— Можешь кусить меня! Ну, куси! Со всей силы! До самой кости! Только не думай, что я нарочно… Я говорил, — лучше сам пойду… И пошел бы! Да не пройти туда никому! Один ты сможешь!..
Мохнатка слизывал со щек Феди соленые слезы и беззаботно пощелкивал зубами, мягко хватая его за пальцы.
Когда барак заснул, Федя вытряс из кармана кучу мелких камешков, оторвал рукав от своей рубашки, ссыпал в него камешки, связал концы рукава и натянул этот хомут на шею щенка.
— Приучайся!..
* * *
С открытием дороги дел у Загера добавилось. На завод часто стало наведываться высокое начальство. Приходилось встречать приезжих и сопровождать до конца туннеля. Там, у решетчатых железных ворот гостей принимал начальник строительства. А Загер возвращался назад. В этих поездках с ним всегда была Диана.
На дороге заканчивались последние работы. Загер несколько ночей подряд наблюдал небо и сравнивал расположение звезд и планет с картами астрологического справочника. Он готовился к переезду и пытался узнать, что предстоит ему в будущем.
Готовилась к отъезду и лагерная охрана. Гитлеровцы знали, что концлагерь ликвидируется. Все уже было подготовлено к этому. Предполагалось пленных, работавших на строительстве дороги, перегнать в соседний концлагерь, расположенный в ущелье. Скала, нависавшая над бараками, давно была начинена взрывчаткой. Ждали приказа из Берлина.
Встречая офицеров генштаба и представителей различных военных ведомств, Загер каждый раз ожидал, что получит от кого-нибудь из них секретный пакет с последней командой. Но пакет задерживался, и это раздражало Загера.
После проводов очередного гостя до решетчатых ворот в подземелье начальник концлагеря, покусывая губы, торопился к выходу из туннеля. Здесь его ждала машина. Он садился рядом с шофером, Диана прыгала на заднее сиденье, и раздосадованный Загер уезжал изучать свои гороскопы.
Однажды в машине задурил мотор. Занял место Загер, уселась Диана, и мотор не заводился. Выругавшись по поводу свеч, шофер выскочил и подмял капот.
В это время раздались пронзительные свистки. Пленные, работавшие невдалеке от жерла туннеля, бросились прочь с дороги. Из-за поворота выехали две машины с предостерегающими знаками. Они везли взрывчатку.
Это был тот момент, которого так долго ждали пленные.
Укрывшись на склоне за кучу щебня, одна из женщин присела и вытащила из-под рваной кофтенки тот самый рукав от Фединой рубашки, который он когда-то наполнил камешками и надел на шею своему другу. К женщине подскочил Федя, подозвал Мохнатку. Тот не сопротивлялся — привычно подставил голову под хомут, в котором теперь лежали не камешки, а куски тола.
Вспыхнула спичка. Услышав повелительное: «Ма! Ма!» — Мохнатка побежал к Диане, которую он давно заприметил у входа в туннель.
Неудобный груз оттягивал голову книзу. Дымящийся шнур волочился сзади по земле. Но Мохнатка весело скакал по дороге вровень со второй машиной.
Гитлеровцы, охранявшие пленных, увидели его и заметили на шее странный тряпичный узел. Пока они раздумывали и удивлялись, машины со взрывчаткой и Мохнатка с тяжелым ошейником миновали их.
Первый почувствовал какое-то смутное беспокойство Загер.
— Скоро? — зло окликнул он шофера, не спуская глаз с приближающихся машин и скачущего рядом с ними мохнатого комка. Потом рысьи глаза Загера приметили дымок, вившийся сзади собаки. А еще через секунду, холодея от ужаса, он вскочил, выхватил парабеллум и с лихорадочной поспешностью стал стрелять в Мохнатку.
Водитель передней машины прокричал что-то Загеру и, газанув, въехал в туннель. Вторая машина остановилась у входа.
— Взрывчатка! — испуганно заорал шофер, приоткрыв дверцу кабины. — Взрывчатку везем!
А Загер все стрелял, белый, обезумевший от страха. Одна из пуль царапнула Мохнатку. Он жалобно взвизгнул. Диана коротко гавкнула в ответ и бросилась сзади на плечи Загера. Сцепились и замелькали в машине два тела. Но тут земля дрогнула, у входа взметнулся смерч. Его смяло огромным языком пламени, которое вырвалось из туннеля. А затем от еще более мощного удара качнулись скалы. Гора, в которой строился секретный завод, раскололась, раздалась и с грохотом осела вниз, засыпав и туннель, и дорогу. И долго еще средь скал и ущелий гремело эхо.
