меня пальцем ткнула. И полетела моя бумажечка ко мне, как бумеранг австралийский.
«Хороший момент для боя!» – подумал я. Но уже английский начался. Поэтому я бумажку Вике в рюкзак подложил. Пусть дома побесится. Вот бы посмотреть: у неё от злости потолок рухнет или всего лишь стол пополам треснет?
Илья умный, но не гений. Поэтому на английском тему нормально рассказал. А потом была литература.
Софья Викторовна у нас тоже креативная: если ставит человеку «пять» за стихотворение, он может принимать у других. Я обычно сдаю Жанке. Она хоть и вредная, но прощает одну ошибку. Иногда две. Но сегодня лучше Лёвчику сдам – Жанка после ранения в лоб опасна и непредсказуема.
Софья Викторовна вызвала Илью, и он начал. Медленно, неуверенно.
– Пруд, – пауза, – заглохший, – пауза, – весь в зеленой, – пауза, – ряске.
Мы с Лёвой притихли, как звери перед грозой. «Что-то будет» – это мы одновременно подумали.
Софья Викторовна решила, что Илье кто-то подсказывает. Класс оглядела зорко. Она ж не знала, что для Ильи сегодня русский – почти иностранный.
– Илья, давай поживее. Не выучил, что ли?
Илья ускорил мозги, следующую строчку отчитал чуть быстрее.
– В ней, – пауза, – тростник качается, – пауза, – шумит.
– Колесников, не томи душу. Читаешь, словно луковицу жуёшь.
Илья бросил на перевод все ресурсы оперативной памяти и выдал:
А на берегу, совсем как в сказке,
Страшная Алёнушка лежит.
Смеялась даже Софья Викторовна. Она отправила Илью доучивать стихотворение. И попросила в следующий раз в обуви выходить: так на него будет приятнее смотреть не только ей, но и классикам на портретах.
– Засекай время! – Между пальцами рассыпались цветные пятна – мелькали яркие квадраты кубика Рубика.
Под ногами шуршали сухие рыжие листья.
Мы с Викой шли к метро – нам ехать на одну станцию. Идти и собирать кубик – дело привычки. Кто-то не отрывается от телефона – и нормально.
Я отвёл взгляд и увидел мальчишку. Лохматого, с пухлым рюкзаком, в зелёной куртке. Младше нас года на два – из соседней школы, наверное. Мальчишка замер, как статуя: открытый рот, в руке – недоеденный «Сникерс». Он смотрел на пальцы, жонглирующие цветными квадратами.
Три последних движения: влево, вправо, вверх.
– Всё! – Вика вскинула руку с собранным кубиком.
Я остановил таймер.
– Пятьдесят две секунды! – сообщил ей.
Вика засияла:
– Побила!
Это она про свой прошлый рекорд. Три дня назад у неё была минута и восемь секунд.
Честно говоря, она и мой рекорд – минута и три секунды – побила. Но почему-то мне совсем не грустно. Даже наоборот. Ещё немного – глядишь, и до Всероссийских соревнований доберёмся. Она поедет как участник, а я – как тренер. Тоже неплохо, правда?
Шпажка была белая, острая, тоненькая. Я порылся в кармане серого школьного пиджака и понял: есть подходящая резинка. У меня всегда полно всякой всячины. Болтики там, резинки разные, скрепки, кнопки, магниты. Мама раз в месяц карман зашивает, но она это зря делает – в дырявый больше помещается.
Шпажку дал Илья, когда мы сидели в переполненной школьной столовой. Я ел бутерброд с домашней котлетой, и она пахла на весь первый этаж. У Ильи были финики в белой пластиковой коробке. Я смотрел, как он ест, как в крышку ложатся косточки – ровные, как пули, и мне тоже так хотелось. А потом я увидел шпажку. Илья сказал, этой шпажкой финики цепляют. Зачем, интересно, если проще руками хватать?
Уже прозвенел звонок, когда мы в коридор вышли. Мы не спешили: кто же торопится на музыку, когда есть дела поважнее? Я накрутил тонкую зелёную резинку на пальцы и выстрелил. Шпажка до угла долетела. Никуда не воткнулась: угол твёрдый. Отскочила только, и всё.
Никто тогда не понял: это начало эпидемии в «пятом альфа».
На завтра у Ильи появилась ещё одна шпажка, а Боря принёс горсть резинок. Эпидемия разрасталась. Кто-то сделал ствол для арбалета из бумаги, скрученной в трубочку. Я не стал: моя конструкция универсальная, можно в любой момент в рукав спрятать. Как ничего и не было.
Лиза Семёнова хотя и девчонка, но староста, поэтому понимает важность практики для развития инженерной мысли. Она принесла деревянные палочки для шашлыка. На всех. Целую пачку. И тогда заболел арбалетами весь пятый физматкласс.
Арбалетные стрелы быстро закончились: они лежали под диванами, вылетали в окна, впивались в потолочные плиты. Смотришь на потолок, а там гроздья палочек свисают. Красиво!
И вот, когда стрелы закончились, а ребята всё ещё спорили, чей арбалет круче, кто-то догадался пастик из ручки вытащить. Грише пришлось у девчонок пастики просить – он трёхствольный арбалет сделал.
На русский мы пришли без ручек. Все. Только с карандашами. Софья Викторовна очень удивилась. А потом заметила пастик, торчащий из потолка, и рассердилась. Знаете как рассердилась?
Так, что лучше бы мы контрольную написали, чем всё это слушать.
У нас конфисковали арбалеты. Они лежали на учительском столе горкой – выше стопки тетрадей для самостоятельных работ. Борис оценил их количество:
– Теперь Софья Викторовна готова ко всему. Даже к зомби-апокалипсису.
Мы временно остались без оружия. Но ничего, ещё что-нибудь придумаем. Мы тут все креативные.
Если подумать, Софье Викторовне арбалеты нужнее. Она иногда из школы поздно возвращается. Если что, отстреливаться будет.
Указка Алёны Николаевны ткнулась в карту, очерчивая древнюю Ассирию, а мне в спину впилась оса. Там, где заканчиваюсь я и начинается спинка стула. Оглянулся: Боря ухмыляется. В руках карандашик. Не простой, а выдающийся: грифель остро заточен и сантиметров на пять вперёд выдаётся. Или на десять.
Из-за Бориса светлую косу видно. Толстую, как канаты на вантовом мосту. Свиридова. Сидит, опустив глаза. Они у неё голубые, я знаю. Только Свиридова всегда их опускает или в другую сторону смотрит, если я к Боре поворачиваюсь. Даже если мутузить друг друга начинаем. Начни мы учебниками кидаться, Свиридова, не отрывая глаз от парты, как джедай, увернулась бы. Что ей на меня внимание обращать? Не существую я для неё.
С Борей мы друзья. Поэтому он то карандашиком острым в спину тычет, то рюкзаком, готовым по швам треснуть от учебников, огреет.
Я вот тоже иногда готов по швам треснуть, когда в меня запихивают русский, биологию, историю, а сверху ещё и английский влить пытаются. Не люблю пятницу – ни математики, ни программирования. Вот зачем физмату знать, что сделал Тиглатпаласар? Кто он, вообще, такой?
