои Ивановны почти темные. На лоб свисает длинная прядка. То и дело эту прядку она откидывает ладонью, а прядка упрямо падает и падает обратно ей на лоб.
Зоя Ивановна была в синих спортивных брюках, в майке без рукавов, в таких же сандалиях, как другие тренеры. И у нее на шнурке висел свисток точь-в-точь как и у других тренеров.
Сейчас, после разговора с мальчиком, лицо у нее было такое, что Маринка сразу подумала: строгий тренер у Антона, с таким шутки в сторону. И Антон, наверно, считал так же. Маринка увидела, как он подтянулся, когда подошел к Зое Ивановне, вынул из кармана руку, живот подобрал.
— Вот она хочет в спортивную школу, можно? — спросил Антон, подталкивая оробевшую Маринку поближе к тренеру.
— Родня? — спросила Зоя Ивановна, внимательно разглядывая девочку.
— Нет, просто так. Из нашей школы, — ответил Антон.
Маринка чуть слышно назвала номер школы, в которой учится. Она очень гордилась тем, что она ученица именно этой школы, а не какой-нибудь другой.
Антон кивнул и прибавил:
— Из первого класса.
— Из первого «А», — бойко уточнила Маринка. Она гордилась и тем, что учится не в первом «Б», а не в первом «В», а именно в первом «А». Их первый «А» всегда раньше всех выходил на линейку и, конечно, был самый замечательный класс во всей школе.
Зоя Ивановна легко провела ладонью по тоненьким Маринкиным косичкам и спросила:
— Плаваешь?
У Маринки екнуло сердце. Все кончено. Не видать ей бассейна. Не возьмет ее Зоя Ивановна в спортивную школу. Ведь не умеет она плавать. Нисколько не умеет!
И, сказав «нет», Маринка опустила голову.
Но Зоя Ивановна, казалось, и внимания не обратила на Маринкино «нет», а велела Антону взять для Маринки какой-то бланк для какой-то справки.
— Знаю, — сказал Антон. — Сейчас возьму.
Маринка с уважением покосилась на Антона: все-то он знает!
— Объясни ей, что надо делать, а в четверг пусть приходит. К двум часам!
С этими словами Зоя Ивановна от них отошла. На прощание она снова ласково погладила Маринкины косички.
Принеся печатный бланк, Антон принялся втолковывать Маринке, что ей нужно с этим бланком делать.
— В поликлинику сходишь, понятно?
— В какую? — шепотом спросила Маринка.
Антон пожал плечами:
— Ну, в какую хочешь! В самую обыкновенную. В нашу, в районную, наверно!..
Маринка кивнула.
— Пусть тебя врач посмотрит. Главное — сердце пусть послушает. Ясно? Пусть вот тут напишет, что ты годишься для спортивного плавания. И про печать не забудь. Без печати справка не годится. Ясно тебе?
Маринка все кивала да кивала: будто ясно ей, понятно, но, по правде говоря, ничего она не поняла и, главное, не запомнила ни одного слова Антона.
— А кто со мной пойдет в эту самую… ну, в поликлинику? — спросила она и с надеждой поглядела на Антона: может, он согласится.
— Твое дело! — отрезал Антон.
«Не захотел, — вздохнув, подумала Маринка. — Может, мама пойдет или бабушка? А лучше бы — дедушка. Дедушке ничего объяснять не надо. Он сам все знает, даже не хуже, чем Антон».
— А придешь в четверг, захвати трусики, полотенце, мыло, мочалку и купальную шапочку, — перечислял ей тем временем Антон. — Запомнила?
Строгий голос у Антона. Очень строгий…
Маринка быстро принялась загибать на руке один палец за другим: трусики, полотенце, купальную шапочку… три загнула и остановилась. Спросила:
— А мыло и мочалку зачем?
— Надо, — сказал Антон. — Без них нельзя. Сперва полагается под душ. Дочиста надо вымыться. Знаешь, сколько микробов притащишь на себе в бассейн?
— Сколько?
— Тридцать три миллиона!
Маринка вытаращила глаза: тридцать три миллиона! Да неужто на ней, на такой маленькой, поместятся тридцать три миллиона микробов?
— До луны только четыреста тысяч километров, а на человеке тридцать три миллиона микробов. Понимаешь, какая цифра?
