— Платят, говоришь?
— Как же иначе! Каждую субботу наличными на руки. Каменщик получает свое, плотник — свое, а подручные — опять-таки свое. Те, которые постарше и посильнее, получают больше, но и те, кто помоложе, говорю тебе, получают прилично…
Вицек стоит в нерешительности. Что собственно делать? Может быть, вернуться и посоветоваться с матерью? Но известно ведь, что скажет мать: «Учись ремеслу, а я сама как-нибудь перебьюсь…»
— Ну, ты так долго не раздумывай, завтра приходи к семи, буду ждать около парка; сейчас же скажу подмастерью. Один парнишка ушел от нас, сможешь работать со мной на пару, — уговаривает Тосек.
— Ладно, может, приду…
— Чудак этакий! Такой случай: работать на пару с приятелем — это ведь лучше, чем одному явиться. Что ж, думай до утра — у тебя есть время. Если к семи тебя не будет, тут же кто-нибудь другой найдется.
Медленными шагами возвращается Вицек к мастеру.
Пан Гжегож качает головой.
— Ну какая это работа? Молод ты еще, сил у тебя не хватит. Сорвешься с лесов или еще что…
Жена мастера так и всплеснула руками:
— Поглядите только, как до денег жаден! Поживешь тут, ремеслу научишься, будешь иметь верный кусок хлеба в руках. Плохо тебе, что ли, здесь? Обижают тебя?
— Нет, нет, — смущенно бормочет Вицек, — никто не обижает…
— Я думаю! Еще ни один ученик от нас не убегал. Кров над головой имеешь, кусок хлеба имеешь, чего же тебе еще нужно?
— Зарабатывать хочу…
— А к чему тебе это? Голодный не ходишь, одежу получил, какой тебе еще заработок? В твои годы учиться надо. Придет время и для заработков.
Грусть проникла в сердце Вицека.
— Ничему я здесь не учусь! — выпалил он, и сразу страх охватил его.
Не слишком ли резко сказал он это? Здесь к нему хорошо относились, никто худого слова не сказал, не то что у других мастеров, как он от других парнишек слышал, — и ругают и пинка дают.
У мастера усы ощетинились, и круглое, добродушное лицо его побагровело.
— А ты чего хотел? Сразу столяром стать? Нигде на свете этого не бывает. Спроси Ендрека, кого хочешь спроси! Сперва надо ко всему легонько, издалека присмотреться, с мастерской сжиться, а потом уж можно понемногу и за науку взяться. Не стругал ты уже разве рубанком? Не подбирал досок для того буфета? Какой ты быстрый! Три года продолжается учение, и так оно положено. В столярной мастерской работать — это не то, что картошку с тарелки сгребать да в рот класть!
Вицек слушал, опустив голову, и все сильнее становилась в нем уверенность, что к семи утра он будет у парка.
— А в конце концов, милый мой, десять на твое место найдется. Я тебя не держу. Ступай, если хочешь. Но я знаю: один день тебя с ведрами по лесам погоняют, и охота у тебя пропадет. Можешь идти. Когда это? Завтра?
— Завтра…
— Что же, иди. Помни, что тебя не выгоняют. Посмотришь, попробуешь эту сладкую жизнь, а вечером приходи. Мне-то кажется, лучше в мастерской хоть бы и двенадцать часов вертеться, чем там восемь.
— Молод ты еще, не по твоим это силам, — добавила жена мастера.
— Пусть попробует! Не легкий это хлеб, нет! Но что ты будешь убеждать его? На собственной шкуре испытает, тогда скажет: да, вы были правы! А так, с чужих слов, еще никто уму-разуму не научился.
Ну, и пошел Вицек спать с тем, чтобы утром отправиться к парку, как говорил Тосек.
По правде говоря, его пробирал страх. Когда Тосек рассказывал ему, все казалось как-то иначе, а теперь снова выглядело по-другому. Что, если не выдержит, как предсказывает жена мастера? И что это за леса, о которых говорил мастер? А что, если не справится, если его там только на смех поднимут — слишком слабый, мол, и слишком мал? Хотя, собственно говоря, он был рослый, все ему давали пятнадцать лет, несмотря на то, что было ему всего тринадцать.
«Будь что будет! Не справлюсь — сюда вернусь», — решил он, наконец, и это его успокоило.
Он проснулся чуть свет. Сердце его громко билось, он не мог проглотить кофе, которое ему дали на завтрак. Побежал быстро к парку. Тосека еще не было, да вообще еще никого не было. Поглядел на стройку — уже довольно высоко поднялась стена красных кирпичей. Сбоку, в огромной четырехугольной яме, застыла, как сметана белая, известь. Дальше высились горы песку. Вицек стоял и глядел.
