Оксана тревожным, быстрым взглядом охватила ребят, большими теплыми руками прижала к себе их головы, ощупала острые плечи, торчащие лопатки, заглянула каждому в глаза:
— Птенчики вы мои бескрылые!
Партизаны смотрели на нее, крякали, вздыхали:
— Да… встретились, значит…
Оксана вдруг выпрямилась.
— Сенька, топи баню! Ножницы неси! — скомандовала она свежим, молодым голосом.
Партизаны засмеялись:
— Сейчас вам, ребята, санобработка будет!
Степан Ильич вошел в палатку с сияющим лицом:
— Прибыл Бурцев с ребятами!
Николай Михайлович улыбнулся:
— Нашлись? Ну-ну! Позаботьтесь там, чтобы их накормили. Пускай хорошенько отдохнут, а завтра мы их переправим через фронт. Часть можно будет на самолете с Коноплянко. Как самочувствие Ильи Кондакова?
— Неважно… Изрешетили хлопца — смотреть страшно.
— Да, дорого ему обошлась Жуковка! Ну что ж, отправим в Москву на излечение. А Макитрючка что?
— Макитрючка ничего. "Скоро, говорит, встану". Просит считать здоровой.
— Ну, о ней мы тут позаботимся. А как насчет Ульяны Леонтьевны? Устроили?
— Точно. Сегодня ночью перевезли с детьми в Семеновку.
Николай Михайлович кивнул головой:
— Хорошо. Попросите ко мне Мирона Дмитрича и Коноплянко.
* * *
Ребята сидели за длинным столом и ели густую гречневую кашу. К столу подошла Костичка; улыбаясь, села рядом.
После казни деда Михайла Костичка вместе с детьми ушла в лагерь к мужу. Увидев ее, ребята обрадовались.
Генки не было: он ходил по лагерю — искал Гнедка. Митя подозвал мальчика к себе:
— Сейчас, сейчас, Генка, придет твой Гнедко, не бойся!
— Не бачу я его… Може, убитый? — хмуро спросил Генка.
— Да нет! Сейчас сам увидишь. Экий ты недоверчивый!
Из-за деревьев выглянул Сенька. Он тянул на поводу стройного, высокого жеребца.
— Гнедко!..
Генка заложил в рот два пальца и тихонько свистнул. Жеребец ответил тихим радостным ржанием и, высоко подкидывая спутанные передние ноги, поскакал навстречу хозяину. Генка обнял его голову, прижался к ней лицом и беззвучно заплакал. Конь мягкими черными губами трогал шею и руки Генки, глядел на него большими понимающими глазами и тихонько фыркал.
— Михайлов внук плачет, — хмуро говорили партизаны.
— Не мешайте ему, не подходите, — останавливал Митя.
Историю Генки и его коня хорошо знали в партизанском отряде.
Выплакавшись, Генка по-хозяйски осмотрел своего Гнедка.
— На що звязали? — сердито сказал он Сеньке. — Освободи его! Он теперь от меня никуда не уйдет.
Сенька послушно распутал веревку на ногах жеребца. Генка осмотрел копыта коня, провел рукой по мягкой спине и заметил след от седла.
— Плохо седлаешь… Так спину коню можно натереть! — строго сказал он, отпуская Гнедка и глядя ему вслед. — Овес даете?
— А як же! Все даем — и овес и хлебца даем, — торопливо уверил его Сенька.
Когда Генка вернулся к ребятам, глаза у него были красные, но блестели и хмурое выражение лица смягчилось.
* * *
— Ешьте, ешьте! — угощал ребят Митя. Он чувствовал себя хозяином здешних мест и, радуясь впечатлению, которое произвел на ребят лагерь, с мальчишеской гордостью говорил: — Вы что смотрите? Целый город у нас тут! Это еще что! Мы ведь только что перебрались сюда, а вот подождите — укрепимся хорошенько…
После соединения с макаровцами лагерь расширился и стал походить на большую стройку. Место было выбрано для зимовки. Партизаны устраивали себе теплое жилье. Слышался стук топоров, падали деревья, визжали пилы. Землянки строились прочные, с печами и маленькими окошками. Стол, за которым сидели ребята, издавал свежий смолистый запах. Для кухни было отведено особое место. Под навесом был сложен весь кухонный инвентарь, отбитый у фашистов. Были две просторные палатки для раненых. Ребята узнали, что за день до их прихода был совершен крупный налет на Жуковку, пущен под откос поезд с эсэсовцами, взяты большие трофеи: ручные пулеметы, винтовки, обмундирование.
— Неплохо Гитлер вооружил нас! — смеялся Митя.
Пока Митя рассказывал, Мазин рыскал глазами по лагерю, оглядывая постройки и что-то соображая про себя. Тревогу его разделял Петька Русаков.
Еще в дороге Митя сказал ребятам, что их отправят домой. Девочки, Саша и Сева Малютин искренне и шумно радовались. Одинцов тоже хотел домой, но он ждал, что скажет Васек Трубачев. Он всегда и во всем поддерживал товарища и расставаться с ним не хотел, несмотря на желание ехать домой. Васек задумался. Он, конечно, хотел бы воевать вместе с партизанами, но ослушаться взрослых не мог.
