Тут я чуть не подпрыгнул. Я вспомнил о Пугачёве, про которого рассказывал тот же Геннадий Иванович! Об отрядах Пугачёва здесь, у нас. А если это на самом деле Пугачёв? У меня выскочил пот. Я даже язык себе прикусил, стараясь не выдать накинувшегося волнения. Золото бунтовщицкое так ведь и не нашли!
А что, если так: старый учитель истории искал метеорит и наткнулся на клад Пугачёва? Тогда времена были лихие, он решил попридержать информацию, а потом умер неожиданно… А клад там до сих пор лежит!
— Так и быть, — гадким голосом сказал мой брат. — Когда возьмём метеорит, я тебе десять процентов выделю!
И Сенька покровительственно похлопал меня по щеке.
— Послушай теперь меня, — негромко сказал я. — Послушай и не перебивай. То, что я скажу, — это очень важно. Ты сейчас возьмёшь эту кожу и спрячешь её. Не знаю где, но спрячешь. А где-то через неделю мы этим займёмся. Понял?
— Я займусь, — сказал он. — Я займусь. Нет, конечно, ты можешь мне помогать…
Я поймал его за шею, рывком притянул к себе — чуть лбами не стукнулись. Сказал. Спокойно так, не повышая голоса:
— Слушай меня. Если Озеров узнает, что это ты его музей бомбанул, он тебе ноги выкрутит. Ты понял?!
Сенька дёрнулся, но я прихватил его покрепче и нажал сильнее.
— А Озеров может узнать! Он это может влёгкую узнать! Ты понял?!
— Да! — плаксиво пискнул он. — Понял! Понял я…
Я оттолкнул его, он стукнулся об полку, на пол свалилась книга. «Последняя война». Прощай, профессор Блэксворт. Редкая дрянь.
— Пошёл вон, — сказал я.
— Ты чего? — обиженно сказал Сенька. — Да я так просто… Как хочешь… Я и хотел тебе предложить, но если ты так хочешь, то пусть всё будет так…
Сенька стал вдруг послушным и спокойным и даже маленьким, таким, каким и надлежит быть младшему брату.
— Пошёл вон, — повторил я.
Снаружи что-то брякнуло, Сенька скупым движением кулака смял кожу, затем спрятал её в карман. Ну хоть не съел.
— Завтра договорим, — сказал я.
Сенька кивнул, поднял книжку, вернул её на полку и исчез.
Клад — это хорошо, думал я. И метеорит — это тоже хорошо. И вообще всё хорошо. Всё хорошо.
Я думал. Как мы будем искать метеорит, то есть клад, как мы будем его откапывать и заявлять на него права, как будем тратить полученные деньги, я фантазировал и придумывал и не мог никак остановиться, и постепенно мне стало казаться, что всё это сон. Что Сенька, и его кожа, и весь этот рассказ — это всё мне приснилось, привиделось на границе сознания, я устал от всех этих мыслей и уснул снова.
Я проснулся во второй раз, почувствовал на лбу шершавую холодную руку. И сразу понял, что это бабушка.
— Всегда знала, что мой сын — кретин, — сказала бабушка. — Но никогда не думала, что такой.
Я вспомнил про клад, и мне в голову пришло, что никакого клада-метеорита нет, Сенька решил меня разыграть. Каким-то образом он узнал, что я его разыграл с ошейником, и решил в ответ разыграть меня. И теперь я попадаю в довольно сложную ситуацию. Что мне делать? Продолжать ему подыгрывать или сказать, что я обо всём догадался?
Ладно.
— Ты что? — Бабушка взяла меня за подбородок, повернула к себе: — Голова не кружится? Не тошнит? Сколько пальцев видишь?
Бабушка сунула мне под нос два пальца.
— Восемь, — ответил я.
— Всё в порядке, — с облегчением выдохнула бабушка. — Сотрясения нет. Ну-ка, лежи спокойно…
Бабушка подцепила меня за веки, блеснула бодрым глазом.
— Головой ты, конечно, стукнулся, — сказала она, — сосуды полопались. Но ничего страшного, полежать придётся. Какое-то время. Я думаю, ты давно заболел, ты мне давно не нравился. Ты жар чувствовал?
— Иногда…
— Иногда. А вдруг это грипп начинался? Когда чувствуешь жар в голове, то надо идти к доктору, а не по лесу разгуливать. Может плохо кончиться. А пока ты должен лежать.
— Буду лежать, — пообещал я. — Полежу.
— Вот и хорошо, — сказала бабушка. — А теперь лекарства.
Бабушка достала из кармана пузырёк с английскими надписями, по виду жутко дорогой, встряхнула, набрала в ложку белой ароматной жидкости. Сунула мне. Жидкость была вкусная.
— Антибиотики, — пояснила бабушка. — Теперь ничем не заболеешь.
— Никогда? — спросил я.
— Никогда, — ответила бабушка.
