— Я всегда держала ее в курсе всех дел. Директор школы должен иметь глаза и уши…
Константин Семенович насторожился, хотя в голове по-прежнему бродила мысль: «Где же телефон Ивановой?»…
— Среди учителей… — вкрадчиво закончила фразу Лизунова. — Уверяю вас, Константин Семенович, что учителя не святые. Это очень сложные люди. Часто они говорят совсем не то, что думают… А что они делают, когда их не видит руководитель?.. Уму непостижимо!
— Зачем вы говорите мне об этом? — холодно спросил Константин Семенович.
— Если вы хотите знать, чем занимаются ваши подчиненные…
Не раз и не два встречался в своей жизни Константин Семенович с так называемыми отрицательными людьми, и, как правило, с первого взгляда они не производили отталкивающего впечатления. Наоборот, вначале даже казались хорошими, добрыми и честными людьми. И только потом, столкнувшись с ними на деле, начинал он понимать их истинную сущность. Впрочем, бывало и так, что раскрывались они нечаянно, вдруг — благодаря какому-либо необычному, заставшему их врасплох случаю. Но всегда эти люди действовали за спиной… И вот теперь перед ним сидел как раз такой человек… но — без маски! У которого «всё написано на лбу». Возмущаться ее словами нельзя. Всё равно не поймет и истолкует по-своему… и допустить работать в школе — тоже нельзя. Это значило бы совершить преступление.
— Давайте лучше поговорим о деле, — остановил он химичку. — Вы знаете, что наша школа будет опытной?
— Ну, конечно, знаю! Я всегда и всё знаю, Константин Семенович. Я знаю, например, что вы работали в школе имени Ушинского и у вас там были неприятности… Но я вам сочувствую всей душой! Склочники, клеветники и завистники встречаются на каждом шагу. Очень трудно уберечь свое честное имя… Вам, наверно, и про меня уже успели наговорить бог знает что! Не верьте, Константин Семенович. Никому не верьте! Про вас я тоже много чего наслушалась, но ничему не верю!
— Товарищ Лизунова, мне совсем не интересно, что вы слышали про меня. Вы знаете, что наша школа будет школой продленного дня?
— Комната продленного дня, — поправила Лизунова директора.
— Нет, школа. Вся школа. Мы будем начинать работу в девять или даже в восемь утра и заканчивать к девяти часам вечера.
— Не-ет… первый раз слышу…
— Вечерами вам придется вести научно-исследовательскую работу в химической лаборатории. Вы справитесь с такой работой?
— В пределах программы? — неуверенно спросила Лизунова.
— Нет. Значительно шире. Химическая лаборатория будет связана с производством. Придется делать анализы, испытывать материалы. Одним словом, объем работы очень большой.
— Но с какой стати! Я учительница химии, и на моей обязанности…
— Значит, вы не справитесь? — перебил ее Константин Семенович.
— Почему не справлюсь? Я двадцать один год работаю в советской школе! — с беспокойством заговорила учительница. — Предмет свой я знаю…
— Теперь школа опытная, — вставил Константин Семенович.
— Ну и что! Пускай опытная, но учебная программа остается прежней. Я узнавала в роно. Там сказали мне, что никаких изменений программы, никаких сокращений…
— Да. Сокращать мы не собираемся.
— Всё равно. Изменить утвержденную программу… — взволновалась Лизунова. — Как можно… Тем более нельзя увеличивать. Программа и без того перегружена!
— Я не понимаю, почему вы волнуетесь? — спросил Константин Семенович. — Вы перейдете на работу в другую, обычную школу. Химики везде нужны.
— То есть как в другую школу? Что это значит?
— Повторяю: не теряйте даром времени и устраивайтесь в другую школу, — сразу, уже без всякой дипломатии отрубил Горюнов. — До начала учебного года еще далеко.
Удар был неожиданный, но учительница была к нему готова и не растерялась ни на секунду. Готовность эта выработалась в ней за двадцать лет работы в школе, за двадцать лет интриг, наушничества, стычек с учениками и оскорбленными коллегами, а также — невольным ощущением расплаты.
— Ну нет! — твердо заявила она и встала. — Из этой школы я никуда не уйду. Меня здесь все знают и любят.
— Вполне возможно, — спокойно возразил Константин Семенович, — но я вам всё-таки советую подумать. Если вы не справитесь с работой и вас придется увольнять в середине учебного года, вы подорвете свой преподавательский авторитет. Подумайте, посоветуйтесь…
Всё это произошло так неожиданно и быстро, что Лизунова даже не успела рассердиться по-настоящему. Выйдя из кабинета, не взглянув на секретаря, она торопливо миновала канцелярию и, сильно хлопнув дверью, скрылась. «Что это значит? Без конфликта, без всякого повода с моей стороны», — думала она, останавливаясь в вестибюле.