— Приказ — это все! — подумав, сказал он Одинцову.
Генка вел себя так, как будто слова Мити вовсе не касались его. Мазин и Русаков решили "отчаянно" просить командира оставить их в отряде.
— Я прямо заплачу, Мазин! — серьезно говорил Петька.
— Я тебе "заплачу"! Что ты, у тетеньки в племянники просишься, что ли? Ты в партизаны просишься у командира!
— Верно. Я лучше буду так смело говорить…
Мазин сделал гримасу:
— Тощий ты и маленький… не имеешь внушительного вида.
Петька с огорчением разглядывал себя:
— А ты скажи, что мне пятнадцать лет.
— Не дурак я, чтобы перед умными людьми врать! — огрызался Мазин.
Пока ребята ели, партизаны, занятые своими делами, издали разглядывали их.
— Рыжий — это, видать, командир. Весь отряд привел!
— А тот, с краю сидит, глазастый, — говорят, вместе с дедом Михайлом работал!
— Эх, война! Всех зацепила!
— Вот глядишь — дети совсем! А у них уж свои герои есть, — качал головой бородатый старик, натачивая пилу. — А в чем дело? Дело в воспитании, тут ничего не скажешь.
— Воспитание советское… Строители будущего! В коммунизме будут жить! — откликнулся военный, пришивая пуговицу к своей гимнастерке.
— Крепкие ребята! Друг дружку в беде не бросали! — с уважением сказал молодой хлопец.
— А собачка-то откуда взялась? Для компании, что ли, привязалась к ним?
— Собака Ивана Матвеича. Бобиком зовут. Я на пасеке бывал, знаю.
У Бобика нашлись старые знакомые, но он держался около ребят и радостным визгом встречал Оксану. Он признавал в ней бывшую хозяйку.
* * *
После еды ребята долго плескались за дощатой перегородкой, где прямо на костре нагревался большой котел воды. Оксана стригла и мыла ребят сама. Она по очереди терла им спины мочалкой, густо намыливая трофейным мылом. Волосы быстро и искусно подравнивала большими садовыми ножницами. По просьбе Васька ему был оставлен небольшой чуб на лбу. Намылив одного, Оксана переходила к другому, потом ставила всех рядом и обливала из одного ведра. Ребята расшалились, бегали вокруг костра, боролись и хохотали до слез. Оксана с улыбкой глядела на их шалости, давая им повеселиться; потом, найдя, что достаточно, натягивала на каждого длинную мужскую рубашку:
— Переспите ночку в этих, а завтра свои наденете.
Ребята, хлопая рукавами, бежали из бани в Оксанину землянку. Бобик мчался за ними. Партизаны хохотали:
— Вот так обрядила ты их, мамаша!
Девочки, уже умытые и чистенькие, сидели на нарах. В лесу быстро темнело. Оксана закрыла мешком маленькое оконце и зажгла коптилку.
Когда ребята уже улеглись, пришел Степан Ильич. Мальчики подробно рассказали ему все, что пришлось им пережить в эти дни. Степан Ильич хмурился, вздыхал. Об одном только не говорили ребята — о Вале Степановой, с которой они долго прощались, уходя из Макаровки.
Генки не было. Он пропадал у Гнедка. Оксана мыла Генку последним и сама привела в землянку.
Степан Ильич ласково смотрел на мальчика — видимо, искал для него утешительных и ободряющих слов, но Генка был занят своими мыслями и только нетерпеливо спрашивал:
— Позовет нас командир к себе?
— Может, и позовет, — отвечал Степан Ильич, недоумевая, зачем Генке нужен командир. — Вот кончится война, прогоним гитлеровцев — и вернемся мы с тобой, Генка, в село, будем вместе хозяйнувать. Михайлов внук — дорогой человек для нас… А пока поедешь ты с ребятами в Москву, будешь учиться…
Генка молча смотрел в угол землянки и думал что-то свое.
Когда Степан Ильич ушел, в землянку вскочили Федька Гузь и Грицько. Их обветренные, загорелые лица сияли от радости:
— Здорово, товарищи! Мы ж вас ще не бачилы! Нас на хутора посылали. Приходим, а дядя Степан говорит: "Нашлись наши пионеры".
Грицько долго жал всем по очереди руку. Ребята уселись в кружок на нарах; Федька рассказал, что эсэсовцы сожгли его село Ярыжки, что ему с матерью удалось бежать в лес, где он наткнулся на подводу, которая везла с Жуковки трофеи. Партизаны взяли их в лагерь. Игнат еще раньше ушел из села.
— Далеко ушел Игнат… Не скоро мы с ним побачимся теперь! — с грустью сказал Федька и шепотом поделился с ребятами своей тайной: — Мы с Игнатом под вязами свое знамя спрятали. Фашистам до него не добраться! Только я да Игнат место знаем!
