у зеркала, перебирая разные цвета бантов и заколок. Она не просто выбирала, а смотрела, какой цвет соответствует настроению. При этом Верони давала свое название каждому цвету. Так, голубая лента была цвета «воздушный шарик». Мама часто пожимала плечами, не понимая, причем здесь шарик. И только однажды попросила рассказать. А Верони — та еще выдумщица — охотно делилась фантазиями.
— Когда несешь в руках воздушный шарик и смотришь вверх, он такой яркий на фоне неба, а оно голубое, а шарик может быть любого цвета, на фоне неба он как планета. Поэтому голубой.
Мама все равно не понимала, но, улыбаясь, добавляла:
— Надо записать.
Что мама хотела записать и куда, Верони не спрашивала. Ей просто нравилась мамина реакция. Еще были банты цвета луны, клубники, мягких зефирок и ягодного компота. А ягодный компот — это совсем не красная, а коричневая лента, которая была так же нелюбима, как и напиток.
Шмель продолжал неугомонно летать над цветком. Казалось, что он выписывает восьмерки, будто это был единственный цветок на поляне. Послышался шум, и шмель спрятался под ромашку. Когда Верони оглянулась, то увидела взъерошенного Фета. Похоже, тот крепко уснул на ветке дерева, и, переворачиваясь, упал в гамак. Фет и гамак качались, будто по разной траектории. Кот пытался делать вид, что так было задумано. Гамак же раскачивался всё сильнее, но не от ветра, а от того, кем хотел казаться Фет. А Фет хотел казаться молодым котом, который прыгает в гамак или еще куда угодно, для того чтобы пошалить. Но никак не потому, что лапы поехали от удовольствия во сне.
Верони засмеялась и сказала:
— Фет, ты не ласточка, и не шмель, а летаешь, — А затем девочка развела в руки в стороны и загудела. Шмель вынырнул из-под цветка и уселся на ромашку. Дымчатый котяра встряхнулся, пытаясь привести себя в порядок. Верони пробежав кружок вокруг гамака, как умелый лётчик, остановилась и произнесла:
— Интересно, а почему коты не летают?
Фет громко вздохнул. Полёт с яблоньки на гамак ему не понравился. Да и в целом он больше прыгать любил. Лежать на солнце и еще есть, конечно. Обязательно вкусно есть, но не летать. Как же объяснить, что не все могут летать, даже если у них есть крылья?
Кот у бабули был, однозначно, не простым. Однажды бабушка призналась, что ей кажется, будто Фет научился где-то читать мысли.
Фет уже немного знал Верони, и он понимал: легче будет объяснить девочке почему не все летают, чем разгоняясь делать вид, что ты молодой самолетик. Только как это сделать, Фет еще не придумал. Вдруг вдалеке Верони увидела Тимошу. Мальчик бегал по траве, а в его руках виднелся яркий воздушный змей.
— Фет, а пойдем, полетаем вместе с Тимошей, — предложила Верони и подмигнула коту. Улыбка кота стала такой широкой, что усы коснулись самих ушей. Так кот был счастлив зная, что Тимофей точно сможет объяснить Верони даже самое сложное.
— При-иве-е-ет, Тимофей. Я там рассматривала шмеля. Он кружился вверх-вниз, вверх-вниз. А потом с яблоньки полетел вот этот хвост. И мне стало интересно, почему коты не летают, — очень быстро рассказывала Верони. — А потом я увидела тебя со змеем.
Тимоша рассмеялся.
— Коты не летают, потому что они коты. Они от природы не летают. Они же охотники, видят хорошо в темноте, могут лазить по деревьям, а летать не могут. Не все птицы даже летают. Ты знала, что пингвины — это птицы, а они не летают?
Услышав про пингвинов, Фет гордо вытянулся, помахав передними лапами в знак согласия. А Тимофей продолжил:
— Летать могут практически все, у кого есть крылья. У котов их нет, а если бы и были, это были бы уже не коты. Но в энциклопедии написано, что летать могут некоторые виды рыб. А люди летают на самолете или воздушном шаре. У воздушного змея вот есть крылья. Я его сам смастерил, — Тимофей показал на конструкцию.
Фет захотел рассмотреть поближе и прыгнул к змею, затем под него, перекрутился в воздухе, и вернулся на землю. Тут же появились волшебные искры, которые исходили от лап и усов. Воздушный змей сам поднялся в воздух и полетел, огибая ветки деревьев, кружа над детьми, ромашками, шмелем. Все выше и выше, к облакам.
Верони заворожено смотрела вверх и уже придумывала новый цвет. А Тимофей любовался белыми крыльями, представляя что это самолёт. Когда воздушный змей устремился дальше, вдоль тропинки, дети побежали за ним. Он покружился еще несколько кругов и плавно опустился на траву.
Тимофей присел рядом со змеем. Он даже не представлял, что могут произойти такие чудеса. А Верони смотрела на небо, мечтая, что когда-нибудь она полетит на самолете вместе со своими друзьями: Фетом и Тимофеем. И тогда можно будет сказать, что коты тоже летают. Фет же, как необыкновенный волшебный кот, прочитал мысли Верони и принял к сведению, что полета ему не избежать.
А еще Верони думала о том, что с родителями и друзьями хочется делиться самым фантазийным: впечатлениями, мечтами, смешными вопросами. И это хорошо, когда есть с кем делиться.
8.
Со двора доносились звуки радио. Диктор пожелал всем слушателям доброго настроения и добавил, что уже семь тридцать утра.
Верони проснулась раньше обычного, но еще лежала, сладко обнимая плюшевого удава. Одеяло немного съехало. Его край висел почти у пола. Где-то на кухне слышались шаги бабушки, которая вставала задолго до внучки, с рассветом. Пахло чем-то вкусным. Верони очень хотелось, чтобы это были сырники, и обязательно с «бубочками». Так она называла изюм. С «бубочками» вкусно много чего: и булочки, и сухарики, и даже хлеб. Но изюм отдельно есть Верони почему-то не любила.
Девочка сладко потянулась, затем перевернулась на другой бок и тут же услышала «мяу». Звук показался ей сердитым и даже раздраженным. А когда она подняла голову, то увидела серый клубок, который пытался ей что-то сказать, но раскручиваться не собирался. Фет тоже еще спал. А может уже спал после утренней трапезы. Сколько раз в день ели эти «наглые усы», не знал никто. Даже бабушка иногда терялась от способностей кота очаровать её так, чтобы тот получал разные угощения много раз. Верони глянула на Фета и сказала:
— Ах, простите, — и завернулась поудобнее в одеяло. И как только она это сделала, то сразу почувствовала мокрый нос на своей щеке.
— Фе-е-ет! — протянула девочка. — Ну ты же спал! Ладно, давай вставать. Целых семь тридцать утра сказали. А почему целых? Наверное, это половинка всё-таки