Маринка снова закивала. В школе они сейчас проходят цифру «восемь». Очень трудная цифра! Конечно, тридцать три миллиона потруднее будет… Все-таки нужно спросить у дедушки и про микробы и при чем тут луна?
И вдруг она увидела на стене часы. А увидев, забыла и про бассейн, и про луну, и про микробы, и даже о том, что ей нельзя одной переходить через Ленинградский проспект.
Стрелка на часах показывала двадцать минут пятого.
Двадцать минут пятого?
Маринка оторопела: ой, сколько времени она уже провела тут, в бассейне!
— Ты чего? — удивился Антон, увидев дрогнувшее вдруг Маринкино лицо, ее встревоженные глаза.
Маринка не ответила. Почти бегом кинулась к вешалке за своим пальто.
— Я же тебе сказал… — вдогонку ей крикнул Антон.
Но Маринка его не слушала. Домой, домой, скорее домой!.. Она и Антона больше не станет ждать. Одна добежит. Пусть страшно и нельзя, она не побоится…
Бедная бабушка! Уж сколько часов она ждет ее, Марину? И дедушка, наверно, тоже теперь дома?! Домой, скорее домой!..
А дома было так.
Когда Маринка в обычное время не вернулась из школы, бабушка позвонила Великановым. Обе бабушки — и Маринкина и Костина — были между собой знакомы.
Маринкина бабушка удивилась, узнав, что Костя давно дома.
— А разве Марины еще нет? — в свою очередь, удивилась Костина бабушка.
Позвали к телефону Костю.
— Почему Марина задержалась в школе? — спросили его.
Костя ответил, что Маринка в школе вовсе не задерживалась. Они с нею вместе пришли во двор.
— Ну, а потом?
— Потом — и все, — ответил Костя. — Я пошел в свой подъезд, Марина — в свой.
Что же получается: Костя дома, а Марины до сих пор нет.
«Негодная девчонка! — подумала бабушка. — Заигралась с кем-нибудь во дворе».
Она накинула на голову теплый платок и спустилась лифтом вниз. Но ни «возле подъезда, ни во дворе Маринку она не нашла.
Тут бабушка всполошилась. Решила пойти в школу.
Школьная нянечка тетя Маруся сказала ей:
— А как же! Прибегала девочка… Верно, после первой смены. Правильно, шапочка на ней красная! Я ее еще спросила: «Ты зачем вернулась?» А разве их поймешь? Она постояла и убежала опять. Куда? Да нет, не знаю.
Теперь бабушка уже окончательно испугалась: где же Маринка?
Она снова обошла весь двор своего дома. Посмотрела во всех закоулках, побывала в каждом из семи подъездов. Маринки нигде не было.
Возвращаясь домой, бабушка еще надеялась: может, Маринка где-нибудь здесь, может, уже стоит у запертых дверей и ждет? Но нет, надежда оказалась напрасной.
Теперь бабушка была сама не своя. Все валилось у нее из рук. Она начинала одно дело и, не доделав, бросала. Хваталась за другое — забывала, что хотела сделать. И все время прислушивалась: не заскребется ли Маринка в дверь? Не начнет ли дергать и крутить дверную ручку?
Они явились почти одновременно — дедушка, мама и папа. Узнав, что Марина еще не вернулась из школы, мама и папа тотчас бросились ее искать. Опять посмотрели во дворе. Снова сходили в школу.
Нигде, нигде, нигде…
Теперь все взрослые собрались дома, и никто из четверых не мог придумать, что же делать дальше? Мама стояла у окна и смотрела на улицу. Папа молча курил. Бабушка наконец присела: такой почувствовала себя разбитой и усталой. А дедушка взялся за телефонную трубку.
Но позвонить он никуда не успел.
Вдруг мама крикнула:
— Идет! Идет… Вот она. Вошла в ворота!
Все кинулись к окну, увидали Марину. Она шла по двору с каким-то большим мальчиком. Мальчик тащил в одной руке портфель и небольшой синий рюкзак, в другой — Маринкин ранец.
— Так нас всех заставила переволноваться! Негодная девчонка! Нашлепать ее, что ли? — сказала бабушка и заспешила в переднюю, чтобы первой открыть Марине дверь, первой ее встретить (уж там как дело покажет), может быть, первой ее расцеловать.
