— Ничего себе!
— Ну, ты даешь! — восхитились сестренки. Одна вытащила из волос заколку, внимательно рассмотрела ее и с удивлением отметила: — Точно, нет черных полосок. Дай-ка, Сашка, твою… А на этой есть. Ты, Галя, прямо Шерлок Холмс! А что скажет доктор Ватсон? — Маша с любопытством посмотрела на Ольгу.
— А доктор Ватсон может только удивляться способностям своего патрона и ничего более, — развела руками Ларионова.
— А ты что молчишь, Оксанка? — Маша обратилась к своей однокласснице. — Ты ведь нас никогда не путаешь. Как тебе это удается?
Панасюк тонкими пальчиками заправила за уши короткие прямые волосы, пожала плечами и сказала:
— Н-не знаю… Мне кажется, заколки тут ни при чем… У Машки взгляд открытее и в то же время решительнее, а Сашка все время какая-то настороженная. У них вообще характеры разные, они на все по-разному реагируют. В общем, я не знаю… Но для меня Саша и Маша — два совершенно разных человека. Я не могла бы их спутать друг с дружкой.
— Вот видите, — Маша улыбнулась, — мы совершенно разные люди, только очень похожие внешне! А вы не пытались своих близнецов различать по чертам характера? Они ведь здорово отражаются на внешности.
— Чего я только не пыталась… — грустно покачала головой Ольга. — Ничего не выходит, потому что наши Добровольские специально культивируют свою похожесть. Она им очень выгодна. Например, совсем недавно зачет по геометрии два раза сдавал один и тот же. А стихи Пушкина на литературе два раза читал другой братец. Мы должны были выучить каждый по пять стихотворений, так представьте: Добровольский два раза сдавал разные стихи, то есть выучил целых десять штук!
— Ну вот! Вы же смогли понять, что отвечает один и тот же! — заметила Маша.
— Это все благодаря Галкиным шерлокхолмсовским способностям: по «молниям» на школьных сумках определили, что геометрию сдает сумка без язычка на «молнии», а стихи читает сумка с полноценной «молнией».
— То, что вы сейчас рассказали, доказывает, что ваши близнецы совершенно разные люди, — вступила в разговор Саша.
— И это ты заключаешь из того, что у одного сломалась «молния», а у другого — нет? — усмехнулась Галка.
— Возможно, что это тоже некий показатель.
— То есть? — удивилась Ольга.
— Наверняка один из братьев более порывистый и резкий, а потому сильней дергал свою «молнию», вот она и потеряла язычок. Но гораздо важнее другое. Один из ваших Добровольских, тот, который запросто два раза сдает геометрию, скорее всего, как все математики, человек рациональный, прямой, более решительный и, возможно, даже суховатый. А второй, любитель Пушкина, наверняка мягкий и романтичный. Скорее всего, один в подчинении у другого.
— У вас тоже так? — спросила Галка.
— Конечно, — улыбнувшись, согласилась Саша. — У нас Машка — главная! Она все решает. Разве вы не заметили?
— И тебя это устраивает?
— Вполне. Мне неинтересно руководить. Пусть это делают те, кому нравится. Я думаю, Машка, натренировавшись на мне, станет во главе какого-нибудь предприятия. Ее уже сейчас интересует менеджмент и всякое такое.
— А тебя? — спросила Галка.
— А я еще не решила, что буду делать дальше. Мне многое интересно. После девятого мы обе пойдем в десятый, а потом… У меня будет еще время подумать. А вот Оксанка наша уже все о себе знает на десять лет вперед — она чуть ли не ночует в Третьяковской галерее, искусствоведом хочет стать.
— Не может быть! — рассмеялась Ольга.
— А что тут смешного? — рассердилась Панасюк, и кончик ее вздернутого носика покраснел.
— Ничего смешного в этом, конечно, нет! — поспешила успокоить ее Ларионова. — Просто… у нас в классе есть один мальчик… Телеви… то есть Петр Казбеков. Тебе будет интересно с ним поговорить, потому что он — знаток нашего Русского музея и тоже хочет заниматься искусством. Он тебе может даже Цвингер показать. У него такие фотографии!
— Он был в Германии? — восхитилась Оксана, и от возбуждения краска с носика расползлась на все ее маленькое личико.
— В общем, он тебе все сам расскажет, — закончила разговор на эту тему Ольга, заметив себе, что Панасюк, в отличие от нее, оказалась культурным человеком, поскольку о Цвингере знала. Ольге стало стыдно за себя, и она поспешила перевести разговор на другое: — Не кажется ли вам, девочки, что мы опоздаем на дискотеку, если немедленно же не выйдем из дома?!
