Решение пришло с последним глотком кофе. Оно было неприятным, но казалось единственно верным. Поэтому колебание было недолгим. Улисс потянулся к телефону…
Константин и Евгений шествовали вдоль ряда магазинов. Подготовка к путешествию — дело серьезное. Ранец Евгения уже был наполнен разными полезными предметами, необходимыми в любом походе. Здесь лежали фонарики, веревки, часы, компасы, молотки, отвертки, книги, кроссворды, карандаши, гитарные струны, сухой спирт, спички, зажигалки, дорожные карты, учебник по астрономии, мемуары знаменитых путешественников, справочник «Как привлечь внимание кораблей, находясь на необитаемом острове» и много-много носовых платков.
Константин захватил с собой из дому рюкзак. В нем так же находились нужные для похода вещи: магнитофон и диски с записями ансамбля «Мистерии» для путешествий за кладами, для поездки в поезде, для наблюдения за звездами, для засыпания в лесу, для скалолазания, для отпугивания комаров, для привлечения рыбы, для внеземных контактов, для пробежек по волнам, для веселого ныряния с дельфинами, для ностальгии по дому и для прослушивания музыки ансамбля «Мистерии».
На этом друзья не успокаивались и продолжали обходить магазин за магазином, боясь пропустить что-то важное, без чего они обязательно в путешествии пропадут.
— О! — воскликнул Константин. — Нитки! Надо взять побольше. Ну там, зашить чего-нибудь или дорогу назад найти.
— Надо, — важно согласился Евгений.
Они накупили ниток и зашагали дальше.
— Вот! — оживился Константин. — Мелки! Нам нужны мелки?
— Да, — сказал Евгений.
Они взяли мелки.
— Гляди! — остановился Константин. — Флажки! Сигнальные! Как думаешь, нам придется подавать знаки флажками? Как у моряков?
— Обязательно придется, — ответил Евгений.
Они набрали флажков. Взяли также открытки — на случай, если придется подавать знаки открытками.
Посетив еще несколько магазинов, друзья умаялись.
— Пожалуй, теперь у нас есть все, что нужно, — устало заметил Константин.
— Да, — моментально согласился Евгений. — Ничего не забыли.
— Можем хоть сейчас в кругосветное путешествие, а? — Константин задорно подмигнул товарищу.
— Даже в два. — Евгений подмигнул в ответ.
Внезапно кот схватил его за крыло.
— Нам надо зайти в этот магазин, срочно!
Евгений уперся. При мысли об еще одном магазине его начинало тошнить.
— Зачем? Это же магазин гвоздей. У нас есть гвозди!
— А вдруг каких-то нет?! И мы без них пропадем?! — Константин продолжал тянуть друга за собой. — Да не упирайся ты!
Но Евгений заупрямился.
— Не хочу! Хватит с нас на сегодня магазинов! Мы уже сами как магазин!
— Ладно, не хочешь, не надо, — сказал кот. — Тогда бежим ко мне. Быстро-быстро!
— Почему быстро? — удивился Евгений.
— Потому! Быстро и зажмурившись!
— Константин, что с тобой? — забеспокоился пингвин. — Ты в порядке? Может, у тебя шок после магазинов? С самцами такое бывает. Ты только не волнуйся, я сейчас позову на помощь. — Евгений принялся оглядываться по сторонам.
— Нет-нет! — вскричал Константин. — Не смотри по сторонам! Тебе нельзя видеть…
Но было поздно. Евгений уже увидел. Он растерянно повернулся к другу.
— Да как же?.. Да что же это?..
Константин лишь разочарованно махнул лапой. Он искренне пытался уберечь пингвина от зрелища, которое неизбежно бы его расстроило. Не вышло.
На другой стороне улицы в кафе за столиком у окна сидели Лис Улисс и Барбара. Евгения с Константином они не видели, так как были всецело поглощены обществом друг друга. А самое ужасное, что Улисс держал Барбару за лапу. И держал как-то совсем не по-дружески. И смотрел на волчицу не по-дружески. И она на него — тоже. А еще они друг другу улыбались.
И все это на глазах у дрожащего Евгения.
— Что это? Как это? — снова жалобно спросил пингвин.
Константин смущенно прокашлялся и попытался примирить друга с невеселой действительностью:
— Видишь ли… В принципе… Ну, если разобраться. То никто из них тебе ничего не должен. Встречаться друг с другом — это… как бы… в общем, это их личное дело.
— Личное дело? — искренне поразился Евгений. — Барбара — это мое личное дело!
— Дружище, хочу напомнить, что сама Барбара так не считает, — заметил Константин.
— Ну и что! — возмутился Евгений. — Я же все равно надеялся! Я завоевывал ее любовь — медленно, но верно. А тут… этот… друг. — Последнее слово он произнес с отвращением.