Куда идти? Кому жаловаться? Уволить! За что? Опытная школа, научно-исследовательская работа… Всё это пустой предлог, придирка. Она имеет диплом и звание, и это дает ей право работать в любой советской школе. Ясно, что ему наговорили про нее всяких гадостей.
Прекрасно понимая, что ее позиция неприступна, а у директора нет ни прав, ни оснований для увольнения, Лизунова постепенно начала успокаиваться. Ей ли не знать трудовых законов? Любой суд встанет на ее сторону и немедленно восстановит на работе, если директор действительно попытается привести свою угрозу в исполнение. «Пускай сначала напишет приказ, а тогда будем разговаривать», — решила Лизунова.
После ухода Лизуновой Константин Семенович ненадолго задумался, затем, пробормотав: «Да, эта будет в самый раз», — разыскал в записной книжке нужный номер телефона и позвонил:
— Кто у телефона? Это Катя Иванова?
— Нет. Я мать. Вам нужна Катя? Сейчас я ее позову…
Пока мать ходила за дочерью, в памяти Константина Семеновича встал образ вдумчивой, высокой, с курчавыми волосами и скуластым лицом семнадцатилетней девушки. Такой он знал ее почти семь лет назад. С тех пор она, конечно, сильно изменилась. Катя увлекалась химией, и не случайно Константин Семенович вспомнил о ней с приходом Лизуновой.
В трубке раздались звуки шагов, щелчки и голос:
— Я слушаю!
— Это Катя?
— Да.
— Извините меня, Катюша, но я не знаю, как вас величать?
— Михайловна. А кто это говорит?
— Ваш старый учитель и друг…
— Ой! Константин Семенович! Это вы?
— Узнали?
— Узнала! Я по голосу вас узнала. Как хорошо! Вот… Теперь я… я так обрадовалась, что не знаю, что и сказать… растерялась, как в первый день… Помните, когда вы меня спросили про пятерки?
— Катюша… Извините, Екатерина Михайловна…
— Ну что вы, Константин Семенович! Для вас я всегда буду Катя или… как вам нравится.
— Это мы решим при встрече. Увижу вас и сам определю. Вы давно в Ленинграде?
— Третий месяц.
— И надолго?
— Надолго. Я в аспирантуру приехала. Константин Семенович, я была в нашей школе и там узнала… Неужели вы работаете в милиции?
— Вас это огорчило?
— Скорей удивило. Не могу представить вас в милицейской форме. В школе очень много перемен… Наталья Захаровна ушла на пенсию. Вместо нее какая-то странная особа… Варвара Тимофеевна в другой школе.
— Катюша, сегодня вечером у вас есть свободное время? Приходите ко мне — поговорим. Адрес вы знаете. Я буду дома часов в восемь.
— Спасибо! Обязательно приду!
— А сейчас мне нужно идти… на допрос. Буду докрашивать одного директора, как он относится к коммунистическому воспитанию.
Катя не поняла шутки:
— Наверно, сынка плохо воспитал?..
Удивительно теплое, почти отцовское чувство к Кате вызвал в душе Константина Семеновича этот краткий разговор с ней по телефону. Чувство это было значительно больше того, какое испытывает обычно учитель при встрече через несколько лет после школы даже с самым хорошим своим учеником. В Кате Константин Семенович запомнил прежде всего человека.
К шефам попасть было не просто. В проходной потребовали паспорт и долго звонили к начальству.
Получив пропуск и выйдя на двор завода, Константин Семенович сразу вспомнил, что здесь ему приходилось бывать. Года два тому назад на рынке были задержаны два молодых человека, продававшие в большом количестве сверла. Следствие привело его на этот завод, и здесь удалось установить, каким образом похищались не только сверла, но и другие инструменты.
Слева, в длинном двухэтажном здании разместились дирекция и отделы управления заводом. В комнате комсомольского комитета, куда зашел поговорить Константин Семенович, одиноко сидела за пишущей машинкой девушка и одним пальцем отстукивала протокол.
— Здравствуйте! А где же руководство?
— В цехе, — ответила девушка, не поворачивая головы. — Скоро придет.
Заканчивая печатать фразу, она сделала еще несколько ударов и посмотрела на Константина Семеновича: