Беседа была долгая, но она вся состояла только из описания различных уголков пройденных мест и встреченных животных, причем о самих животных говорилось мало, почему я в этот вечер не прибавила к своему запасу сведений ничего существенного.
Наконец, наступила лунная ночь. Приятели и Джума разлеглись на хуржунах в одежде, прикрывшись, кто чем: Джума одним из своих халатов, которых на нем было одето всего около пяти, а приятели черными плащами и тоненькой беленькой кошемкой. Я поуютнее уселась у мешка с паклей для набивки шкурок и тоже задремала.
Среди ночи я была вдруг разбужена: слышались тихие крадущиеся шаги какого-то животного. Недаром я была представительницей одной из чутких пород. В ближайшем кусту появилась тень, загородившая дорогу свету полной луны; я выглянула из своего уголка и увидела огромную крапчатую кошку, осторожно ползущую с горы к источнику. Ее длинный хвост слабо извивался у самого кончика. Сверкающими глазами глядела она на трех ишаков, привязанных у самого бивуака возле места, где спал Джума, но взгляд, брошенный ею на спящую человеческую фигуру, вдруг заставил ее как-то съежиться и, собрав в комок все свое длинное тело, она присела в позе, готовой к быстрому прыжку. Лицо ясно говорило об удивлении.
— Вот тебе раз, — думал изумленный зверь, — крался к длинноухим, а наткнулся на двуруких. Что тут будешь делать? Неужели удирать?
В это время одна из его предполагавшихся длинноухих жертв, должно быть, почуяв врага, повела ушами и, захрапев, издала одну из нот обычного крика.
Весь лагерь сразу всполошился, но когда все трое людей, отвернув покрывала, оглянулись кругом, поблизости уже никого не было, и только я одна была свидетельницей, как за секунду до этого в лучах луны метнулось длинное крапчатое тело, скрывшееся во мраке ближних зарослей. Легкое колебание ветвей и листьев свидетельствовало, что зверь быстро убегал прочь.
— Ложная тревога, — объявил, зевая, Николай Сергеевич, и, завернувшись, опять улегся на месте.
— Джуль-барс? — прошептал вопросительно Джума.
— Ну вот уж и джуль-барс! — сказал с сомнением Константин Егорович. — Станет он тебе бродить так низко в ущелье. И гиены — и той, вероятно, не было! Спи-ка, пока ночь не прошла!
Джума, успокоенный, пошевелил палочкой костер, отчего в нем засверкали потухшие было искорки и тоже, накрывшись, лег.
Это был не джуль-барс (тигр), которого я знала по зверинцу, но, очевидно, кто-нибудь из его ближайших родственников вроде барса, пантеры или леопарда, знакомых мне по тому же зверинцу. Во всяком случае, я была рада его исчезновению, а еще более тому, что моя дружба с людьми защищала меня от опасностей близкой встречи с большими кошками. Я их все же побаивалась и, конечно, не без основания.
Остаток ночи прошел благополучно и спокойно, если не считать различных шорохов от приближавшихся, очевидно, к источнику животных. Шорохи эти, однако, скоро останавливались где-то невдалеке, и новый шум уже свидетельствовал об удалении. Крадущееся существо скоро замечало присутствие людей, а, может быть, пугалось легкого дымка от горевших прутиков костра.
Под утро появились новые, неопасные гости. Сверху спускались лётом какие-то черные птицы, но вскоре, не долетев, убрались назад, а на самой вершинке гор показались какие-то движущиеся точки.
— Э-э! Микулай-баяр, — так звал Джума Николая Сергеевича — Тякя![26] Атмак якши[27].
— Где ты видишь баранов? — спросил мой хозяин и, достав из сумки двойную трубку, стал разглядывать место, указанное Джумой.
— Ну, друже, никакого тут атмака не выйдет: к ним, брат, не подберешься.
— О чем он говорит? — спросил Константин Егорович.
— Говорит, что хорошо бы стрельнуть вон в ту точку, которую, я думаю, не всякий и в бинокль-то разберет, что это дикий баран, идущий, вероятно, все к этому же источнику. Он теперь, наверное, уже заметил нас.
— Может быть, и нет, а, конечно, подкрасться к нам, да еще по этой круче, нелегко, да и он, разумеется, в конце концов увидит, кто сидит у его водопоя. Это, вероятно, вожак, ведущий свое стадо.
На этом все и кончилось. Точка, в которой, кроме Джумы, никто, действительно, не признал бы горного барана, вскоре куда-то скрылась.
— Ну, в дорогу! Джума, собирай все и иди по ущелью за нами тропой, а мы пойдем вперед. У второго ключа раскладывайся вновь, — сказал Константин Егорович и начал снаряжать себя в дорогу.