Как это она делается, эта ровнехонькая красная стена, на которой каждый кирпич обведен белой полоской извести? Как это тащат кирпичи так высоко, выше второго этажа, до которого уже дошла стена? Как это удается так ровнехонько вымерить четырехугольники для окон и дверей, зияющие теперь темными отверстиями?
В голове его никак не укладывалось, что когда все это будет закончено, встанет такой же каменный дом, какие рядами стоят по обеим сторонам улицы. Такой же, как тот, в котором он живет, только повыше…
— Пришел? А я думал, не придешь.
Тосек стоял возле него. Вместе с Тосеком пришли на стройку и другие. Вицек ни разу не взглянул в лицо подмастерью, который по просьбе Тосека принял его на работу.
— Работал когда-нибудь на стройке?
— Нет.
— Справишься?
— Почему не справиться! Парень сильный, хоть куда! — быстро вмешался в разговор Тосек. — Ведь ему уже шестнадцатый год пошел.
— Шестнадцатый? — спросил подмастерье, и Вицек почувствовал, что у него вдруг в горле пересохло. Он был не в состоянии выжать из себя слово и только кивнул головой.
— С Тосеком будешь работать, он тебе покажет, что и как. Прозодежда у тебя есть?
Вицек раскрыл рот от удивления.
— Какая такая прозодежда?
— Рабочий костюм, пижон ты этакий! — просвещал его Тосек. — Этот у тебя сразу так перепачкается, что сам его не узнаешь. Другого костюма у тебя нет?
Вицек рад был теперь, что в новом костюме распоролся рукав и мать велела принести его для починки. Если бы не это, наверняка надел бы сегодня праздничный костюм, чтобы иметь более приличный вид.
— Это и есть рабочий костюм.
— Жаль, еще хороший… Ну, пойдем, — сказал Тосек, — сейчас работа начнется.
Собиралось все больше рабочих. Каменщики, плотники, подручные, парни и девушки.
Узнал Вицек, что такое леса. Вначале ему казалось, что он слетит с этих наклонно лежавших досок с поперечными планками, тем паче что тянуло вниз тяжелое ведро с известью, которое он нес вместе с Тосеком на шесте, положенном на плечи.
Они вдвоем обслуживали трех каменщиков.
— Извести! — громко кричал на всю стройку молодой веселый каменщик.
И они забирались на леса и тащили ведра с известью. Вицеку казалось, что такого количества извести должно хватить на целый дом. Но едва он успевал вытереть пот с лица и расправить плечи, как сверху уже доносился крик:
— И-и-известки!
И снова они торопливо наполняли ведра и снова взбирались вверх по лесам.
— Да ты же весь мокрый! — весело крикнул молодой каменщик. — В первый раз, что ли?
— В первый! — просопел Вицек и заметил, что от усталости у него перед глазами мелькают черные тени.
— Ничего, пляши, брат, пляши! В первый раз труднее всего. Да, это не игрушки — ведерко тащить!
— А что будет, когда придется тащить на третий этаж? Никак не справимся, — с отчаянием в голосе шепнул Вицек Тосеку.
— Ну и глупый же ты! Иди, иди, вытянем…
Работали. Вицек стиснул зубы. Руки у него болели. Ему чудилось, что плечо, на которое опирался шест, раздробилось под этой тяжестью. Первое ведро — это пустяки. Каждое новое ведро казалось все тяжелее. На непривычных ладонях вскочили огромные волдыри. Горели ноги. В башмаки набралось много песку, но некогда было снять их и высыпать песок. Оттуда, сверху, подгоняли крики:
— И-и-известки!
Взбираясь вверх, надо было вдобавок хорошенько следить, чтобы не столкнуться с подносчиками, тащившими наверх на деревянных козлах целые пирамиды кирпичей.
В ссадины на ладонях набивалась известь и невыносимо жгла.
— Не останавливайся, не останавливайся, так хуже! — советовал ему Тосек, когда Вицек хотел на секунду остановиться, чтобы перевести дух.
И Вицек быстро спускался вниз, вместе с Тосеком накладывал доверху известь в ведро и снова брел наверх.
Он видел в пролет, как быстро растет красная стена, как слоями ложится кирпич, как из сплошной стены вдруг выступают нижние очертания будущего четырехугольного окна, как красиво складываются кирпичи на углах.
— Подай-ка отвес, там упал, — сказал кто-то, и Вицек долго искал глазами этот отвес.
Смеялись над ним: не знает, что как называется и для чего что нужно, не знает даже, что такое отвес! Веселый каменщик стал показывать ему разные инструменты. Но Вицек почти не слышал. В ушах у него шумело, пот заливал глаза, хотя день был совсем не жаркий.
— Ну, ребята, обед! — крикнул кто-то, и работа вмиг остановилась.
