«Он спокойно сидит и смотрит в окно. Очень мило! А надо что-то делать. Надо подумать, действительно ли строги мы с Анечкой или нет?» - размышляла она.
Папа смотрел в окно. Но довольно часто он поворачивался, бросал взгляд на маму и думал:
«Она сидит и спокойно шьет. Как это мило! Нам надо что-то предпринять. Действительно ли мы очень строги с Анечкой или нет?»
Когда мама подняла голову от шитья и в это же время отец оглянулся, их взгляды встретились, и мама с упреком сказала:
- Ты... ты очень строг с Анечкой. И ты должен это понимать! И я сейчас не могу не сказать тебе об этом. Ты кричишь, сердишься на нее из-за всякого пустяка или уходишь в другую комнату и упорно молчишь. Подумай об этом! Теперь вы останетесь вдвоем, так что вам придется найти общий язык.
Отец встал, прошел от окна до двери, но в комнату дверь не открыл. Там спит Анечка. Сегодня, когда она пошла спать, она походила на испуганного зайчонка и во сне даже вскрикивала.
- Конечно, найдем, - ответил отец и сел за стол рядом с мамой. - Мы будем вместе хозяйничать... Ты сказала Анечке, что поедешь в родильный дом, чтобы привезти ей братика?
- Сказала. Если бы ты видел, как она ликовала! Только братика я ей не обещала. Пока неизвестно, кто у нас родится.
Отец молчал и был счастлив, что Анечка обрадовалась тому известию, о котором сообщила ей мама.
Только теперь ему захотелось все рассказать ей о собрании: как родители сидели за партами, какие у Анечки хорошие тетради по чистописанию и по математике, какие занимательные рисунки она делает, как красиво их раскрашивает. Особенно запомнился папе один рисунок: двор, домик, перед ним сидит дедушка, на коленях у него девочка, рядом на стульчике сидит бабушка, у ее ног кошка и собака... и все это в голубых тонах... Наверное, это вечер в Цитове... Учительница похвалила Анечку, сказала, что она прилежная девочка и хорошо учится. Потом папа упомянул, как учительница беседовала с ним и с пани Шлехтовой, когда все ушли.
- Мы неправильно поступали. Мы не воспитывали в Анечке сердечность к людям. И это будет ей в жизни мешать. Нельзя, чтобы она дралась с соседским мальчиком. Да и пани Шлехтова должна сделать внушение сыну.
Утром Анечка проснулась радостная, словно ей снились прекрасные сны. Возможно, она во сне слышала, как проходило школьное собрание.
Она прибежала на кухню босая, щечки розовые, в глазах искрилась радость.
- Наверное, ты хорошо выспалась, - сказала мама.
- Хорошо. И проснулась уже давно. Слышала, как папа пошел на работу, как он говорил, что ты - хорошая мама, и что я хорошая, и он тоже хороший.
Анечка весело засмеялась.
- Папа у нас хороший? - испытующе спросила мама.
- Конечно! - ответила Анечка без раздумья. И потом продолжала: - Папа ушел, и я снова уснула. Тогда приснилось мне, что у меня уже есть братик. Будто сидим все мы на кухне и пьем чай.
Анечка говорила о братишке с такой уверенностью, что мама не стала ее разуверять, а про себя подумала:
«Пусть мечтают о мальчике, а мне - все равно».
- Мы назовем его Ондржеем, ладно, мамочка? - не умолкала Анечка, собираясь тем временем в школу.
Она надела ранец, поцеловала маму и на прощание прочитала ей стишок:
Сидел бы ты дома,
Ондржейка, Ондржей!
Снегом завалит
До самых ушей!
Всюду белый снег искрится, -
На деревьях, на лугах.
Наш Ондржейка в санках мчится.
Искорки блестят в глазах.
Потом Анечка сделала низкий театральный поклон, так что в портфеле у нее загремели карандаши в пенале, кубики с буквами, и бросилась вниз по лестнице.
На улице ее пронизал холодный ветер, едва не сбил с ног. Снега пока еще не было. Но дети уже учили стихотворения к зиме, чтобы встретиться с ней как надо.
В классе было тепло. Под потолком светились белые стеклянные шары. На учительнице был синий халат в крапинку с белым воротничком. Он ей очень шел. Настроение у нее было хорошее.
Первым уроком был счет, или математика. Теперь уже все знали это слово. Дети учились считать до семи. Когда они овладели счетом, учительница спросила, кто знает, какое сегодня число.
Как всегда, это знали Юленька и Енда Калина.
- Сегодня седьмое ноября, - сказал Енда.
- Это правильно? - спросила учительница.