Константин натянуто улыбнулся и неосторожно ляпнул:
— Да ладно тебе, какая может быть дружба при сердечных делах.
Это была ошибка. Евгений вздрогнул, его глаза увлажнились, он задрожал и произнес:
— Ненавижу вас всех. Не хочу больше ни с кем дружить.
Пингвин развернулся и зашагал прочь. Константин бросился за ним.
— Ты что, расстроился? — затараторил он. — Это же такая ерунда, если вдуматься. Чепуха. Не стоит и гроша. Да ты знаешь, сколько еще у тебя в жизни будет таких барбар! Вот вернешься богатым и мудрым, и все барбары сами к тебе прибегут!
Евгений не отвечал. Да и сам Константин понимал, что говорит глупости, которые друга не утешат. Но все равно продолжал их говорить. Молчать он боялся, чтобы не прислушиваться к внутренним ощущениям. А они были однозначны — происходило что-то ужасное.
В это время Берта сидела на уроке и даже не пыталась слушать учителя-медведя. На душе было тревожно, но она не могла понять почему. В школу она пришла в самом радужном настроении, ведь завтра в дорогу с Улиссом, а последний день в классе можно тайно от всех радоваться и торжествовать. Она для того и пошла — чтобы радоваться и торжествовать. Но сейчас ей почему-то было неспокойно.
Берта прислушалась к себе, но ничего существенного не услышала. Тогда она принялась искать причины беспокойства во внешнем мире. И довольно быстро нашла. Когда тебе смотрят в затылок, это всегда чувствуешь. А в затылок Берты упиралось не меньше десятка взглядов. Причем стоило ей перехватить какой-то из них, как застуканный на месте преступления одноклассник немедленно переводил глаза на что-нибудь другое. И все равно Берта успевала прочесть в этих взглядах у кого жалость, а у кого злорадство. Один раз ей даже показалось, как кто-то из подружек произнес «Бедняжка Берта», а в ответ прозвучало несколько сочувственных вздохов.
Берта нахмурилась. Это она-то бедняжка?! Да она счастливица! Опять ей все завидуют, вот в чем дело! Но эта мысль ее не убедила, и тревога возросла. С трудом дождавшись звонка, Берта перехватила ежиху Дору, зажала ее в углу класса и потребовала объяснений:
— Ну-ка выкладывай, что это вы все на меня уставились!
Дора старалась не смотреть подруге в глаза.
— Мы уставились? — с неловкостью переспросила она.
— Еще как!
— Берточка, бедная моя, ты не подумай, мы все понимаем!
Берта охнула.
— Бедная? Что ты несешь?!
— Ты только не волнуйся. Мы все тебя поддерживаем и жалеем. Все самцы — сволочи!
— Какие самцы?! Какие сволочи?! Почему меня надо жалеть?!
— Не знаю, стоит ли тебе говорить… — замялась Дора.
— Только попробуй не сказать! — пригрозила Берта.
— Наверное, надо сказать, — решилась Дора. — Нехорошо, если ты не знаешь… А ты, похоже, не знаешь…
Берта стала закипать.
— Если ты сейчас же не скажешь, в чем дело, я тебе все колючки повыдергиваю, — прошипела она.
Дора вздохнула и сообщила:
— Мы вчера видели твоего Улисса на набережной… Он был не один…
У Берты на душе стало кисло.
— Продолжай, — мертвым голосом произнесла она.
— Он прогуливался с волчицей. Она, кстати, вполне даже эффектная самочка.
— Мало ли, с кем он прогуливался, — выдавила из себя Берта. — Может, просто знакомую встретил.
Дора посмотрела на подругу с жалостью. Берте захотелось ее убить.
— Нет, — сказала ежиха. — Так прогуливаются только влюбленные.
Берта не ответила. В ее душе пожар сменялся на наводнение, которое почти сразу сменилось на пожар.
— Я пойду, ладно? — пискнула Дора и выскользнула из угла.
Берта стояла, уставившись в одну точку. Какое крушение… Какой позор…
Было больно. От предательства Улисса. От разрушенных иллюзий. И больше всего — от жалости окружающих. Последняя становилась уже совсем невыносимой. Прочь, прочь отсюда! Берта схватила портфель и, глотая слезы, выбежала из класса. В голове стучала только одна мысль: «Ненавижу! Ненавижу!»
Именно в этот момент у Улисса в кафе, где он рассказывал Барбаре о поисках карты саблезубых, начались неприятности. Волчица выслушала рассказ с горящими глазами, а затем возбужденно воскликнула:
— Что же я сижу! Надо собираться — завтра в дорогу, а у меня ничего не готово!