Миша Топорков возвращался из деревни в родной город. Вез килограммов шесть муки, выпрошенной у дальних родственников. Радостно прислушиваясь к перестукиванию вагонных колес, Миша представлял, каким теплом засветятся глаза матери, когда она увидит его целым и невредимым, да еще и с мукой! «А боялась отпускать! — подумал он. — Да я любого фашиста обведу!» И вспомнилось ему, как он полз по канавам, обходя стороной заставы, как врал полицаям, что живет в соседней деревне, как прятал от завистливых глаз мешок с мукой.
Сейчас этот драгоценный мешок лежал у всех на виду. Миша небрежно упирался в него грязным рваным ботинком. Ни один человек не мог заподозрить, что на заплеванном полу вагона под ногами у худого, замурзанного мальчика валяется такое сокровище.
Проезд по этому маршруту считался свободным, билет у Миши был, и он не очень опасался контролеров и эсэсовцев, которые почти на каждой остановке заглядывали в вагон.
В семи километрах от города поезд остановился у зловеще красного глаза светофора, потом попятился и вполз задом в тупик.
Пассажиры заволновались. Неожиданная остановка ничего хорошего не предвещала. Фашисты могли устроить облаву и погнать всех на какую-нибудь срочную работу или даже отправить в этом же составе в Германию. Не то еще бывало в годы «нового порядка», принесенного гитлеровцами.
Миша был решительным пареньком. Он не стал дожидаться и выяснять причину остановки. Подхватив мешок, он проскользнул в тамбур, спрыгнул на насыпь и, не оглядываясь, скатился по откосу в густой березняк, зеленым морем разлившийся вдоль железнодорожного полотна.
Пробежав метров триста, Миша достиг кромки старого леса и залег в яму у вывороченной с корнем сосны. Спрятался он инстинктивно. Эта привычка выработалась в нем за два года жизни в оккупированном фашистами городе. Не успел Миша отдышаться, как из-за деревьев показался мужчина с корзинкой. Миша не удивился. Летом грибы были основной пищей многих жителей опустошенного города.
Мужчина шел прямо к упавшей сосне. Еще секунда — и он бы увидел мальчонку. Но справа раздался легкий треск, который отвлек внимание грибника. Из кустов вышел второй мужчина — тоже с корзинкой. Они посмотрели друг на друга. Первый спросил:
— Как дела, приятель?
— Плохо! — ответил второй. — Грибы как корова языком слизала!
— У меня не лучше… Есть закурить?
— Найдется самосад.
Они присели на ствол сосны. Миша услышал, как чиркнула спичка. Затем без всякого перехода один из мужчин заговорил быстро, но довольно тихо:
— Никаких заданий пока не будет. Продолжайте работать в госпитале. Человек вы новый — Самсон приказал акклиматизироваться, врасти, корни пустить — и крепкие, чтобы ни одна свинья не подкопалась! Документы у вас добротные — никаких проверок не бойтесь. Для связи даем вам две урны: одна на углу Первомайской и Белой, вторая — в сквере напротив ресторана «Летний». Бумага синяя. Бросать в семь утра. За грибами приходите сюда седьмого и двадцать второго числа каждого месяца. Если потребуется, вас встретят или оставят записку в корнях этой сосны. Не торопитесь. В ближайшие недели от вас ничего не ждем. Но, если узнаете что-либо важное, — почтовый ящик в урне всегда работает. Ясно?
— Да.
— Все запомнили?.. Повторите.
— Две урны: в сквере напротив ресторана «Летний» и на углу Первомайской и Белой. Бумага синяя. Бросать в семь утра. Седьмого и двадцать второго приходить сюда за грибами.
— Правильно. Теперь я тронусь, а вы уйдете через десять минут. Покурите пока… Ни пуха!..
Миша слышал весь разговор. Его охватило непонятное чувство: не то восторг, не то страх. Сначала ему стало жарко, а потом бросило в холод, точно ледяным ветром дохнуло на него от подслушанной тайны.
Случай давал ему то, чего он так долго добивался.
В городе знали, что где-то в лесу существует партизанский отряд. Было известно, что командира зовут Самсоном, что партизаны нередко появляются в городе. Сам Миша два раза находил листовки, разбросанные партизанскими разведчиками.
Но что листовки! Мише и трем его бывшим одноклассникам хотелось увидеть живых партизан. И не только увидеть, но и сказать… Они знали, что сказать! У ребят была подготовлена речь, убедительная и короткая. Миша помнил ее наизусть: «Мы — пионеры шестого класса двенадцатой школы — просим командира товарища Самсона дать нам боевое задание. Клянемся выполнить его или умереть!» Миша твердо верил, что, выслушав такую речь, партизаны обязательно примут их в отряд.