- Да, - подтвердила Юленька, - сегодня седьмое ноября. - Она была дежурной и вела классный календарь.
- Кто знает, какой сегодня день?
Ольда поднял руку и сказал, что четверг.
Но учительница спрашивала не об этом. Она имела в виду совсем другое. Ее интересовало, знает ли кто-либо из детей, чем знаменателен день седьмого ноября.
Об этом не знал никто. Даже Юленька об этом не знала, и Енда Калина тоже.
Тогда учительница рассказала, что седьмого ноября 1917 года в России произошла революция. Рабочие прогнали помещиков и капиталистов и сами стали управлять страной. Все трудящиеся отмечают день Седьмого ноября как большой праздник. А все буржуи, где бы они ни были, боятся и ненавидят этот день. Они знают, что и рабочие их стран когда-нибудь поступят так же.
- А куда они денутся? - спросил Руда Кагоун.
- Куда они пойдут, когда их выгонят? - недоумевала Лида.
- Пусть идут куда хотят, - сказал с разрешения учительницы Ольда Воячек, - нам буржуев не надо.
Учительница с ним согласилась, но добавила, что трудящиеся выгонят капиталистов и помещиков только с их заводов, фабрик, дворцов, земель. Но если те захотят работать, как остальные, то пусть работают.
В конце второго урока - это было пение - в первый «А» класс пришли пионеры.
А что они принесли в корзине?
Снова подарки! Каждому ученику вручили лампион - иллюминационный фонарик. Был он большой, пестрый и растягивался, как гармошка.
- Мы можем взять это домой? - удивилась Лидушка Стршибрна.
- Да, - подтвердила учительница, - каждый из вас установит в фонарике свечку, и все мы вечером пойдем на манифестацию, посвященную празднику Седьмого ноября.
«Какой сегодня прекрасный день, - думала по дороге домой Анечка, - Седьмое ноября!»
Она с интересом рассматривала красный фонарик-гармошку, прикрепленную проволочкой к концу белой деревянной палки.
Дома мама помогла Анечке прикрепить свечку, и та начала то зажигать, то гасить ее. Зажигала и гасила. Так что вечером, когда надо было идти на манифестацию, от свечки остался жалкий огарок, который уже невозможно было зажечь.
Какое это было несчастье!
Другой свечки у мамы не оказалось. Обыскали все, что было можно. Магазин напротив только что закрылся.
Выло шесть часов.
Но ведь в шесть надо быть у школы!
По улице уже шли дети с белыми палочками, на которых весело покачивались на ветру цветные лампионы.
«Что нам делать? Как нам быть? Как же я не сберегла свечку?» -переживала Анечка.
В этот момент в дверь позвонили.
- Ты готова? Пошли вместе! - раздался голос Павла.
Он стоял в дверях, размахивая фонариком.
- У меня нет свечки, - призналась Анечка. - Она сгорела. Я играла с ней, играла... и она у меня сгорела.
Павел сунул руку в карман. С минуту поколебался, помялся на месте.
- Возьми! У меня две! - достал он из кармана и протянул Анечке красивую красную свечку. Она была витая, длинная и блестящая - не налюбуешься!
Павел и Анечка вместе побежали в школу и вместе встали в один ряд.
И вместе отметили праздник Седьмого ноября.
А сколько было фонариков! Желтых, оранжевых, красных, больше всего красных. И вероятно, самый яркий красный фонарик был у Анечки. Это, наверное, потому, что у нее был красный лампион и красная свечка.
А кто ей эту свечку подарил?
Мальчишка с взъерошенными волосами, веснушчатым носом, крикун и озорник из их дома, который в день первого сентября столкнул Анечку с парты, потом пожаловался на нее, что она написала на стене единички...
Как же так можно?
Что же случилось с Павлом? Неужели он так быстро исправился?
А может быть, все это он сделал ради корзиночки, которая ждет его с того памятного первого сентября на полочке в учительском шкафу!
Как Анечка с папой варили обед и в это время их позвали к телефону
Учительнице все стало известно. На другой день, когда в школе рассказывали о шествии с фонариками, она похвалила Павла за то, что он помог Анечке.
Павел ждал, с надеждой ждал, что сделает учительница. Вспомнит ли она? И действительно, она подошла к шкафу. Но сколько раз она это делала, пока там стояла корзиночка Павла! Она открыла шкаф, подняла руку... Корзиночка стояла на верхней полочке с краю! Взяла ее и поднесла к первой парте, где сидел Павел.
- Сколько ты тут простояла, корзиночка, сколько прождала?! - сказала она, глядя на желтую грушу, лежащую сверху. - Эту грушу нам пришлось дважды заменить, потому что та первая уже давно бы испортилась.