Глава 8
Дискотека с сюрпризами
Как девочки ни торопились, а все же немного опоздали. Они вошли в актовый зал, когда на сцене уже стояли петербуржцы, занятые в литературно-музыкальной композиции, посвященной родному городу. Галка с Ольгой в унисон охнули, бросили гостей и поспешили занять свои места рядом с друзьями. Через пару минут еле успевшей отдышаться Ольге уже пришлось читать чудные стихи Николая Агнивцева:
Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов, —
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!
Ольга любила стихи, любила свой город. Сейчас ей казалось, что на нее из зала смотрит Саша Добровольский, большой любитель Пушкина, и она читала нравившиеся ей строки ему одному:
Скажите мне, что может быть
Прекрасней дамы петербургской,
Когда она захочет свить
Любви изысканную нить
Рукой небрежною и узкой?
Потом одноклассники читали стихи Поликсены Соловьевой, Дмитрия Цензора, Владислава Ходасевича, Бенедикта Лифшица, Вячеслава Иванова и других поэтов Серебряного века. Девятиклассники специально выбрали не слишком громкие поэтические имена, чтобы в их выступлении не было ничего школярского, зазубренного, набившего оскомину. Стихи сопровождались музыкой Чайковского и Глиэра, а на белом заднике сцены шел видеофильм о Петербурге, снятый Катаняном с Казбековым. Притихший зал оценил выступление 9-го «А» и по окончании композиции обрушил на них настоящий шквал аплодисментов.
После культурной программы объявили дискотеку. Галка с Ольгой разыскали близняшек с Оксаной и с ними вместе заняли места напротив сцены, где ребята устанавливали огромные колонки.
— Ума не приложу, куда он делся! — шепнула Ольге Галка, оглядывая присутствующих в зале.
— Ты про Катаняна? — уточнила Ларионова.
— Ну да…
— Наверняка они с Телевизором видеокамерой занимаются. Договорились же, что они по очереди будут снимать наш вечер, — попыталась успокоить ее Ольга, но Галка, смешно вытянув шею, продолжала озираться по сторонам. Ольга тоже стала обводить взглядом зал и тут же наткнулась на Добровольских. Оба смотрели в их сторону.
— Оля, — ткнула ее в бок Маша, — вижу, что ваши близнецы разные. По крайней мере сейчас они думают о совершенно разных вещах. Ты присмотрись внимательней. У одного в глазах любопытство — он разглядывает нас с Александрой и, возможно, тоже пытается отличить, где кто. А второму мы совершенно неинтересны. У него в глазах тревога, и глядит он, по-моему, только на тебя.
Ольга перевела взгляд на Добровольских и вздрогнула. Маша была права. Один Доброволец смотрел прямо на нее и нервным движением потирал щеку. У Ольги сладко замерло сердце, но она тут же взяла себя в руки. Не раскисать! Она очень хорошо помнит разговор братьев в зимнем саду Аничкова дворца. Им надо утрясти с ней какой-то вопрос, и в этом все дело. Видимо, москвички правы. Сашка — не математик и боится, что Ольга его выдаст Нине Петровне. Если она это сделает, то сгорят синим пламенем Сашкины четверки по математике в аттестате, а на исправление всего полгода осталось. Если Пашка всю жизнь решает за брата задачки, то у Сашки ничего вообще не выйдет. Есть отчего прийти в нервное состояние. Ольга показала Добровольцу язык и отвернулась от него.
Ребята на сцене наконец закончили устанавливать аппаратуру и выключили верхний свет. В полной темноте к микрофону прошла какая-то фигура, и прозвучал голос Сергея Павловича, завуча по внеклассной работе:
— Я, конечно, понимаю, что вам очень нравится сгустившаяся темнота…
Зал одобрительно зашумел, а завуч продолжил:
— Но хочу напомнить, что только-только начался новый год и мы еще находимся в состоянии новогодних праздников. Поэтому предлагаю зажечь елочку. Не забыли еще, как это обычно делается на детских утренниках?
— Елочка, зажгись! — выкрикнул кто-то из глубины зала.
— Совершенно верно! — обрадовался завуч, в школьном просторечье именуемый Палычем. — Только эту замечательную фразу крикнуть нужно всем вместе и громко! Итак, три, четыре…
— Елочка, зажгись! — нестройно и вразнобой откликнулся зал.
— Стыдно! — по-прежнему из темноты донесся голос Палыча. — А еще девятиклассники! Первачки так кричали, что стены дрожали, а вы… Ну-ка, еще раз: три, четыре…