Она оглядела мою комнату, скептически покривилась. Затем уставилась на меня с прищуром:
— Ну и что? Что там произошло?
— Заблудились…
— Заблудились, — покивала бабушка. — Где там блудиться-то? В двух соснах, в трёх берёзах? Там негде блудиться, дорогой, негде. Что на самом деле произошло?
— Да то и произошло на самом деле, заблудились, как первоклассники…
Бабушка приложила к губам палец.
— Тогда я могу сама тебе рассказать. — Она встала с кровати и села на табуретку напротив меня. — Я могу сама.
Глаза у бабушки были молодые-молодые, я это вдруг только сейчас заметил. Даже прожилок красных не было. А вот у матери уже прожилки, причём неслабые.
— История очень глупая, — сказала бабушка. — Я закурю, ты не против?
Я не успел ответить, как бабушка уже закурила.
— Началось всё с того, что один дурак инженер работал две недели без перерыва, потому что его, видите ли, попросили. Его попросили, а отказать он не мог. И некто… попал в реанимацию. А его начальник сказал, что проблема решаема. Вполне. У него есть сын, странный мальчик, его почему-то все не любят, особенно в чужом городе. И неплохо будет, если с ним кто-нибудь подружит…
Бабушка очень хорошо говорит. Складно и умно, почти как по телевизору.
— И вот один мальчик начинает дружить с другим мальчиком, хотя ему этого совсем не хочется. Очень скоро мальчик решил, что ему всё это надоело. Он себя очень плохо чувствовал. Даже не из-за того, что ему приходилось дружить со странным мальчиком, а из-за того, что он чувствовал, что его предали…
— Никто меня не предавал, — буркнул я.
— А при чём здесь ты? — Бабушка затянулась. — Я не про тебя говорю, я говорю про одного мальчика. Мне продолжать или тебе неинтересно уже?
— Интересно. Чуть-чуть…
— И вот постепенно один мальчик начал думать, что неплохо бы от другого, странного, мальчика избавиться. На это было две причины. Во-первых, он с ужасом представлял, что ему придётся с кем-то постоянно водиться, а ему этого совсем не хотелось. Во-вторых, он задумал сделать это назло. Впрочем, вполне может быть, причин было и больше. Вполне может быть… Ну, это совсем неважно. Как оказалось, избавиться от странного мальчика можно довольно легко. Даже ничего особенного придумывать не нужно, всё будто само толкает под руку…
— Ба, — я зевнул, — слушай, я устал немного и спать хочу. Давай ты мне потом эту историю доскажешь, а?
— Да, конечно. — Бабушка затушила сигарету. — Мне всё равно пора уходить. Скоро твои родители придут, а я их не хочу видеть.
Бабушка встала.
А я на самом деле опять хотел спать. И уснул.
Я проснулся в третий раз и обнаружил — со мной на диване спит одетый Вырвиглаз, выглядел он мерзко: морда синяя, лысая, с красными пятнами, а в складках кожаной куртки застряло огромное количество мелких головастиков с лапками. От Вырвиглаза пахло тиной и рыбой.
Отличное пробуждение номер три. Да ладно, на самом деле отличное. Я дома. Всё кончилось.
Я вздохнул и попробовал почувствовать в себе пустоту, или обречённость, или жалость к себе из-за бездарно проходящей жизни, или какую-никакую тоску и печаль, или стыд за произошедшее.
Но ничего я не почувствовал, мне было хорошо и злобно. Сегодня, в это утро, всё не казалось мне ни скучным, ни безрадостным. Даже будущее, даже оно было вполне удобоваримым.
Я поднялся. Ноги держали. Голова не качалась. Горизонт не заваливался. Я отправился умываться и долго умывался, а когда вернулся, Вырвиглаз уже открыл глаза. Дышал тяжело и надсадно.
— Я тебя не ходил искать, — сразу же сообщил он. — Что мне, делать нечего? Я не жаба, по болотам прыгать.
— Ничуть не сомневался.
— А суета поднялась, — сказал с удовольствием Вырвиглаз. — Все искали. Даже экстрасенса хотели вызывать, да он, жаба, денег запросил. Вертолёт гоняли с утра до вечера, спелеологов вызывали — они в провалы опускались, теперь твоему папаше до конца жизни не расплатиться!
Вырвиглаз счастливо хохотнул.
— А я им говорю, чего вы его ищете, ничего с ним не случилось, могу поспорить — специально всё это устроил, жаба…
Тут он увидел себя в зеркале, замолчал, затем принялся выковыривать из себя головастиков, головастики падали на пол.
— Что, хмурое утро? — поинтересовался я.
— Хмурее не бывает, — выдавил Вырвиглаз. — В батор вчера опять… не пошёл, пришлось вернуться на точку. А там уже все рассосались, одни коряги остались, знаешь, такие…
Вырвиглаз выразительно замолчал, снял с себя молодую мёртвую лягушку, посмотрел ей в глаза. В принцессу она не превратилась, Вырвиглаз вышвырнул её в окно.