Скоро мы с Джумой остались опять одни с тремя ишаками. Выйдя на главную тропинку ущелья, мы направились далее вверх, следуя руслу бывшего здесь весной потока.
Растительность становилась все гуще и гуще. Кустарник сменился древесной растительностью. Даже жар поднимающегося солнца становился как будто слабее от аромата смолистого древесного запаха.
Прикованная укороченной цепью — Николай Сергеевич находил это удобнее — я по-прежнему восседала наверху, между двух отделений пестрого хархуна, наполненных припасами. В одном месте мы проехали мимо куста, на верху которого, раскинувшись по ветвям, лежала длинная змея. Увидя приближающийся караван, она спустилась и скрылась в чаще другого пышного куста. В другом месте, на скале я увидела все признаки пробившегося ключа; но, выбегая каплями на скалу, он только овлажнял ее камни и испарялся от жара солнца, не образуя, хотя бы крохотной, лужицы, тем не менее он приносил очевидную пользу животным низшего порядка, и я видела, как около потной скалы носились разные крылатые насекомые.
Пользуясь медленным передвижением ехавшего сзади Джумы, мой ишак, забежав, останавливался и щипал траву. Во время таких остановок я и разглядывала летающих у скалы насекомых. Вдруг с ближайшего большого камня сорвалось какое-то странное животное, похожее на короткий обрубок дерева или длинный осколок камня. Я успела заметить, как летавший около камня шмель вмиг исчез в его пасти. Это была большая чешуйчатая, очень шершавая ящерица, поймавшая шмеля в своем скачке. Она тут же взбежала обратно на камень, с которого спрыгнула, и принялась ждать жертвы из числа порхавших созданий.
Это был новый для меня способ охоты чешуйчатых хищников, и я невольно подумала: не для того ли самого лежала на кусте только что встреченная мной змея?
Джума подъехал, и тронувшийся с места ишак увез меня дальше, лишив возможности видеть продолжение охоты ящерицы. Вдруг осел мой шарахнулся в сторону: у придорожного куста на солнечном припеке медленно ползла по скале толстая змея, в которой я немедленно узнала родную сестру той, чья голова красовалась в кабинете Константина Егоровича. Словно сознавая свое могущество, ужасная гадина ползла очень медленно, как бы нехотя уступая дорогу животному, шедшему к тому месту, где она собиралась погреться на камнях. Ишак уперся на месте и, вытянув уши по направлению к змее, в нерешительности затопотал ногами. Подъехавший Джума тоже увидел змею. Он с непривычной для него быстротой соскочил с вьюка и, выломав какой-то попавший под руку сук, быстро оборвал с него ветви. Подбежав к змее, он хватил плашмя по ее телу и тотчас же отскочил в сторону. Гадина зашипела и свилась в кольца; подняв противную голову и разинув пасть, на секунду она остановилась. Шея ее раздулась до невероятности, но в то же время стала удивительно плоской. Потом, распустив кольца змея вновь поползла прочь. Джума побежал и снова ударил ее. Гадина мгновенно извернулась и укусила сук. Я видела, как капля ее ужасного яда сверкнула у ее больших зубов. Однако змея не искала борьбы и вновь попыталась уйти. Тогда Джума, бросив сук, сорвал с хуржуна повешенную было нагайку, подскочил и с силой вытянул по кольцам змеи. Удар был очень удачен, так как змея сразу потеряла свою гибкость и ошеломленная осталась на месте. Джума снова ударил и снова отскочил прочь. Очевидно, он переломил ей кости, так как змея вертела только головой да некоторыми частями длинного тела, не будучи в силах передвигаться далее. Увидя это, Джума начал наносить ей учащенные удары и скоро привел змею в состояние, не внушавшее больше опасности. Животное несомненно было убито. Тогда Джума подцепил змею на брошенный было сук и понес ее к своему хуржуну. Змея висела, как плеть. Из головы ее сочилась капельками кровь, а, быть может, и яд. Достав из хуржуна какую-то тряпку, Джума завязал в нее труп гадины и привесил его к моему хуржуну. Признаться, соседство было не из приятных, хотя я не думала, чтобы змея могла очнуться. Короткий хвост ее торчал из тряпки, и я могла вблизи рассматривать крупную и блестящую чешую одного из ужасных пресмыкающихся хищников.
Мы тронулись далее, взбираясь по крутой тропинке, и Джума, усевшись в любимой позе, боком на седло, в сотый раз замурлыкал какую-то песню, должно быть, победную.
Дорога пошла по широкому ущелью, еще более заросшему деревьями и травой. Наконец, чуть заметное журчанье показало нам, что мы находимся вблизи более мощного источника. Действительно, сквозь кусты и камни я увидела черную расселину, от которой несло даже сыростью, столь отрадной в этой стране неумолимой дневной жары.
